Многие из ученых в ее аудитории Просто привыкали к идеям «поведения» растений и «памяти»; используя слова, подобные «обучению» и «интеллекту» в растениях, поразили их, по словам Сака, «неуместными» и «просто странными». Гальяно сказал, что ее мимоза-бумага была отклонена десятью журналами: «Ни один из рецензентов не имел проблем с данными». Вместо этого они отказались от языка, который она использовала для описания данных.

Истории о жизни растений

Но она не хотела его менять. «Если мы не будем использовать один и тот же язык для описания того же поведения», - говорит он, - мы не можем сравнивать его, - сказала она. Рик Карбан успокоил Гальяно после ее разговора. «Я прошел через то же самое, просто полностью забил», - сказал он ей. Но вы делаете хорошую работу. Система просто не готова.

Ученым часто неудобно говорить о роли метафоры и воображения в их работе, однако научный прогресс часто зависит от обоих. «Метафоры помогают стимулировать исследовательское воображение хороших ученых», - писал британский ученый-растение Энтони Трювас в ответном письме на письмо Алпи, осуждающем нейробиологию растений. «Нейробиология растений» - это, очевидно, метафора, растения не обладают типом возбудимых, коммуникативных клеток, которые мы называем нейронами. Однако введение этого термина вызвало ряд вопросов и вдохновило множество экспериментов, которые обещают углубить наше понимание не только растений, но также и мозгов.

Если есть другие способы обработки информации, другие типы ячеек и сотовых сетей, которые могут каким-то образом привести к интеллектуальному поведению, то мы можем быть более склонны спрашивать с Манкусо: «Что такого особенного в нейронах?». Манкусо - поэт-философ движения, решивший выиграть за растения признание, которого они заслуживают, и, возможно, привести людей в порядок. Его несколько величественно названная Международная лаборатория заводской нейробиологии, находящаяся в нескольких милях от Флоренции, занимает скромный набор лабораторий и офисов в современном современном здании.

Здесь несколько сотрудников и аспирантов работают над экспериментами, которые Манкусо разрабатывает для проверки интеллекта растений. По его оценкам, завод имеет три тысячи химических веществ в своем словаре, а он с улыбкой сказал: «У среднего ученика всего семьсот слов».

Манкусо отчаянно предаётся растениям - ученый должен «любить» свой предмет, чтобы сделать это справедливо, говорит он. Он также нежен и непритязателен, даже когда то, что он говорит, является возмутительным. В углу его кабинета сидит несчастный Фикус беньямина или плачущий рис, а на стенах - фотографии Манкусо в комбинезоне космонавта, плавающего в кабине самолета с нулевой гравитацией; Он сотрудничал с Европейским космическим агентством, которое поддержало его исследования поведения растений в микро - и гипергравитации.

Десять лет назад Манкусо убедил флорентийский банк учредить большую часть своих исследований и помочь запустить Общество нейробиологии растений; его лаборатория также получает гранты от Европейского Союза. Большинство определений интеллекта попадают в одну из двух категорий.

Первый из них сформулирован так, что разум требует мозга; определение относится к внутренним умственным качествам, таким как разум, суждение и абстрактная мысль. Вторая категория, менее связанная с мозгом и метафизическая, стрессовое поведение, определяющая интеллект как способность оптимально реагировать на вызовы, присущие окружающей среде и обстоятельствам. Неудивительно, что заводские нейробиологи прыгают в этот второй лагерь. «Я определяю это очень просто», - сказал Манкусо. «Интеллект - это способность решать проблемы».

В пастве каждая птица должна следить за несколько простых правил, таких как поддержание заданного расстояния от его соседа, но коллективный эффект большого количества птиц, выполняющих простой алгоритм, является сложным и в высшей степени хорошо координированным поведением.

Гипотеза Манкусо заключается в том, что что-то подобное работает на растениях, а их тысячи корневых подсказок играют роль отдельных птиц, собирающих и оценивающих данные из окружающей среды, и реагируют на местные, но координированные способы, которые приносят пользу всему организму. Нейроны, возможно, переоценены, - сказал Манкусо. «Они действительно просто возбудимые клетки». У растений есть свои возбудимые клетки, многие из них находятся в регионе, прямо за корневым кончиком. Здесь Манкусо и его частый сотрудник Франтишек Балушка обнаружили необычно высокие уровни электрической активности и потребления кислорода.

Они выдвинули гипотезу в ряде работ, что эта так называемая «переходная зона» может быть локусом «коренного мозга», впервые предложенной Дарвином. Идея остается недоказанной и спорной. «Что происходит, не очень понятно, - сказал мне Линкольн Таиз, - но нет никаких доказательств того, что это командный центр».

Как растения делают то, что делают без мозга - то, что Энтони Трюваус назвал своим «бессмысленным мастерством», - поднимает вопросы о том, как наши мозги делают то, что они делают. Гипотеза о том, что интеллектуальное поведение в растениях может быть эмерджентным свойством клеток, обменивающихся сигналами в сети, может показаться надуманной, но способ, которым интеллект возникает из сети нейронов, может не сильно отличаться. Большинство нейробиологов согласились бы с тем, что, хотя мозги, рассматриваемые как целая функция как централизованные командные центры для большинства животных, в мозгу, похоже, не являются командами; скорее, можно найти безликую сеть.

Это ощущение, которое мы получаем, когда думаем о том, что может управлять растением, - что там нет, волшебник за занавесом, тянущий рычаги, может одинаково хорошо примениться к нашим мозгам. Затем пришел Дарвин, который принес смиренную новость о том, что мы являемся результатом тех же естественных законов, которые создали животных. В прошлом веке прежние резкие линии, отделяющие людей от животных - наши монополии на язык, разум, инструментальное производство, культуру, даже самосознание, были размыты друг за другом, поскольку наука предоставила эти возможности другим животным.

Манкусо и его коллеги пишут следующую главу в «Истории возрастающего унижения». Их проект влечет за собой разрушение стен между царствами растений и животных, и он идет не только экспериментом, но и словом. Нейробиологи растений выбрали определение интеллекта демократически, как способность решать проблемы или, точнее, адаптироваться к обстоятельствам, в том числе непредвиденным в геноме.

Я согласен, что люди особенные, - говорит Манкусо. Мы первые виды, способные спорить о том, что такое разведка. Но это количество, а не качество «интеллекта», которое нас отличает. Мы существуем на континууме с акацией, редисом и бактерией. «Интеллект - это свойство жизни», - говорит он. Манкусо думает, что мы готовы принять искусственный интеллект, потому что компьютеры - это наши творения, и поэтому отражают наш собственный интеллект на нас.

По-видимому, растения, напоминающие нашу слабость, напоминают нам о нашей слабости. «Память» может быть даже более тернистым словом для применения во всех королевствах, возможно потому, что мы так мало знаем о том, как это работает. Мы склонны думать о воспоминаниях как несущественных, но в мозгах животных некоторые формы памяти связаны с установкой новых связей в сети нейронов. Тем не менее существуют способы хранения информации биологически, что не требует нейронов. Иммунные клетки «помнят» свой опыт возбудителей, и призывают к этой памяти в последующих встречах.

В растениях давно известно, что такие переживания, как стресс, могут влиять на молекулярную обертывание вокруг хромосом; Это, в свою очередь, определяет, какие гены будут замолчать и которые выражаются. Этот так называемый «эпигенетический» эффект может сохраняться и иногда передаваться потомству. Совсем недавно ученые обнаружили, что жизненные события, такие как травма или голодание, производят эпигенетические изменения в мозге животных, которые являются долговременными, а также могут передаваться потомству, форме памяти, подобной той, которая наблюдается у растений.

Виноградная лоза будет «выбирать» среди нескольких потенциальных хозяев, оценивая, по запаху, который предлагает наилучшее возможное питание. Выбрав цель, виноградная лоза затем выполняет своего рода калькуляцию затрат и выгод, прежде чем принимать решение о том, сколько катушек она должна инвестировать - чем больше питательных веществ у жертвы, тем больше она будет разворачиваться. Временная съемка - это, пожалуй, лучший инструмент, который мы должны преодолеть пропасть между шкалой времени, на которой живут растения, и нашими собственными.

Этот пример был из молодого растения фасоли, застреленного в лаборатории в течение двух дней, по одному кадру каждые десять минут. Металлический столб на тележке находится на расстоянии нескольких футов от него. Бобовое растение «ищет» что-то, чтобы подняться. Но видео Манкузо, похоже, показывает, что этот завод по производству бобов «точно знает», где металлический столб задолго до того, как он вступает в контакт с ним. Манкусо предполагает, что завод может использовать форму эхолокации. Бобовое растение не теряет времени или энергии, «глядя», то есть растет, где угодно, но в направлении полюса.

И он стремится добраться туда: достигая, растягиваясь, бросая себя снова и снова, как палок для мух, растягиваясь на несколько сантиметров с каждым броском, поскольку он пытается обернуть его керлинг кончиком вокруг полюса. Как только контакт сделан, растение, похоже, расслабляется; его стиснутые листья начинают слегка трепетать. Все это может быть не что иное, как иллюзия временной фотографии. Тем не менее, чтобы посмотреть видео, нужно на мгновение почувствовать, как один из пришельцев в формирующей научно-фантастической истории Манкусо, показало окно на измерение времени, в котором эти ранее инертные существа удивительно оживают, казалось бы, сознательные люди с намерениями.