Содержание статьи

СТРУКТУРАЛИЗМ, интеллектуальное движение, для которого характерно стремление к раскрытию моделей, лежащих в основе социальных и культурных явлений. Методологическим образцом для структурализма служит структурная лингвистика – наиболее влиятельное в 20 в. направление в науке о языке. Лингвист пытается в явном виде описать скрытые противопоставления, структуры и правила, которые делают возможными языковые высказывания, тогда как структуралист рассматривает одежду, литературу, этикет, миф, жесты как многочисленные «языки», на которых общаются представители той или иной культуры; он пытается выделить скрытую систему противопоставлений, которые в каждом случае определяют структуру конкретных действий или объектов.

Наиболее широко распространенный и влиятельный в таких областях, как лингвистика, культурная антропология и литературоведение, структурализм нашел свое выражение и в других сферах. Центральные фигуры движения – лингвист Р.Якобсон , антрополог К.Леви-Строс и литературовед Р.Барт , однако с ним ассоциируются и другие имена, включая исследователя детской психологии Ж.Пиаже (1896–1980), специалиста по интеллектуальной истории М.Фуко (1926–1984) и психоаналитика Ж.Лакана (1901–1981). Успех движения способствовал развитию семиотики (науки о знаках, см . СЕМИОТИКА), т.е. анализа различных явлений в терминах знаковых систем. Как интеллектуальное движение, выходящее за рамки лингвистики, структурализм был особенно влиятелен во Франции в 1960-х годах.

Истоки.

Отцом структурализма обычно считается Ф. де Соссюр (1857–1913), основоположник современной лингвистики. Соссюр ввел различие между реальными актами речи, или высказываниями (фр. parole), и лежащей в их основе системой, которой человек овладевает при обучении языку (фр. langue). Он доказывал, что лингвистика должна сосредоточиться на последней и описывать структуру этой системы путем определения ее элементов в терминах их взаимоотношений. В предшествующий период лингвистика уделяла основное внимание исторической эволюции элементов языка; Соссюр же настаивал на том, что синхронная, или синхроническая лингвистика – изучение языковой системы безотносительно ко времени – должна получить приоритет перед диахронической, или исторической лингвистикой. Исследуя язык как систему знаков, структурная лингвистика выявляет противопоставления, создающие значения, и правила комбинирования, управляющие построением языковых последовательностей.

СТРУКТУРАЛИЗМ В ЛИНГВИСТИКЕ

Лингвистика стала областью науки, в которой структурные идеи распространились быстрее всего и заняли во многих странах господствующее положение. Курс общей лингвистики Ф. де Соссюра (1916) оказал сильное влияние на многих языковедов. Для лингвистов стран Центральной и Восточной Европы большое значение имели также идеи польского и русского ученого И.А.Бодуэна де Куртенэ (1845–1929), которого также иногда относят к числу основателей структурализма. В 1910–1930-х годах сложился ряд научных школ, которые в той или иной степени могут быть отнесены к структурной лингвистике. В Швейцарии возникла Женевская школа во главе с коллегами Ф. де Соссюра и издателями его курса Ш.Балли (1865–1947) и А.Сеше (1870–1946). В Дании сложилась Копенгагенская школа, или глоссематика , во главе с Л.Ельмслевым (1899–1965). В Чехословакии к концу 1920-х годов сформировался Пражский лингвистический кружок , в котором объединились чешские ученые В.Матезиус (1882–1945), Б.Трнка (1895–1984) и др. и эмигранты из России – Р.Якобсон, С.Карцевский (1884–1955), вскоре переехавший в Женеву, и живший в Вене Н.Трубецкой (1890–1938). Во Франции наиболее влиятельными лингвистами стали Э.Бенвенист (1902–1976) и А.Мартине (1908–1999). В Англии образовалась Лондонская школа во главе с Дж.Р.Ферсом (1890–1960). В этих и некоторых других европейских странах работали также видные лингвисты, не создавшие своих научных школ: в Польше Е.Курилович (1895–1978), во Франции Л.Теньер (1893–1954), в Англии А.Гардинер (1879–1963). В Германии и Австрии, где очень сильны были традиции науки 19 в., структурализм не стал господствующим направлением в лингвистике; близок к нему был видный лингвист и психолог К.Бюлер (1879–1963).

В США лингвистика во многом развивалась помимо европейских канонов, но независимо от идей Ф. де Соссюра там сложились школы, достаточно близкие к европейскому структурализму. Традиции этих школ восходят к видному антропологу и лингвисту Ф.Боасу (1858–1942). учениками которого были оба основателя ведущих школ американской лингвистики 1920–1950-х годов: Л.Блумфилд (1887–1949), основатель школы дескриптивизма, и Э.Сепир (1884–1939), основатель школы этнолингвистики (последняя школа по ряду вопросов выходила за рамки структурализма). Первая из этих школ была более многочисленной; в нее входили Б.Блок (1907–1965), З.Хэррис (1909–1992), Ч.Хоккет (1916–2000) и др. Впрочем, следует иметь в виду, что две школы американского структурализма интенсивно взаимодействовали между собой, а ряд исследователей, например К.Пайк (1912–2000), могут быть отнесены к обеим школам. Из азиатских стран структурализм получил развитие в Японии, где был представлен, в частности, С.Хасимото (1882–1945); однако он не стал там господствующим направлением.

В СССР термин «структурализм» до 1950-х годов не был принят, однако ряд ученых был близок по своим идеям к Пражскому кружку: Н.Ф.Яковлев (1892–1974), Г.О.Винокур (1896–1947). А.М.Сухотин (1888–1942), П.С.Кузнецов (1899–1968), А.А.Реформатский (1900–1978), В.Н.Сидоров (1903–1968), отчасти Р.И.Аванесов (1902–1982) и А.И.Смирницкий (1903–1954). Особое место занимали ученики И.А.Бодуэна де Куртенэ: Л.В.Щерба (1880–1944) и Е.Д.Поливанов (1891–1938). Всем этим ученым приходилось вести борьбу с последователями «нового учения о языке» Н.Я.Марра и эпигонами лингвистики 19 в. С 1950-х годов началось интенсивное освоение идей западного структурализма, важный вклад в которое внесли С.К.Шаумян (1914–2007), И.И.Ревзин (1929–1974), А.А.Зализняк (р. 1935), И.А.Мельчук (р. 1932) и др.

Все структуралисты в лингвистике принимали (иногда с некоторыми видоизменениями) ряд идей, выдвинутых Ф. де Соссюром. Это разграничение языка и речи и сосредоточение лингвистики на изучении именно языка; понимание языка как системы знаков, разделение лингвистики на синхроническую и диахроническую с приоритетом, отдаваемым первой (хотя многие структуралисты занимались и историей языка), стремление к рассмотрению системы языка в целом и выявлению системных отношений между языковыми единицами. Большинству структуралистов был в той или иной степени свойствен подход к языку как к явлению, изучаемому извне, без обращения к психологии и самонаблюдению, рассмотрение языка вне говорящего и слушающего (исключение составляли К.Бюлер, Э.Сепир, Е.Д.Поливанов, отчасти А.Гардинер, Л.В.Щерба). Типично для структуралистов стремление к точности, строгости и непротиворечивости описания, доходившее на позднем этапе развития структурализма до активной его математизации и построения формальных моделей. Эти методологические установки были в дальнейшем унаследованы выдвинувшейся на передний план в последней трети 20 в. генеративной лингвистикой Н.Хомского и его последователей, хотя генеративная теория всегда акцентировала скорее разрыв с классическим структурализмом, нежели преемственность по отношению к нему.

В то же время различные школы структурализма и отдельные структуралисты значительно расходились по ряду вопросов. Отчасти это было связано с противоречиями, которые имелись у самого Ф. де Соссюра (он не хотел даже публиковать свой университетский курс, ощущая незаконченность лежащей в его основе теории; курс был опубликован посмертно на основе студенческих записей). Например, в разных местах его Курса общей лингвистики язык характеризуется то как система чистых отношений, то как система, включающая и элементы и отношения между ними; синхронная лингвистика понимается то как изучение некоторого состояния языка, связанного с предшествующими и последующими состояниями, то как изучение языка безотносительно ко времени. Разные направления структурализма брали на вооружение разные высказывания Ф. де Соссюра.

Основные черты структурализма довели до логического завершения две школы: глоссематика и дескриптивизм , хотя завершенность и последовательность теории достигалась в них разными путями. В то же время обе школы, каждая по-своему, обозначили и пределы структурализма: очищение теории от непоследовательностей резко ограничивало ее применимость.

Глоссематика развивала идеи Ф. де Соссюра о языке как системе чистых отношений, для которой несуществен фактор времени. Критикуя традиционный гуманитарный подход к языку, Л.Ельмслев стремился строить лингвистику как науку, независимую от других наук, кроме математики (при этом другие гуманитарные науки должны опираться на данные лингвистики). Цель лингвистики, по Ельмслеву, заключается в построении «алгебры языка» по образцу исчислений математической логики. Лингвистическая теория должна быть максимально абстрактной и оцениваться лишь в соответствии с критериями внутренней непротиворечивости, простоты и полноты. Л.Ельмслев даже сравнивал построение теории с игрой. Затем теория должна применяться к анализу конкретных текстов, однако само по себе построение теории и ее пригодность для тех или иных целей не связаны друг с другом. Сохраняя определение языка как системы знаков, глоссематика понимала знак нетрадиционным образом: знак не является знаком для чего-то, лежащего вне его; он лишь связывает между собой две стороны: выражение и содержание. Ни характер выражения (звуковой или какой-то иной), ни характер содержания (мыслительный или какой-то иной) не должны интересовать лингвистику. Для этой науки, согласно Ельмслеву, значимы только отношения между элементами, а сами элементы (фонемы, слова и др.) – лишь точки пересечения этих отношений. Такая строгость метода привела к крайнему обеднению содержания. Все попытки описать какой-либо язык на основе методики глоссематики не имели успеха, однако некоторые из ее категорий (например, противопоставление плана выражения и плана содержания или формы и субстанции в языке) обогатили понятийный аппарат лингвистической теории.

Дескриптивисты, наоборот, шли не от абстрактных процедур, а от эмпирического опыта описания языков, в частности индейских. Они стремились исследовать свой объект по образцу естественных наук, полностью отказываясь от использования интуиции и самонаблюдения. Это было обусловлено не только общими познавательными установками, но и вполне объективными причинами, а именно очень значительными, с точки зрения тогдашних представлений, отличиями структуры этих языков от привычного «среднеевропейского стандарта» (термин Б.Л.Уорфа); такие языки представали перед исследователем как некие достойные удивления, интуитивно не постигаемые и требующие объективного изучения объекты, подобные тем, с которыми имеют дело естественные науки. Интуиция при их изучении часто подсказывала неудачные решения («натягивание» привычных категорий на сопротивляющийся этому эмпирический материал), и поэтому на первый план выдвинулась идея построения универсального метода «открытия грамматики» изучаемого языка – при том, что сама эта грамматика может быть, как тогда представлялось, сколь угодно экзотической. Наиболее последовательно такой подход сформулировали дескриптивисты второго поколения, особенно З.Хэррис , который последовательно исходил из позиции внешнего наблюдателя над речью, не понимающего ее смысл, но замечающего в ней повторяемость тех или иных отрезков и правила их сочетаемости. Выделить эти отрезки (фонемы, морфемы и др.) и описать множество отрезков, с которыми они сочетается, – и значит описать язык. Специальное исследование языкового значения при таком подходе оказывалось ненужным; Хэррис считал, что оно дублирует описание сочетаемости элементов, но при этом не может быть формализовано. Отказ от изучения значения резко отличал крайний дескриптивизм от других направлений структурализма (с ним не была согласна и часть дескриптивистов, включая Л.Блумфилда). Такой подход доводил до логического завершения стремление изгнать всякий субъективизм из лингвистического исследования, сделать исследование повторяемым и проверяемым.

В отличие от глоссематиков, дескриптивисты очень много сделали для описания конкретных языков. Однако это достигалось ценой неявного отказа от теоретических постулатов. Запрет на использование интуиции исследователя и на прямой анализ значения компенсировался обращением к носителю изучаемого языка (информанту), который отвечал на вопросы лингвиста, исходя из своей интуиции и своих представлений о значении. В любом случае игнорирование семантики обедняло описание, но в разработку строгих процедур фонологического и морфологического анализа дескриптивисты внесли большой вклад.

Не столь строгим и последовательным, но более реалистичным был подход к языку Пражского лингвистического кружка и близких к нему по идеям советских лингвистов. В отличие от дескриптивистов и глоссематиков, они не отказывались от учета данных других гуманитарных наук (многие из них активно занимались также изучением литературы, фольклора и т.д.) и не рассматривали язык как систему чистых отношений: для них важны были и собственные свойства единиц, в частности для фонем – их звуковые характеристики. Они не считали непреодолимой противоположность между синхронией и диахронией, понимая синхронию как определенное состояние языка, которое не может быть до конца объяснено без выявления его связей с предшествующими и последующими состояниями. В отличие от Ф. де Соссюра, отрицавшего системность диахронических исследований, пражцы стремились распространить системное изучение и на них. Важным компонентом теории пражцев было учение о функции. Функциональную точку зрения они понимали как изучение системы средств выражения, служащей какой-то определенной цели. Они выделяли функцию общения, аффективную (эмоциональную), поэтическую и ряд других функций языка.

Наиболее разработанной у пражцев и близких к ним ученых была фонологическая теория . Для структурного анализа, согласно их представлениям, существенны не реальные физические звуки, произносимые говорящими людьми (поскольку эти звуки подвержены значительному варьированию), и не отпечатки этих звуков в психике людей (как считал предшественник пражцев И.А.Бодуэн де Куртенэ), а противопоставления, или различия, связанные с различиями в значении. Впервые такой подход предложил Н.Ф.Яковлев, затем он был развит Н.Трубецким, Р.Якобсоном и др. В русском языке, например, различие между звонкими и глухими согласными отличает слова дом и том , блеск и плеск , суд и зуд и т.д. Можно считать, что д и т , б и п , с и з – разные единицы языка (фонемы). С другой стороны, в русском языке нет функционально значимого противопоставления двух видов u , имеющегося во французском языке и различающего слова dessus "наверху" и dessous "внизу". Примеры структурного анализа в фонологии, представляющие собой описания систем противопоставлений, послужили образцом для применения структурных методов в других науках.

Сосредоточение на изучении языка в смысле Ф. де Соссюра, отвлечение от говорящего и слушающего помогли структуралистам значительно развить методы синхронического анализа языка, почти не менявшиеся в течение 19 в. Прежде всего это относилось к фонологии, ставшей значительно более строгой по сравнению с традиционной фонетикой, и отчасти к морфологии. В то же время некоторые ученые стремились сочетать теоретические положения структурализма и методику синхронического анализа с более широкой постановкой общелингвистических проблем.

Так, Э.Сепир подробно рассматривал проблему взаимоотношения лингвистики с другими науками, особо подчеркивая ее взаимосвязь с историей культуры. В связи с этим он вернулся к идеям В. фон Гумбольдта о различиях в человеческих картинах мира, обусловленных различиями языков. Для него была важна также проблема связи лингвистики и психологии; в частности, он рассматривал вопрос о психологической реальности фонем. Как и пражцы, он выделял основные функции языка, выдвигая на первый план символическую функцию, т.е. функцию организации человеческого опыта, познания мира с помощью языка. К.Бюлер и А.Гардинер рассматривали язык в соссюровском смысле в связи с обозначаемыми предметами и ситуациями внешнего мира, с отправителем и получателем языковых сообщений. Е.Д.Поливанов стремился выявить внутренние и внешние причины языкового развития, установить связь между развитием языка и общества.

В период между двумя мировыми войнами и в послевоенные годы структурные методы господствовали в лингвистике многих стран. Критика структурализма шла большей частью со стороны ученых, сохранявших верность принципам науки о языке 19 в., прежде всему принципу обязательности исторического подхода к языку. Иногда верно указывая на схематизацию и упрощение языковых явлений, они не могли оценить того нового, что внес структурализм в изучение языка. Более продуктивной была критика структурализма со стороны последователей традиции, восходящей к В. фон Гумбольдту : школы неогумбольдтианцев в Германии и особенно В.Н.Волошинова (1895–1936) и М.М.Бахтина (1895–1975) в СССР. Последние в совместно написанной книге, изданной в 1929, критиковали Ф. де Соссюра и его последователей за мнимый объективизм, неучет социального содержания языковых высказываний и диалогического характера языка. С серьезной критикой структуралистского подхода к языку с позиций внешнего наблюдателя, без учета позиции говорящего выступил японский лингвист М.Токиэда (1900–1967); под влиянием его идей японская наука о языке после войны от изучения языковой структуры обратилась к изучению «языкового существования», функционирования языка в языковом коллективе. Однако наибольший общественный резонанс имели направленные против дескриптивизма работы Н.Хомского, начиная с Синтаксических структур (1957). Н.Хомский вновь поставил в центр внимания лингвистики проблему языка и мышления, рассматривая эту науку как «особую ветвь психологии познания», выдвигая задачу моделирования деятельности носителя языка. В 1960-е годы в США период господства дескриптивизма сменился периодом господства хомскианства; аналогичный процесс вскоре наблюдался и в ряде других стран, хотя, например, во Франции и в России структурные исследования языка распространены и в настоящее время.

СТРУКТУРАЛИЗМ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЛИНГВИСТИКИ

Основные принципы структурализма.

Самыми главными для структурализма являются утверждения о том, что (1) социальные и культурные явления не имеют субстанциальной природы, а определяются своей внутренней структурой (отношениями между их частями) и своими отношениями с другими явлениями в соответствующих социальных и культурных системах, и (2) эти системы суть системы знаков, так что социальные и культурные явления – это не просто объекты и явления, но объекты и явления, наделенные значением. Подобно тому, как фонолог интересуется выявлением звуковых различий, коррелирующих с различиями в значениях, структуралист, изучающий одежду, выделяет те признаки, которые значимы в той или иной культуре. Многие из физических признаков, важные для того, кто носит предмет одежды, могут не иметь никакого социального значения: длина юбок в какой-нибудь культуре может быть значимой, тогда как материал, из которого они сделаны, – нет, или же значимым может быть противопоставление светлых и темных тонов, тогда как различие между двумя темными тонами может не нести никакого значения. Определяя признаки, превращающие предметы одежды в знаки, структуралист будет пытаться выявить систему неявных договоренностей (конвенций), влияющих на поведение людей, принадлежащих данной культуре. В идеале структурный анализ должен вести к созданию «грамматики» рассматриваемого явления – системы правил, задающих возможные комбинации и конфигурации и демонстрирующих отношение ненаблюдаемого к наблюдаемому.

Структурализм объясняет, каким образом социальные институты, системы договоренностей, которые только путем структурного анализа и могут быть выявлены, делают возможным человеческий опыт. Скрытые системы правил позволяют вступать в брак, забивать гол, писать поэму, быть невежливым. Структурализм с его попытками описать эти системы норм может быть противопоставлен не только атомизму (пытающемуся описывать изолированные явления), но и историческим и каузальным (причинным) объяснениям, причем именно им в наибольшей степени. Структурные объяснения не отслеживают предшествующие состояния и не выстраивают их в причинную цепочку, а объясняют, почему конкретный объект или действие обладают значением, соотнося их с системой скрытых норм и категорий. Описанием галстуков будет не попытка доискаться до их происхождения, предположительно несущественного с точки зрения их современного значения, а определение их места в структуре некоторой системы. Это замещение диахронической перспективы синхронической характерно для структурализма и имеет три важных коррелята. (1) То, что могло бы в конкретный момент вызвать некоторое явление, менее интересно структурализму по сравнению с теми условиями, которые делают это явление уместным и значимым. (2) Структурные объяснения опираются на понятие бессознательного. Рассмотрим пример языка: я знаю некоторый язык в том смысле, что могу производить и понимать новые высказывания, но я не знаю, что я знаю; сложная грамматическая система, которой я пользуюсь, по большей части недоступна для меня и все еще не описана полностью лингвистами. Их задача – описать бессознательную систему, функционирование которой определяет мое языковое поведение. (3) Коль скоро структурализм объясняет значение, ссылаясь на системы, не осознаваемые субъектом, он тяготеет к тому, чтобы трактовать сознательные решения как скорее следствия, нежели причины. Человеческое «я», субъект – это не нечто данное, а продукт социальной и культурной систем.

Клод Леви-Строс.

Наиболее выдающимся структуралистом из нелингвистов, несомненно, является К.Леви-Строс, создавший школу структурной антропологии. В своей пионерской статье 1945 Структурный анализ в лингвистике и антропологии он утверждал, по примеру лингвистики, что различные объекты и поведение должны трактоваться как проявление бессознательных систем, определяющих их форму и значение. В исследовании систем родства и брачных правил Les structures élémentaires de la parenté (Элементарные структуры родства , 1949) им была предложена «грамматика» брачных правил и ограничений в различных обществах. Его работы по тотемизму и книга Ум дикаря (La pensée sauvage , 1962) реконструировали «логику конкретного». Вместо того, чтобы детально рассматривать индивидуальные практики, осуществляющие ту или иную социальную функцию, Леви-Строс рассматривал их как элементы некоего «языка», понятийной системы, через посредство которой люди упорядочивают мир. Тотемы – это логические операторы, конкретные знаки, которые могут быть поняты только в системе. Принадлежащее перу Леви-Строса четырехтомное исследование мифологии индейцев Северной и Южной Америки Мифологичные (Mythologiques , 1964–1971) трактует мифы как трансформации друг друга с целью описать систему мифологического мышления и базовые операции человеческого разума.

Структурализм и литература.

В литературоведении и литературной критике структурализм возник во Франции в 1960-е годы, с появлением работ Р.Барта, Ц.Тодорова (р. 1942), Ж.Женетта (р. 1930) и А.Греймаса (1917–1992). Во Франции структуралистское литературоведение представляло собой бунт против литературоведения исторического и биографического, господствовавшего во французских университетах. Подобно т.н. «новой критике» в послевоенных Англии и Соединенных Штатах, структурализм стремился вернуться к тексту как таковому, но при этом исходил из того, что структуры текста не могут быть выявлены без некоторой теории или методологической модели. В то время как «новая критика» требовала, чтобы всякое литературное произведение прочитывалось в соответствии со своими собственными правилами, безо всяких предварительных концепций, структуралисты отстаивали систематический подход к литературному дискурсу и установленным принципам интерпретации. В работе Критика и истина (Critique et vérité , 1966) Р.Барт ввел различие между литературной критикой, которая помещает литературное произведение в определенный контекст и пытается приписать ему некоторое значение, и наукой о литературе, или поэтикой, которая изучает условия значения, формальные структуры и конвенции, организующие текст и задающие определенный диапазон его интерпретаций.

Можно выделить четыре аспекта изучения структуралистами литературы: (1) попытки Якобсона, Греймаса и других построить лингвистическое описание структур литературы; (2) развитие «нарратологии», или науки о повествовании, которая выявляет различные составляющие повествовательного текста и описывает фундаментальные текстовые структуры и правила их комбинирования; (3) исследование различных кодов, создаваемых предшествующими литературными произведениями и различными конвенциональными системами культуры, – именно благодаря этим кодам литературные произведения и имеют значение; (4) исследование роли читателя в обретении литературным произведением своего значения, а также того, каким образом литературное произведение противостоит ожиданиям читателя или же идет им навстречу. Структурализм в литературной критике отчасти является реакцией на современную литературу, которая сознательно исследовала границы значения и стремилась выявить результаты нарушения конвенций языка, литературы и социальных практик. В своей сосредоточенности на структурах и кодах структурализм отвергает понятие литературы как имитации мира и рассматривает ее как экспериментирование с языком и культурными кодами. Литература ценится за то, что она испытывает те структурирующие процедуры, посредством которых мы упорядочиваем и понимаем мир. Она вскрывает конвенциональную природу нашего социального мира.

Другие приложения.

Лингвистика, культурная антропология и литературная критика были основными сферами бытования структурализма, но его можно обнаружить и в других областях. М.Фуко возражал против применения к нему ярлыка структуралиста, но его работам по истории систем мысли были присущи многие черты структуралистского подхода. Его работа Слова и вещи (Les mots et les choses , 1966; рус. пер. 1977) анализирует системы мысли трех различных исторических периодов и глубинные правила, определявшие научные дисциплины каждого из этих периодов. Имя Ж.Лакана часто ассоциируется со структурализмом из-за его явных заимствований идей Соссюра и Якобсона и тезиса о том, что бессознательное структурировано наподобие языка. Ж.Пиаже определяет устройство познавательной системы на различных этапах развития ребенка. Тем самым он вносит вклад в описание глубинных систем, посредством которых мы структурируем мир, как приобретаемых в ходе обучения или культурно обусловленных.

Структурализм часто критикуют за его антиисторическую ориентацию – приоритет синхронического перед диахроническим – и за его антигуманистическую сосредоточенность на безличных и бессознательных системах, действующих скорее через человека, нежели по его велению. Эти стороны структуралистского метода, независимо от того, являются ли они желательными или же нежелательными составляющими структуралистского мировоззрения, существенно важны для успеха этого метода. На самом деле наиболее впечатляющая критика структурализма прозвучала не со стороны защитников историзма и внимания к субъекту, а от т.н. «постструктуралистов» (например, Ж.Дерриды), которые обнаружили в тех системах, на которые их ориентировал структурализм, парадоксальные и противоречивые явления, делающие невозможным завершение последовательных структуралистических грамматик и систематизаций.

Литература:

Основные направления структурализма . М., 1964
Апресян Ю.Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики . М., 1966
Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория . М., 1973
Структурализм: «за » и «против ». М., 1975
Ревзин И.И. Современная структурная лингвистика . М., 1977
Леви-Стросс К. Структурная антропология . М., 1985
Строение фильма . М., 1985
Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика . М., 1989
Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм . М., 1996
Алпатов В.М. История лингвистических учений . М., 1998
Эко У. Отсутствующая структура . М., 1998
Тодоров Ц. Теории символа . М., 1999



Появление структурализма датируют 1926 годом, когда чешский лингвист Вилем Матезиус основал «Чешский лингвистический кружок». Через два года на Первом международном конгрессе лингвистов (Гаага, 1928) был оглашен манифест структуралистов, а с 1929 г. вплоть до начала Второй мировой войны издаются труды пражан соответствующей ориентации. Быстрому распространению структуралистских воззрений способствовал и основанный в Дании (Копенгаген, 1939) В. Брендалем и Л. Ельмслевым журнал «Акты лингвистики», ставший международным органом нового направления.

К середине XX в. в разных странах оформилось несколько направлений структурализма, различающихся тематикой и концептуальным своеобразием. Они получили «двойные» обозначения – по странам (центрам) и по теоретическим установкам: Пражский структурализм (функциональная лингвистика), Копенгагенский структурализм (глоссематика), Американский структурализм (дескриптивная лингвистика); свои варианты структурализма появились в Швейцарии (Женева), Англии (Лондон), в СССР.

Необычайно быстрому восхождению структурализма и изначальному его разнообразию способствовали два обстоятельства: 1) его идеи и базовые положения присутствовали в лингвистических теориях Бодуэна де Куртенэ и Фердинанда де Соссюра, 2) каждая школа из богатейшего арсенала идей своих предшественников облюбовала для дальнейшей проработки определенную часть и, не «разбрасываясь» и не размениваясь, четко определила для себя главные ориентиры и центральные направления исследовательской деятельности.

Из учений Бодуэна де Куртенэ и Фердинанда де Соссюра и их прямых последователей были взяты: положение о полной самостоятельности языкознания, которое имеет своим главным предметом язык и должно заниматься только им (причем изучать его «в самом себе и для себя»); системная организация языка в целом (как замкнутой системы) и отдельных его ярусов, звеньев, подсистем, парадигм и более мелких ячеек; установка на синхронию, на изучение языка в какой-то определенный период, в одновременном горизонтальном срезе.

Не отрицая возможности структурного изучения языка в диахронической перспективе (что было осуществлено в более позднее время), структуралисты-первопроходцы сосредоточились на синхронии, а некоторые из них даже на пан-хронии (напр., представители глоссематики).

Соссюр виделв каждой единице языка означающее (напр., в слове – его внешний облик, звучание) и означаемое (значение слова, его внутреннее содержание); в дальнейшем структуралисты и их последователи эти две стороны языкового знака обычно называли «планами»: «план выражения», «план содержания» (термины, предложенные Л. Ельмслевым). «Целеустановкой в употреблении слова является, конечно, функция (по мнению «пражцев»), а не зависимость» [Лоя 1968: 185], как считают математики и отразил в своей «глоссематике», или «алгебраической лингвистике», Л. Ельмслев.

25. ПРАЖСКАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ШКОЛА - одно из основных направлений структурной лингвистики. Центром

деятельности П. л. ш. был Пражский лингвистич. кружок (создан в 1926, организационно распался в нач. 50-х гг.). Творч. расцвет относится к 30-м гг. Кроме чехословацких филологов, таких, как

B. Матезиус (организатор и глава кружка), Б. Трнка, Б. Гавранек, Й. Вахек, Я. Мукаржовский, позднее В. Скаличка, Й. М. Коржинек, П. Трост и др., в кружок входили питомцы Моск. ун-та Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, а также

C. О. Карцевский, близкий женевской школе. Творчески связанными с П. л. ш. были сов. ученые П. Г. Богатырев, Г. О. Винокур, Е. Д. Поливанов, Б. В. Томашевский, Ю. Н. Тынянов. Пражцы издавали собств. «Труды» («Travaux du Cercle linguistique de Prague», 1929-39) и журн. «Slovo a sloves-nost», перешедший в 1953 (в связи с организационным распадом кружка) в ведение Чехословацкой АН. Идейным предшественником П. л. ш. является Ф. де Соссюр, с именем к-poro связано представление о языке как частном случае семиотич. систем (см. Семиотика). Однако мн. положения П. л. ш. связаны и с собственно чеш. лингвистич. традицией и высказывались представителями П. л. ш. задолго до ее организационного оформления и до опубликования «Курса общей лингвистики» де Соссюра. Концепция П. л. ш. испытала также влияние рус. лингвистич. традиции, в частности идей Ф. Ф. Фортунатова (см. Московская фортунатовская школа), Л. В. Щербы [см. Петербургская (ленинградская) школа] и особенно И. А. Бодуэна де Куртенэ (см. Казанская лингвистическая школа).

Первое систематич. изложение программы П. л. ш.- в тезисах, предложенных 1-му съезду славистов (Прага, 1929). Их осн. идея - представление о языке как о функциональной системе, т. е. как о «системе средств выражения, служащей какой-то определенной цели». Развивая идею системной организации языка, П. л. ш. отвергла взгляд Соссюра о непреодолимости преград между синхронией и диахронией, настаивая на системном подходе к эволюции языка, с одной стороны, и на динамич. концепции языка, рассматриваемого в синхронном аспекте,- с другой ‘ (см. Система языковая).

С наибольшей полнотой н последовательностью структурно-функциональная концепция П. л. ш. воплощена в исследованиях звуковой стороны языка; пражцы обосновали новый раздел науки о языке - фонологию, сыгравшую первостепенную роль в развитии структурной лингвистики. Центр, место в фонологич. концепции П. л. ш. (систематизированной в труде Трубецкого «Основы фонологии», 1939) занимает понятие оппозиции (см. Оппозиции языковые), предполагающее разложимость членов оппозиции на частью общие («основание для сравнения»), частью различные элементы. С данной концепцией оппозиции связано понимание фонемы как определ. совокупности «дифференциальных признаков», т. е. тех свойств фонетич. субстанции, к-рые отличают противопоставленные фонемы друг от друга. Принципиальное обращение к фонетич. признакам (явившееся, между прочим, выражением непризнания пражцами ведущей роли дистрибуции при определении языковых единиц) - отличит, черта пражской фонологич. концепции, противопоставляющая ее «чистому дистрибуциона-лиэму» дескриптивистов и особенно глос-ссматнков, считавших, что «субстанциональные> свойства не могут быть непо-средств. предметом исследования структурной лингвистики.

Понятия и методы, разработанные на фонологич. материале, были применены в работах представителей П. л. ш. к другим областям лингвистич. исследования. В работах Якобсона о грамматич. оппозициях была поставлена задача поисков единого семантич. инварианта каждого из членов морфологич. категории, обосновывался тезис о непременной бн-нарности лингвистич. (в т. ч. грамматич.) оппозиций, выдвигалась идея неравноправности членов морфологич. корреляции (связанная с соотв. наблюдениями рус. грамматистов и с идеей Трубецкого о неравноправности членов фонологич. корреляции).

Наиболее существенным вкладом П. л. ш. в синтаксис явилось учение Матсзиуса об актуальном членении предложения, в основе к-рого лежит мысль о принципиальном различии между двумя возможными способами анализа предложения: формальным членением, выделяющим подлежащее и сказуемое и раскрывающим грамматич. структуру предложения, и членением на «тему» и «рему», выявляющим его «функциональную перспективу».

П. л. ш. выдвинула как одну из осн. проблем изучения вопросы, связанные с отношением между языком и действительностью, а также между языком и окружающими его структурами. В рамках П. л. ш. возникла теория «функциональной диалектологии>, были выдвинуты понятия «спец. язык» и «функциональный стиль»: спец. язык определяется общей целью нормализов. совокупности языковых средств, а функциональный стиль - конкретной целью данной языковой манифестации. Из спец. языков наибольшее внимание привлекал «по-этич. язык» (т. е. язык худож. лит-ры), отличающийся от др. спец. языков своей общей направленностью к поэтич. (или эстетич.) функции, к-рая делает центром внимания саму структуру языкового знака, тогда как «коммуникативные» языки преследуют «цели, выходящие за прелелы языкового знака». Подчеркивание автономности поэтич. языка в концепции П. л. ш. (испытавшей заметное влияние рус. «формальной школы») принимало иногда полемически утрированные формы. Совр. чеш. продолжатели пражских традиций предпочитают теперь говорить не о спец. поэтич. языке, но о худож. стиле, к-рый не противопоставлен др. функциональным стилям, хотя и не стоит с ними в одном ряду.

Функциональный подход к языку нашел отражение в активной практич. деятельности представителей П. л. ш. В их работах в области языковой культуры был заложен фундамент нормативной лингвистич. деятельности, задачей к-рой было признано стремление «развивать в литературном языке те качества, которых требует его специальная функция». Выдвижение и терминологич. разграничение понятий «норма» и «кодификация > («норма> - это совокупность устойчивых средств, объективно существующих в языке, «кодификация» - постижение и обнаружение нормы, т. е. первый термин обозначает объективный предмет науч. деятельности, обозначаемой вторым термином) дало теоретич. обоснование аитипуристич. деятельности П. л. ш.

Деятельность П. л. ш. сыграла важную роль в истории яз-знания. Она оказала н продолжает оказывать существенное влияние иа развитие мировой лингвистики. Осн. идеи П. л. ш. не утратили актуальности и в настоящее время. Общим достоянием лингвистич. науки стало, в частности, признание лингвистич. значимости элементарных фонологич. признаков (играющих особенно важную роль в генеративной фонологии). Широкое признание получила «динамическая» концепция языка, обоснованная в трудах Вахека, Ф. Данеша и др., тезис об «открытом» характере языковой системы, включающей наряду с «центральными» (системными, регулярными) также и «периферийные» элементы. В числе плодотворно развиваемых в совр. лингвистике понятий, выдвинутых представителями П. л. ш., - понятия маркированности / немаркированности языковых единиц (подвергшееся в нек-рых концепциях определ. модификации по сравнению с оригинальной пражской концепцией). Успешно развивают традиции П. л. ш.- как в Чехословакии (школа Я. Фир-баса), так и в др. странах - совр. исследователи функциональной перспективы предложения, объединяющие соотв. результаты пражской школы с новейшими достижениями в изучении интонации.

26. Структурализм изучающий словесное искусство как такую систему, элементы которой способны к интеграции и трансформации, возник под влиянием смежных дисциплин (в первую очередь лингвистики, семиотики, логики, этнологии) и за счёт переосмысления наследия русского ОПОЯЗа, феноменологической эстетики (см. Феноменология, P. Ингарден) и пр. Пражский лингвистический кружок, центр деятельности одного из трёх основных направлений структурной лингвистики. Создан в 1926, организационно распался в начале 50-х гг.; наибольший творческий подъём - 30-е гг.; в кружок входили чехословацкие филологи: В. Матезиус - организатор и глава П. л. к., Б. Гавранек, Б. Трнка, И. Вахек, Я. Мукаржовский, В. Скаличка, И. Коржинек, П. Трост, А. В. Исаченко и др., а также Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, С. О. Карцевский. Творчески связанными с П. л. к. были советские исследователи П. Г. Богатырев, Г. О. Винокур, Е. Д. Поливанов, Б. В. Томашевский, Ю. Н. Тынянов. Первое систематическое изложение программы П. л. к. - в тезисах, предложенных 1-му Международному съезду славистов (Прага, 1929). Их основная идея - представление о языке как о функциональной системе, т. е. как о системе средств выражения, служащей какой-либо определённой цели. Там же предложено оригинальное решение вопроса о соотношении синхронии и диахронии, указаны новые возможности применения сравнительного метода (не только в отношении родственных языков), выдвинуты новые задачи исследования функциональных стилей и функциональных языков и т.д. С наибольшей полнотой и последовательностью структурно-функциональная концепция П. л. к. была воплощена в исследованиях звукового аспекта языка; фонология пражцев сыграла первостепенную роль в развитии структурной лингвистики. Помимо работ по синхронной фонологии (в первую очередь - труд Трубецкого "Основы фонологии", 1939), важны исследования по исторической фонологии, опровергавшие тезис Ф. де Соссюра о непреодолимости преград между синхронией и диахронией, а также работы по "фонологической географии", заложившие фундамент современных типологических исследований. Понятия и методы, разработанные на фонологическом материале, представители П. л. к. пытались использовать также в области грамматики и поэтики. Вклад П. л. к. в морфологию - исследование характера грамматических оппозиций, в синтаксис - теория актуального членения предложения. Концепции современных продолжателей традиций П. л. к. в Чехословакии характеризуются представлением о языке как о динамической структуре, как о системе систем в движении.

27. Зародившись почти одновременно с пражской, копенгагенская разновидность структурализма была представлена такими учеными, как Луи Ельмслев, В. Брёндаль, X. Ульдалль; эта школа и самим названием, и терминологией порывала связи с традиционным языкознанием. Ее принципы изложены в книге Ельмслева «Основы лингвистической теории» (1943). Главное для этих лингвистов – отношения между знаками языка, а не сами знаки: структура – это «чистые отношения чистых форм» (по учению логического позитивизма Р. Карнапа). Глоссематиков не интересует ни жизнь и история естественных языков, ни разница между естественными и искусственными языками, далеки они и от решения прикладных задач. Кажется, что в этом направлении нет ничего хорошего, но это не совсем так: «Положительное в глоссематике: 1) ведущая роль теории; 2) обобщение конкретных языковых структур; 3) глоссематика впервые указала путь синтеза языкознания с символической логикой и семиотикой» [Лоя 1968: 195]. Структурализм входил в научный обиход быстро и решительно, хотя не все принимали его безоговорочно (см., напр., критику в адрес Соссюра и структуралистов в брошюре Р.А. Будагова «Из истории языкознания. Соссюр и сосюрианство». Изд-во МГУ, 1954. с. 25–32). Совсем не принят Соссюр и структурализм японской традицией. До сих пор нет единого мнения о том, что способствовало его выдвижению в число «главных» [Лоя 1968: 178] направлений языкознания XX в. и чем объяснить его скорый закат, спустя всего полстолетия. Так, В.А. Виноградов, автор аналитической статьи о «Структурной лингвистике» в «Лингвистическом энциклопедическом словаре» пишет: «Структурная лингвистика сложилась в 20-30-х гг. 20 в. как особое направление, отличное от господствовавшего в конце 19 в. младограмматического направления». В своем развитии она прошла два этапа: первый – с момента ее возникновения и примерно до начала 50-х гг., который характеризовался преимущественным вниманием к «структуре плана выражения как более доступной строгому описанию»; второй – с 50-х до 70-х гг. (для которого характерен «поворот к изучению плана содержания и к динамическим моделям языка, в частности, развивается трансформационный анализ в грамматике»). Но с 70-х гг. она «перестает существовать как обособленное направление, противостоящее «традиционному» языкознанию» [ЛЭС: 497].

Главным в учении Соссюра и в структурализме, начавшем свое шествие в 20-е гг. и, как сказано выше, прекратившем существование в 70-е гг., было положение о системности языка. Конечно, системная организация языка замечалась и ранее. Нельзя отказать в таком подходе к описанию языка авторам «Всеобщей и рациональной грамматики» 1660 г. А. Арно и К. Лансло и даже Панини, создателю древнеиндийского «Восьмикнижия» (V в. до н. э.). И если как-то фиксировать вполне сознательный учет системного строения языка и его отдельных звеньев (подсистем), то надо вспомнить И.А. Бодуэна де Куртенэ, который за полстолетия до организационно оформившегося структурализма, в 1870 г., в вступительной лекции Петербургского университета говорил о системе и о фонеме как функциональной единице языка, а восемь лет спустя Ф. де Соссюр в своем «Мемуаре…», т. е. «Исследовании о первоначальной системы гласных в индоевропейских языках» подчеркивал: «…в поле нашего зрения оказывается система гласных в целом и что она-то и должна быть обозначена на заглавной странице нашего труда» (выделено мною. – В.Б. [Соссюр 1977: 303]). Скромно обозначив свою проблему «индоевропейским а», он подчеркнул, что «вопрос об а связан с рядом проблем фонетики и морфологии, одни из которых всё ещё ждут своего разрешения, а другие даже не поставлены» (с. 303). Речь идет о том, что решение одного вопроса связано с множеством других – как фонетических, так и морфологических, т. е. исследование всегда системно. Напомним, что именно в этой работе 21-летний Соссюр (1878) сделал открытие, ставшее эпохальным (оно подтвердилось в 1916 г. при прочтении тохарских текстов).

Почему бы не появиться структурному (структуральному) языкознанию в 70-е гг. XIX в.? Не подошло время. Гении опередили его. Симптоматично, что в 1911 г., за пять лет до выхода «Курса общей лингвистики» Соссюра, В. Матезиус, устраняя фактор времени и связанные с ним изменения, выходил на синхронное изучение языка, т. е. на системно-структурную лингвистику. Но его начинание не было подхвачено: «массовая» лингвистика еще не созрела.

Потребовался толчок и вспышка такой силы и яркости, какой мог получиться лишь от соединения «системности» и «синхронности» с включением третьего компонента – «функции». Всё это соединилось в небольшом по объему «Курсе» Соссюра, написанном просто, образно, захватывающе. Книга стала бестселлером: ее издают в 1922 г., затем в 1931-м, 1942-м, 1954-м и (в шестой раз!) в 1962 г. В 1928 г. ее переводят на японский язык и к 1950 г. издают четырежды, в 1931 г. переводят на немецкий и издают дважды. В 1933 г. появляется русский перевод (A.M. Сухотина), в 1945 г. – курс выходит в Аргентине на испанском, где его переиздают пять раз, в США – на английском (1959), в 1961 г. в Варшаве на польском (перевод Кр. Каспшик, предисловие Витольда Дорошевского), в 1967 г. – на итальянском (в переводе и с комментариями Туллио де Мауро) и на венгерском, в 1969 г. на сербохорватском, в 1970 г. на шведском (с предисловием Б. Мальмберга).

В Советской России идеи «Курса общей лингвистики» стали известны уже в 1918 г. через С. Карцевского, сделавшего в Москве доклад на диалектологической комиссии Академии Наук, и С.И. Бернштейна, выступившего в Петрограде в декабре 1923 г. на лингвистической секции Института литератур и языков Запада и Востока [Соссюр 1977: 28–29]. В последующие сорок лет единственным источником суждений о взглядах Ф. де Соссюра для большинства отечественных лингвистов был первый перевод его «Курса» на русский язык, сделанный в 1933 г.

У структурализма, как и у сосюрианства, во всех странах были сторонники и противники. Чаще всего их критиковали за методологию, за отказ от исторического подхода к языку (см. упомянутую выше работу Р.А Будагова, а также книгу А. А. Ветрова «Методологические проблемы современной лингвистики. Критический анализ основных направлений структурализма», М., 1973). Но и позже было немало публикаций как «за», так и «против» структурализма в целом и отдельных его школ. Одним из последних было выступление В. Живова и А. Тимберлейк «с тезисами для дискуссии» – «Расставаясь со структурализмом» [Вопросы языкознания 1997: № 3: 3-14].

Конечно, логически стройного и концептуально четкого, хотя и одностороннего, структурализма, каким он был в первые пять-шесть десятилетий, не стало. Но сохранился и усовершенствовался его метод, используемый ныне в теории оппозиций (оппозитивный метод – Ю.С. Степанов), в генеративной грамматике, в функциональной лингвистике, в компонентном анализе. Чтобы обозначить новый период, а, по существу, новое содержание системно-структурных исследований, стали употреблять термин структурная лингвистика, а ее метод стал использоваться не только в сравнительно-историческом языкознании, социолингвистике, психолингвистике, но и в литературоведении (ср. «французский структурализм» Леви-Строса, Барта и пр.) и других гуманитарных науках – в истории, социологии, этнологии.

28. Неогумбольдтианство, направление в современном зарубежном языкознании, восходящее к взглядам В. Гумбольдта. Сторонники Н. считают, что язык конституирует представления индивидуума о внешнем мире. Считая язык проявлением "национального духа", Н. стремится показать, что люди, говорящие на разных языках, по-разному воспринимают действительность и действуют в ней; т. о. "картина мира" зависит от особенностей строения языка, которое определяет характер мыслительной деятельности человека. Эта точка зрения связана с идеалистическими позитивистскими философскими течениями. Основные направления Н. представлены школой Л. Вайсгербера в ФРГ и работами американских учёных, развивающих так называемую гипотезу Сепира – Уорфа.

Неогумбольдтианство.

Вильгельм фон Гумбольдт: отношение человека к предметам «целиком обусловлено языком». Язык определяет результаты деятельности человеческого мышления, мировоззрение. Каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только,.. если вступаешь в другой круг (изучаешь другой язык). Эти теории развиваются не только в Германии (Трир, Ипсен, Гартман), но и в Америке.

Язык - это «промежуточный мир», стоящий между человеком и внешним миром и фиксирующий в своей структуре, в своей лексике особое национальное мировоззрение. Язык – это «первичная действительность». Каждый народ имеет специфическую картину мира, характер которой определяется конкретным языком.

В США проблема соотношения языка и мышления, языка и культуры тесно связана с изучением языков и культуры американских индейцев. Ученые наблюдали, что культура американских индейцев так же своеобразна, как и язык.

Ученые Сепир и Уорф выдвинули гипотезу о возможности влияния языка на мышление, мировоззрение, культуру. Гипотеза получила название гипотезы лингвистической относительности. «Люди находятся под влиянием того конкретного языка, который является средством общения в данном обществе. Мы слышим, видим и воспринимаем те или другие явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы данного общества предполагают данную форму выражения».

Язык определяет характер (тип) мышления. Грамматика языка формирует мысль, это средство анализа и синтеза впечатлений человека. Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком. Например, рус. «утро» отличается от англ. morning, рус. «сутки» нет соответствия ни в романских, ни в германских языках, рус. «бамбук» не сравнится с 13 вьетнамскими названиями.

П.В. Чесноков выступает с критикой неогумбольдтианства, утверждая, что если познавательные возможности людей и определяются чем-то, то не системой языка, а самой действительностью, практическими потребностями людей. От языка зависит не сама мысль, а форма этой мысли. В немецком языке нет слова, соответствующего русскому умывальник, так как немцы не знают умывальников нашего типа. Но в случае необходимости немец может познать данное устройство, дать ему описательное определение.

29. Неогумбольдтианство, направление в современном зарубежном языкознании, восходящее к взглядам В. Гумбольдта. Сторонники Н. считают, что язык конституирует представления индивидуума о внешнем мире. Считая язык проявлением "национального духа", Н. стремится показать, что люди, говорящие на разных языках, по-разному воспринимают действительность и действуют в ней; т. о. "картина мира" зависит от особенностей строения языка, которое определяет характер мыслительной деятельности человека. Эта точка зрения связана с идеалистическими позитивистскими философскими течениями. Основные

направления Н. представлены школой Л. Вайсгербера в ФРГ и работами американских учёных, развивающих так называемую гипотезу Сепира – УорфаЭтнолингвистика

Казанская лингвистическая школа

Казанская лингвистическая школа сложилась в конце 1870-х - начале 1880-х годов в Казанском университете. Два главных ее представителя - И.А. Бодуэн де Куртенэ и Н.В. Крушевский. Поскольку оба были поляками, принято считать Казанскую лингвистическую школу направлением польской науки. Однако существовала она в России, ее представители писали по-русски (работы И.А. Бодуэна де Куртенэ на польском и немецком языках относятся к более позднему времени), а в состав школы входили и русские ученые, ученики И.А. Бодуэна де Куртенэ, прежде всего В.А. Богородицкий (1857-1941).

К основным принципам Казанской школы относятсяследующие: строгое различение звука и буквы; разграничение фонетической и морфологической членимости слова; недопущение смешивания процессов, происходящих в языке на данном этапе его существования, и процессов, совершающихся на протяжении длительного времени; первоочередное внимание к живому языку и его диалектам, а не к древним памятникам письменности; отстаивание полного равноправия всех языков как объектов научного исследования; стремление к обобщениям (особенно у И.А. Бодуэна де Куртенэ и Н.В. Крушевского); психологизм с отдельными элементами социологизма.

30. Этнолингвистика (от греч. éthnos - племя, народ и лингвистика), антрополингвистика, этносемантика, направление в языкознании, занимающееся исследованием взаимоотношений языка и культуры (этнической психологии). Зародилась в конце 19 - начале 20 вв. в США в связи с интенсивными этнографическими исследованиями индейских племён Северной и Центральной Америки. Первоначально Э. стремилась получить данные из истории общественных отношений первобытных народов путём исследования соответствующих явлений языка (Л. Г. Морган, Ф. Боас, А. Л. Крёбер, Э. Сепир, Б. Малиновский и др.). Одним из объектов Э. была терминология родства, на которой испытывались новые методы лингвистического анализа (например, компонентный). В середине 20 в. начали исследоваться другие сферы лексики и уровни языка. Был установлен факт тесной взаимосвязи явлений языка (например, способов структурирования языкового значения) с нелингвистическими явлениями культуры - гипотеза Э. Сепира и Б. Уорфа о т. н. языковой относительности - о воздействии языка на формирование системы представлений человека об окружающем мире.

31. Советское языкознание 20-30 годов. Основные направления, школы, проблемы.

Впервые десятилетия после Октябрьской революции в советском языкознании можно выделить несколько направлений, осуществлявших исследовательскую работу на разных теоретических принципах. Все они, однако, в большей или меньшей степени были объединены общей задачей построения марксистского языкознания, хотя само понимание путей его построения было у них неоднородным. По сути говоря, вопрос о сущности методологических основ марксистского языкознания был основным в многочисленных и часто горячих дискуссиях первых двух десятилетий советского языкознания. В качестве основных участников этой дискуссии, стремившихся отстоять свои теоретические положения не столько голословными декларациями, сколько конкретной исследовательской практикой, следует назвать следующие направления: Во-первых, большую группу крупных языковедов, иногда весьма последовательно, а иногда с некоторыми индивидуальными видоизменениями продолжавших традиции Московской и Казанской школ (Д. Н. Ушаков, В. А. Богородицкий, Г. А. Ильинский, М. М. Покровский, С. П. Обнорский, А. М. Селищев, Е. Д. Поливанов, М. Н. Петерсон, М. В. Сергиевский, А. М. Пешковский и др.). В области методической они в основном отстаивали принципы традиционного сравнительно-исторического языкознания.

Во-вторых, создателя «нового учения» о языке, или яфетидологии, Н. Я. Mappa и его последователей. Это направление резко порвало с научной традицией науки о языке, объявив ее «буржуазной», и на основе вульгарно трактуемых «материалистических» положений сделало попытку создать совершенно оригинальную лингвистическую концепцию.

В-третьих, ученика Н. Я. Марра и продолжателя его работы по выработке теоретических принципов «нового учения» о языке - И. И. Мещанинова, деятельность которого (а также и примыкающих к нему лингвистов) характеризуется отказом от крайних выводов Н. Я. Марра, отходом от многих его принципиальных положений и стремлением найти пути примирения с некоторыми направлениями советского и зарубежного языкознания.

В-четвертых концепцию Л. В. Щербы. Ученик И. А. Бодуэна де Куртене в петроградский период его деятельности, Л. В. Щерба в послеоктябрьское время своей научной деятельности развивает ряд интересных и плодотворных идей, обеспечивающих ему самостоятельное положение в советской науке о языке. Школа Л. В. Щербы, имеющая большое количество последователей, оказала значительное влияние на последующее формирование советского языкознания.

Наряду с этими главными направлениями существовали также и иные, деятельность которых либо была очень непродолжительна и малопродуктивна, либо была представлена весьма тесным кругом языковедов. Промежуточное в теоретическом отношении (между традиционным языкознанием и яфетидологией) положение занимала чрезвычайно воинственная, но быстро распавшаяся группа «Языкофронт» или «Языковедный фронт» (Г. Д. Данилов, Я. В. Лоя, Рамазанов и др.). Положения социологической школы нашли отражение в деятельности Р. О. Шор (см., в частности, ее книгу «Язык и общество», Москва, 1926). Заслуживает упоминания также Опояз (Общество изучения теории поэтического языка, существовавшее с 1914 по 1923 г.). Само по себе оно не оказало сколько-нибудь заметного влияния на формирование советского языкознания. Но некоторые его члены, переселившиеся в Чехословакию, способствовали созданию Пражского лингвистического кружка и возникновению функциональной лингвистики.

Ввиду того что в настоящем разделе внимание сосредоточивается на основных направлениях советского языкознания 20 - 30-х годов, только они и представлены работами и извлечениями из работ соответствующих авторов.

Первое из названных направлений, несомненно, было наиболее плодотворным в данный период и дало значительное количество основательных исследовательских работ. В этих работах дело не сводится лишь к простому приложению принципов Московской и Казанской школ к изучению вновь вовлекаемого материала (в первую очередь русского языка); в них осуществляется дальнейшее совершенствование и развитие этих принципов. Вместе с тем выдвигаются новые проблемы (в этой связи, в частности, следует упомянуть дискуссию об описательном языкознании и о внедрении его в качестве особой дисциплины в вузовское преподавание) и происходило творческое осмысление тех вопросов, которые находились в центре внимания мировой науки о языке того времени. Первое (дискуссия об описательном языкознании) находит свое отражение в статье А. М. Пешковского «Объективная и нормативная точка зрения на язык», а второе (проблемы общего языкознания в истолковании рассматриваемого периода) - в статье Г. О. Винокура «О задачах истории языка» (данная работа была опубликована в 1941 г., но фактически отражает положение в советском языкознании 30-х годов). Наконец, представители этого, направления вели острую борьбу за принципы сравнительно-исторического языкознания с «яфетической теорией». Эта сторона их деятельности, пожалуй, наиболее яркое выражение находит в также приводимой ниже полемической статье Е. Д. Поливанова.

Александр Матвеевич Пешковский (1878 - 1933) сам называл грамматические системы Потебни и Фортунатова в качестве фундамента своих теоретических построений. Объединение этих двух научных традиций с наибольшей ясностью ощущается в основном и широко известном труде А. М. Пешковского «Русский синтаксис в научном освещении» Грамматические работы А. М. Пешковского отличаются оригинальностью мысли и характеризуются исключительной тонкостью анализа. Он выступал в защиту положения о целостности системы языка («Язык не составляется из элементов, а дробится на элементы. Первичными для создания фактами являются не самые простые, а самые сложные, не звуки, а фразы... Поэтому нельзя, собственно, определять слово как совокупность морфем, словосочетание как совокупность слов, а фразу как совокупность словосочетаний. Все определения должны быть выстроены в обратном порядке») и против внезапных трансформаций языка («Язык не делает скачков»). A.M. Пешковский всячески подчеркивал «консервативность» (т. е. устойчивость) и нормативность языка (собственно, доминирование парадигматического аспекта над синтагматическим) и обосновывал этим необходимость создания описательного языкознания. Большой заслугой А. М. Пешковского является исследование грамматической функции интонаций. Много внимания уделял он вопросам стилистики и орфографии. Особо следует оговорить огромную работу А. М. Пешковского в области методики преподавания русского языка, где ему принадлежат не только теоретические работы (см. указанные выше сборники), но и большое количество школьных учебников.

Евгений Дмитриевич Поливанов (1890 - 1937) был не только лингвистом-теоретиком, но и одаренным японистом, китаеведом и тюркологом, создавшим в каждой из этих областей своей работы значительное количество оригинальных и отличающихся богатством мыслей и материалов трудов. Лингвистическая концепция Е. Д. Поливанова во многом складывалась под влиянием И. А. Бодуэна де Куртене, но включила также много элементов социологического направления, ряд положений которого он фактически предвосхитил в своих многочисленных статьях.

Структурализм – методология социально-гумани­тарного познания, свя­занная с обнаружением и описанием структур в различ­ных областях культуры, социальной жизни. Термин «структура» в структура­листском контексте опре­деляется как реально существующая форма мышле­ния, схема движения мысли, укорененная в подсознательных пластах психики человека. Такого рода струк­туры квалифицируются как порождающая основа социальных, культурных, ан­тропологических явлений и процессов. Соответст­венно, методологический стандарт структурализма базируется на принципе структуралистского редук­ционизма – сведения социокультурной и антрополо­гической реальности к ре­альности структурной. Эвристические возможности структурализма оценива­ются его адептами высоко - он квалифицируется как способ объяснения непо­нятных явлений культуры. Структурализм не ограни­чивается открытием мен­тальных структур, лежащих в основании различного рода антропологических, социальных, культурных феноменов, в его рамках сформулирована оригиналь­ная концепция общества, культуры.

Рассмотрим основные принципы и исследовательские процедуры струк­туралистского подхода.

Исходным теоретико-методологическим положением структурализма является представление о наличии у человека универсальных инвариантных, бессознательных ментальных структур, организующих и упорядочивающих жизнедеятельность человека и общества и выступающих в роли основных ме­ханизмов реакции человека на комплекс воздействий природной и культурной среды. Физический мир, в структуралистской картине мира, есть сырье, кото­рое перерабатывается универсальными психофизическими механизмами чело­века в артефакты. Бессознательное, выступающее как комплекс ментальных структур, рассматривается структуралистами как основа порядка, который за­дается людьми в вещах и ситуациях, как внутренний закон. Бессознательные ментальные структуры действуют как механизмы, регулирующие деятельность человека.

Важнейший постулат структурализма - бессознательные структуры объективируются в символические формы . Символом называется объект, сте­реотип поведения, слово, указывающее на некоторую значимую для человека область реальности – природную или созданную людьми. Процессы порожде­ния символов обозначаются как кодирование. Каждая область социокультур­ной жизни имеет собственную символизацию. Способность к формированию символов – неотъемлемое качество человека, а правила образования символи­ческих объектов универсальны для человека. Человек – маркер, одинаковые явления он метит одинаковыми знаками. Таким образом, культура есть сово­купность знаково-символических систем.Она формируется в результатена­полнения пустых бессознательных структур, которые есть культурное априори, знаково-символическим содержанием. Культурное творчество рассматривается как символотворчество, а сама культура как совокупность текстов. Язык, ми­фология, религия, искусство, традиции квалифицируются как знаково-симво­лические системы, как тексты, построенные исходя из универсальных струк­турных закономерностей. На первом месте в системе гносеологических ориен­тиров структурализма стоит язык как знаково-символическая система. Струк­турализм направляет усилия, в первую очередь, на постижение организованных объектов через изучение структур их понятийного аппарата – языка. Язык слу­жит не только моделью, но и основой смысла. Одна из фундаментальных идей структурализма - слово учреждает реальность. Соответственно, важнейший структуралистский принцип – принцип языкового редукционизма.

Ключевой принцип структурализма - принцип выделения универсальных способов внутренней организации культуры, общества, человека . С позиций структурализма - структуры рассматриваются как формы мышления одинако­вые для всех типов культуры, общества. Отталкиваясь от этой идеи, структура­листы выдвигают тезис: культуры невозможно классифицировать с позиций единой шкалы развития, поскольку они есть вариации, обусловленные наложе­нием различных конфигураций «пустых структур» на неоднородный «природ­ный материал». Культурная динамика квалифицируется структуралистами как следствие постоянной верификации человеком представлений об окружающем мире и изменения в результате этой верификации принципов комбинаторики внутри подсознательных структур, но не самих структур.

Структурализм отличает стремление сделать строго-научным социально-гуманитарное знание. Структуралисты отказываются от иррациональных под­ходов к исследованию бессознательной умственной деятельности. Последняя, в их представлении, обладает структурной упорядоченностью. Соответственно усилия исследователя должны быть направлены на изучение всеобщих схем и законов деятельности человеческого интеллекта. Структуралистское исследо­вание культуры предполагает наличие строгой научной основы, использование точных методов естественных наук, математического моделирования, форма­лизации, компьютеризации. Главный идеолог структурализма К. Леви-Стросс утверждал, что: «Нет точных и естественных наук, с одной стороны, социаль­ных и гуманитарных наук – с другой. Есть два подхода, из которых только один имеет научный характер – подход точных и естественных наук, изучаю­щих человека как часть мира. Другой подход (социальных наук) значим по­стольку, поскольку лишь использует техники точных наук, но отношения, их связывающие, - внешние, а не внутренние. По сравнению с точными естествен­ными науками социальные находятся в положение клиентов, а гуманитарные пытаются стать учениками». Но как только ученики подрастают, становится ясно, что «науками они могут стать, только перестав быть гуманитарными» (1).

В рамках структурализма сформировалось особое направление исследо­вательской мысли, в русле которого не человек, но безличные структуры оказа­лись в центре внимания. Структурализм, таким образом, есть дегуманизация науки. Человек рассматривался как пункт пересечения структур, направляю­щих его деятельность. Цель структуралистских исследований заключается в том, чтобы обнаружить за осознаваемыми образами, посредством которых че­ловек понимает историческое становление инвентарь бессознательных, всегда ограниченных по числу возможностей структур. Леви-Стросс полагал, что ко­нечная цель гуманитарных наук не в том, чтобы создать человека, а в том, чтобы его растворить.

Цель структуралистской методологии - выявление и научное познание бессознательных мыслительных структур путем сравнительного структурного анализа знаковых систем, понимаемых как культурные тексты. Эта цель реали­зуется посредством решения следующих задач: раскрытия комбинаторных ме­ханизмов, преобразующих внешние воздействия - стимулы среды - во внут­ренние индивидуальные представления - концепты; экспликация механизмов, регулирующих преобразование концептов в знаки и символы, которыми чело­век отвечает на воздействие среды; выделение необходимых концептов; соот­несение их с коммуникативной ситуацией; выбор и использование знаковых средств для формирования символа. Структурализм ориентирует исследователя на поиск общих принципов культурного упорядочения человеческого опыта, понимаемого как построение знаковых и символических систем; выявление ло­гики порождения, строения и функционирования сложных объектов человече­ской духовной культуры. Он тесно связан с семиотикой - наукой о знаках и семантикой - наукой о значениях.

Основные процедуры структуралистской методологии :

а) Анализ различных культурных текстов, направленный на выявление за знаковым и смысловым многообразием структурного единства текстов, порож­денного универсальными для человека правилами образования символических объектов.

б) Выделение из всего корпуса культурных текстов и знаковых систем тех, в которых можно увидеть определенные сходные черты, предполагающие наличие внутренней структуры.

в) Выделение минимальных элементов структуры - пары оппозиционных концептов, связанных устойчивыми отношениями. Концепт – смысл, представ­ление.

г) Сравнительный анализ выделенных элементов - сегментов или оппози­ций, направленный на экспликацию стабильных правил преобразования внутри и между оппозициями, для того, чтобы в дальнейшем моделировать примене­ние этих правил на всех возможных вариантах оппозиций данного комплекса текстов.

д) Верификация, полученных путем подобного анализа комбинаторных механизмов на более широком круге знаковых систем и культурных текстов для того, чтобы в итоге образовать структурированный комплекс правил, инва­риантных для любой знаковой системы (текста), а, следовательно, максимально приближенный к искомым глубинным психическим структурам.

Структурализм выдвигает тезис: история есть результат объектива­ции бессознательных структур. Структуралистское понимание истории осно­вано на идее, согласно которой история не имеет смысла, поскольку в ней пра­вят не люди, а бессознательные структуры.

Структурализм. Направление в языкознании, ставящее целью лингвистического исследования раскрытие главным образом внутренних отношений и зависимостей компонентов языка, его структуры, понимаемой, однако, различно разными структуралистскими школами. Основные направления структурализма следующие: 1) Пражская лингвистическая школа, 2) американский структурализм, 3) Копенгагенская школа, 4) Лондонская лингвистическая школа. Отталкиваясь от предшествующего младограмматического направления в языкознании (см. младограмматики), структурализм выдвинул некоторые положения, общие для различных его направлений. В противовес младограмматикам, утверждавшим, что реально существуют лишь языки отдельных индивидов, структурализм признает наличие языка как цельной системы. “Атомизму” младограмматиков, изучавших лишь отдельные, оторванные друг от друга языковые единицы, структурализм противопоставляет целостный подход к языку, рассматриваемому как сложная структура, в которой роль каждого элемента определяется его местом по отношению ко всем другим элементам, зависит от целого. Если младограмматики единственно научным считали только историческое исследование языка, не придавая значения описанию его современного состояния, то структурализм.преимущественное внимание уделяет синхронии. Общим для различных направлений структурализма является также стремление к точным и объективным методам исследования, исключение из него субъективных моментов. Наряду с общими чертами отдельным направлениям структурализма присущи заметные расхождения.

Представители Пражской школы, или школы функциональной лингвистики (В. Матезиус, Б. Гавранек, Б. Трнка, И. Вахек, Вл. Скаличка и др., выходцы из России Н. С. Трубецкой, С. О. Карцевский, Р. О. Якобсон), исходят из представления о языке как о функциональной системе, оценивают языковое явление с точки зрения той функции, которую оно вып9лняет, не игнорируют его смысловую сторону (в противоположность, например, многим американским структуралистам). Отдавая приоритет синхроническому исследованию языка, они не отказываются и от диахронического его изучения, учитывают эволюцию языковых явлений, чем также отличаются от многих других представителей структурализма. Наконец, в отличие от последних Пражская школа функциональной лингвистики учитывает роль Экстралингвистических факторов, рассматривает язык в связи с общей историей народа и его культурой. Большой вклад внесли представители Пражской школы в развитие общей фонетики и фонологии, и разработку грамматики (теория актуального членения предложения, учение о грамматических оппозициях), функциональной стилистики, теории языковой нормы и т. д. Американский структурализм представлен рядом течений, таких, как дескриптивная лингвистика (Л. Блумфилд, Г. Глисон), школа порождающей грамматики и, в частности, трансформационного анализа (Н. Хомский, Р. Лиз), и др. Общей их чертой является утилитарная направленность лингвистических исследований, их связь с разнообразными прикладными задачами. Большое внимание уделяется разработке методики лингвистического исследования, определению границ применения отдельных методов и приемов, выяснению степени надежности ожидаемых в каждом случае результатов и т. д. См. дескриптивная лингвистика, порождающая грамматика, непосредственно составляющие.

Копенгагенская школа выдвинула особое направление в структурализме - глоссематику. Датские структуралисты (В. Брендаль, Л. Ельмслев) рассматривают язык как систему “чистых отношений”, в отвлечении от материальной субстанции, и изучают лишь зависимости, существующие между элементами языка и образующие его систему. Они стремятся создать строгую формально-лингвистическую теорию, которая, однако, оказывается пригодной лишь для отдельных аспектов изучения языка. См. глоссематика.

Лондонская лингвистическая школа играет менее заметную роль в структурализме. Представители этого направления особое внимание уделяют анализу лингвистического и ситуационного контекста, а также социальным аспектам языка, признавая функционально значимым лишь то, что имеет формальное выражение.

Московская лингвистическая школа, одно из основных направлений в русском дореволюционном языкознании, созданное в 80-90-х гг. 19 в. Ф. Ф. Фортунатовым. Московская лингвистическая школа - новый этап в развитии теории грамматики и сравнительно-исторического индоевропейского языкознания, так называемое формальное направление в изучении структуры языка. Оно разграничило реальные значения, относящиеся к обозначаемому, и формальные значения, относящиеся к самому языку. Было выдвинуто новое понимание формы слова как его способности распадаться на основную и формальные принадлежности. Был разработан строгий формальный метод сравнительно-исторического анализа, сделан ряд крупных открытий в области сравнительной морфологии индоевропейских языков, разработана сравнительная семасиология. Фортунатов сформулировал идею внешней и внутренней истории языка, единства истории языка и истории общества, которая определяет задачи и методологию науки о языке, т. к. сравнительно-исторический метод вытекает из объективного факта форм существования самого языка. К Московской лингвистической школе принадлежат Г. К. Ульянов, М. М. Покровский, В. К. Поржезинский, А. И. Томсон, Я. М. Эндзелин, Д. Н. Ушаков и др.

Копенгагенский лингвистический кружок. Основатель школы - датский лингвист Луи Ельмслев (Louis Hjelmslev, 1899-1965). Школа возникла в 1928 г. Первоначально представители школы называли свое направление фонематикой. В 1935 г. на II Международном фонетическом конгрессе выступали с докладами по фонологии. Затем, чтобы показать свою независимость от Пражского лингвистического кружка, назвали направление глоссематикой (греч. γλωσσα - язык).

ПРАЖСКИЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ КРУЖОК (часто сокращенно обозначаемый ПЛК), один из ведущих центров лингвистического структурализма. ПЛК начал складываться в Чехословакии с середины 1920-х годов, его организационное оформление произошло в 1929. Ведущую роль в формировании ПЛК сыграл авторитетный чешский лингвист В.Матезиус; в начальный период существования кружка для его становления много сделал эмигрант из России С.О.Карцевский (1884–1955), позднее переехавший в Женеву. В ПЛК вошли чешские ученые, в большинстве ученики В.Матезиуса: Б.Трнка (1895–1984), Б.Гавранек (1893–1978), Й.Коржинек (1899–1945), Я.Мукаржовский (1891–1975) и др., а также приехавший из России Р.Якобсон. В 1930-е годы к ПЛК примкнули ученые более молодого поколения: В.Скаличка (1909–1991), Й.Вахек (р. 1909) и др. С самого начала существования ПЛК выдающуюся роль в нем играл Н.Трубецкой, живший в Вене. К ПЛК по взглядам были близки некоторые российские лингвисты, особенно Г.О.Винокур; в его изданиях печатались Е.Д.Поливанов и др. Идеи ПЛК оказали влияние на Московскую фонологическую школу и другие направления российской лингвистики.

Основные теоретические положения пражцев впервые были сформулированы в коллективных «Тезисах Пражского лингвистического кружка», подготовленных в 1929 к I Международному съезду славистов. С 1929 издавались «Труды Пражского лингвистического кружка» («Travaux du Cercle linguistique de Prague»), до 1939 вышло 9 выпусков. После немецкой оккупации Чехии в 1939 деятельность ПЛК прекратилась. По окончании Второй мировой войны оставшиеся в Чехословакии члены кружка (Трнка, Гавранек, Скаличка, Вахек и др.) возродили деятельность ПЛК и продолжали развивать его идеи вместе с более молодыми лингвистами – Ф.Данешем (р. 1919), Я.Фирбасом (р. 1921), П.Сгаллом (р. 1926) и др. Традиции ПЛК продолжают сохраняться в Чехии и Словакии до настоящего времени.

Взгляды членов ПЛК формировались под влиянием идей Ф.де Соссюра, И.А.Бодуэна де Куртенэ и Московской формальной (Фортунатовской) школы. Все его члены принимали разграничение языка и речи (иногда, как Н.Трубецкой, в его более сложной модификации, предложенной К.Бюлером, также весьма близким ПЛК), однако не считали, как многие другие школы структурализма, необходимым ограничение лингвистических исследований исключительно формальной структурой языка, активно занимаясь также вопросами его функционирования, в тем числе общественного. Некоторые члены ПЛК (Й.Коржинек) понимали язык как ту же речь, но рассматриваемую на более абстрактном уровне.

Восприняв введенное Ф. де Соссюром разграничении синхронии и диахронии и обратившись к синхронным исследованиям современных языков, лингвисты ПЛК (как и близкие к ним росийские лингвисты) не принимали соссюровские тезисы об абсолютной противоположности синхронии и диахронии и о несистемности последней. Согласно концепции ПЛК, каждое состояние языка связано с его предыдущими и последующими состояниями и должно изучаться с учетом исторической перспективы. Изучая историю языков, пражцы, особенно Р.Якобсон, стремились рассматривать языковые изменения в системе, выявлять то, как изменение одного фрагмента системы вело к ее перестройке в целом.

Лингвисты ПЛК выделяли в качестве ключевых для своей концепции понятия структуры и функции. Первое объединяло их с другими направлениями структурализма, второе – противопоставляло этим направлениям, в связи с чем совокупность взглядов пражцев часто определяется как «пражский функционализм» (см . ФУНКЦИОНАЛИЗМ В ЛИНГВИСТИКЕ) . Функция понималась в ПЛК не в математическом смысле, как это имело место в глоссематике, а как цель, ради которой употребляются языковые единицы, что предвосхищало базовые положения будущей лингвистической прагматики. Тем самым язык рассматривался не как «алгебра», изучаемая вне всякой связи с действительностью, а как система, связанная с реальностью и используемая для достижения определенных целей. Среди функций языка в первую очередь выделялась функция общения людей, разделявшаяся на интеллектуальную и аффективную; наряду с ней выделялась поэтическая функция, направленная не на внешний мир, а на сам знак. В связи с таким пониманием роли словесного искусства в ПЛК развивалась структурная поэтика, в первую очередь Р.Якобсоном, которым впоследствии, уже в американский период его творчества, была сформулирована ставшая классической теория функций языка, выводимая из модели коммуникативного акта.

Функциональный подход ПЛК в полной мере проявился в фонологии, ставшей одной из основных областей исследований. Фонологией занимались многие участники кружка, но наиболее законченное выражение эта концепция нашла в книге Н.Трубецкого Основы фонологии (Grundzüge der Phonologie ), изданной посмертно в 1939 (русск. перевод 1960). Пражцы отвергали как психологический подход к фонологии, свойственный И.А.Бодуэну де Куртенэ и Е.Д.Поливанову, так и абстрактное понимание фонологии как изучения чистых отношений в отвлечении от звукового характера и собственных свойств фонологических единиц, характерное для глоссематики. Для ПЛК фонемы – это звуковые единицы, обладающие совокупностью признаков (глухость/звонкость, твердость/мягкость и т.д.). Эти признаки служат прежде всего целям смыслоразличения: например, в русском языке слова дом и том имеют разное значение, различаясь фонемами д и т , в которых целям смыслоразличения служат признаки соответственно звонкости и глухости. Трубецкой помимо выполняемой фонологическими единицами функции смыслоразличения выделял также две менее существенные: функцию указания на границы слов и функцию выделения вершины слова. Основное место в фонологическом анализе ПЛК занимает анализ оппозиций, служащих целям смыслоразличения (противопоставление т /д в приведенном выше примере как раз и является такой оппозицией). Система оппозиций составляет фонологическую систему языка.

Трубецкой предложил детальную классификацию оппозиций. Особенно важным оказалось выделение оппозиций, сохраняемых в одних позициях и исчезающее в других (так называемых позициях нейтрализации); например, в русском языке противопоставления по звонкости/глухости нейтрализуются на конце слова. При этом бывает, что один из членов оппозиции (называемый немаркированным) в позиции нейтрализации замещает противопоставленный ему член оппозиции (маркированный); так, в русском языке звонкие фонемы маркированы, а глухие – нет. Понятия оппозиции, нейтрализации, маркированного и немаркированного члена оппозиций и др. по своему значению выходят за пределы фонологии и широко употребляются в разных областях лингвистики. Дальнейшее развитие фонология ПЛК получила в концепции универсальных для языков мира дифференциальных (смыслоразличительных) признаков фонем, разработанной Р.Якобсоном уже в 1950-е годы, после его переезда в США.

В области грамматики члены ПЛК также стремились разрабатывать концепцию смыслоразличительных оппозиций и дифференциальных признаков, которые, в отличие от фонологических, прямо связаны со значением; именно так Р.Якобсон пытался описывать систему русских падежей. В области синтаксиса большое значение имела концепция актуального членения предложения, разработанная В.Матезиусом. Трубецкой сформулировал задачи морфонологии как особой дисциплины.

Некоторые лингвисты ПЛК, особенно В.Скаличка, занимались типологией. Была поставлена задача структурного сопоставления языков. Скаличка отказался от жесткого членения языков на типы, свойственного лингвистике 19 в. (см . ТИПОЛОГИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ) , и предложил рассматривать флективность, агглютинативность и проч. не как свойства конкретных языков, а как некоторый эталон, к которому по-разному и в различной степени приближаются те или иные языки. Трубецкой и Якобсон поставили также вопрос о дополнении генетических и типологических классификаций языков ареальными; ими была выдвинута идея языковых союзов – объединений языков народов, тесно общавшихся друг с другом и в той или иной степени культурно связанных между собой; в результате такого взаимодействия языки могут приобретать общие структурные сходства. Эта идея, как и некоторые другие, была связана у Трубецкого с общей историософской концепцией евразийства.

Лингвисты ПЛК активно занимались проблемами общественного функционирования языка и языковой нормы, став основоположниками социолингвистики. С этими проблемами была тесно связана разработанная в ПЛК концепция функциональных стилей языка.

сравнительно-исторический метод. Лингвистический метод (система научных приемов) восстановления незафиксированных прошлых языковых фактов путем их. сравнения с соответствующими более поздними фактами, известными по письменным памятникам или живому употреблению в сопоставляемых языках. Применение сравнительно-исторического метода способствует изучению вопроса о закономерностях развития языка в отдаленную эпоху, выявлению исконных слов языка и заимствований, а также путей проникновения последних, позволяет установить генетическое тождество языковых единиц, главным образом в области фонетики и морфологии, дает материал для решения отдельных проблем, которыми занимается сравнительно-историческое изучение языков (происхождение родственных языков, их взаимоотношения в ходе исторического развития, черты общности и различия в этом развитии и т. д.).

Структурализм это комплекс направлений в ряде наук, объединяемых общими философско-эпистемологическими представлениями, методологическими установками и спецификой анализа, складывавшийся в период с начала 20 века и по 1940-е включительно. В формировании структурализма участвовали Женевская школа лингвистики (Ф.де Соссюр и его ученики), русский формализм, пражский структурализм, американская школа семиотики Ч.Пирса и Я.Морриса, Копенгагенский и Нью-Йоркский лингвистический кружки, структурная антропология К.Леви-Стросса, структурный психоанализ Ж.Лакана, структура познания М.Фуко, структурная лингвопоэтика Р.Якобсона с его теорией поэтического языка.

Собственно литературоведческий структурализм сложился в результате деятельности условно называемой «Парижской семиологической школы» (ранний Р.Барт, А.Ж.Греймас, К.Бремон, Ж.Женетт, Ц.Тодоров и др.), а также «Бельгийской школы социологии литературы» (Л.Гольдман и его последователи). Время наибольшей популярности и влияния французского структурализма - с середины 1950-х (публикация в 1955 «Печальных тропиков» Леви-Стросса) до конца 1960-х - начала 1970-х. В США структурализм сохранял свой авторитет на протяжении всех 1970-х (Дж.Каллер, К.Гильен, Дж.Принс, Р.Скоулз, М.Риффатерр). На рубеже 1970-80-х те исследователи, которые более или менее остались верны структуралистским установкам, сосредоточили свои усилия в сфере нарратологии, большинство же бывших структуралистов перешли на позиции пост-структурализма и деконструктивизма. Структурализм как структурно-семиотический комплекс представлений в своих самых общих чертах имел явно лингвистическую ориентацию и опирался на новейшие по тому времени концепции языкознания и семиотики. В первую очередь это касалось теории знака Соссюра как некоего целого, являющегося результатом ассоциации означающего (акустического образа слова) и означаемого (понятия). Подчеркивалось, что знак по своей природе «произволен»: «Означающее немотивировано т.е. произвольно по отношению к данному означаемому, с которым у него нет в действительности никакой естественной связи» (Соссюр).

Другими базовыми понятиями, которыми оперировали теоретики структурализма, опиравшиеся на учение о языке Соссюра и его последователей, были постулаты о коллективном характере языка («Язык существует только в силу своего рода договора, заключенного членами коллектива») и его изначально коммуникативной природе. С этим связано и представление о коде как совокупности правил или ограничений, обеспечивающих функционирование речевой деятельности естественного языка или какой-либо знаковой системы: код обеспечивает коммуникацию, в т.ч. и литературную.

Помимо лингвистической основы другой неотъемлемой составляющей структурализма является понятие структуры . Согласно Ж.Вьету и Ж.Пиаже, структуру можно определить как модель, принятую в лингвистике, литературоведении, математике, логике, физике, биологии и отвечающую трем условиям:

1. Целостности - подчинение элементов целому и независимость последнего;
2. Трансформации - упорядоченный переход одной подструктуры (или уровня организации составляющих данную структуру элементов) в другую на основе правил порождения;
3. Саморегулирования - внутреннее функционирование правил в пределах данной системы.

Основная тенденция в понимании структуры у французских литературоведов заключалась в том, что составляющие ее элементы рассматривались как функции (традиция, заложенная русскими формалистами), однако в противоположность русским формалистам и пражским структуралистам, акцентировавшим исторически изменчивый, диахронический аспект любой системы литературного характера, на первый план в структурализме вышла проблема синхронии . Например, Греймас, Барт, Бремон, Женетт, Ю.Кристева, Ж.К.Коке, Тодоров пытались выявить внутреннюю структуру смыслопорождения и сюжетного построения любого повествования вне зависимости от времени его возникновения и создать систематизированную типологию жанров. Лингвистическая ориентация структуралистов проявлялась также в том, что они развивали гипотезу американских языковедов Э.Сепира и Б.Уорфа о влиянии языка на формирование моделей сознания и отстаивали тезис, согласно которому язык и его конвенции одновременно порождают и ограничивают видение человека вплоть до того, что само восприятие действительности структурируется языком.

В рамках структурализма иногда выделяют три направления :

1. Семиологически-структурное;
2. Грамматика текста;
3. Семиотически-коммуникативное.

Первое в целом охватывает представителей «Парижской семиологической школы», стремившихся выработать адекватные способы описания нарративно определяемых структур и соответствующей им грамматики повествования. Направление грамматики текста (П.Хартманн, Т.А.ван Дейк, Х.Ризер, Я.Петефи, И.Иве и др.) ставит перед собой задачу на основе лингвистических правил создать модель, которая должна описывать не только речевую, но и нарративную компетенцию и тем самым выявить специфику процессов перехода с глубинных на поверхностные структуры самых различных текстов, в т.ч. и литературных. Третье направление - коммуникативное - разрабатывалось в трудах З.Шмидта, Г.Винольда, Э.Моргенталера, акцентировавших прежде всего факторы порождения и восприятия текста, а также пытавшихся охарактеризовать интра и интертекстуальные коммуникативные аспекты отношений между отправителем и получателем языковой информации и исследовать взаимообусловленную связь внутренних свойств текста (его «репертуар», «повествовательные стратегии», «перспективы») и специфики его восприятия. Последние два направления обычно объединяют в рамках активно развивающейся в настоящее время дисциплины «лингвистика текста» (Б.Совинский, В.Дресслер, Р.А.де Богранд, В.Калмейер, Х.Калферкемпфер). В свою очередь, на основе «лингвистики текста», занимающейся самыми различными видами текста, сложилось особое направление, исследующее с лингвистических позиций коммуникативную проблематику текста художественной литературы (ван Дейк, Р.Познер, Р.Фаулер, Р.Оман, Дж.Лич и др.) и опирающееся на «теорию речевых актов» Дж.Остина и Дж.Р.Серля. Литературоведческий структурализм всегда самым тесным образом связан с лингвистикой , влияние которой было особенно сильным на начальном этапе его становления, но затем стало заметно уменьшаться в результате критики со стороны постструктуралистов. Концепция «речевых актов» повлекла за собой новую волну весьма активного воздействия лингвистики на литературоведение, вызвав оживленную полемику среди структуралистов и постструктуралистов. Л.М.Пратт, Женетт, О.Дюкро, Ф.Реканати, Э.Парре, создали на основе ее творческой переработки ряд чисто литературоведческих концепций как о самом статусе повествовательного вымысла (или «фиктивного высказывания»), так и о специфике его функционирования в отличие от других, нелитературно-художественных форм языковой деятельности.

Основная специфика структурализма

Основная специфика структурализма заключается прежде всего в том, что его приверженцы рассматривают все явления, доступные чувственному, эмпирическому восприятию, как «эпифеномены», т.е. как внешнее проявление («манифестацию») внутренних, глубинных и поэтому «неявных» структур, вскрыть которые они и считали задачей своего анализа. Таким образом, задача структурного анализа художественного произведения определяется не как попытка выявить его неповторимую уникальность, а прежде всего как поиски внутренних закономерностей его построения, отражающие его абстрактно-родовые признаки и свойства, якобы присущие всем литературным текстам вне зависимости от их конкретного содержания, либо - на еще более обобщенно-абстрактном уровне - как стремление описать, как подчеркивал Барт, сам «процесс формирования смысла». Подобным подходом и объясняются призывы Барта отыскать единую «повествовательную модель», Скоулза - «установить модель системы самой литературы», Каллера - «открыть и понять системы конвенций, которые делают возможным само существование литературы». Эта тенденция структурного анализа обнаруживать глубинные и потому неосознаваемые структуры любых семиотических систем дали повод для отождествления структурализма с марксизмом и фрейдизмом как близкими ему по своему научному пафосу и целям методами, которое со временем стало широко распространенной мифологемой западной теоретической мысли. Структурализм был проникнут пафосом придать гуманитарным наукам статус наук точных; отсюда его тенденция к отказу от эссеизма, стремление к созданию строго выверенного и формализованного понятийного аппарата, основанного на лингвистической терминологии, пристрастие к логике и математическим формулам, объяснительным схемам и таблицам, к тому, что впоследствии получило название «начертательного литературоведения». Общеевропейский кризис рационализма и конце 1960-х, одной из форм которого в сфере литературоведения и был структурализм, привел к очередной смене парадигмы научных представлений и вытеснению структурализма на периферию исследовательских интересов другими, более авторитетными на Западе в последнее двадцатилетие направлениями: постструктурализмом и деконструктивизмом.