Шотландские Игры горцев приобрели статус ежегодного события в викторианский период. Испытания на силу и мужество проводились на шотландских землях с незапамятных времен, только цели соревнований отличались - в Средневековье король выбирал себе среди самых выносливых мужчин королевского гонца, а с прошлого века Игры проводятся уже скорее для спортивного азарта. Несмотря на многовековую историю, состязания мало изменились, по крайней мере что касается самих испытаний.

И по сей день любимым видом из всех соревнований для шотландцев является метание бревна, которое далеко не всем по плечу, даже настоящим силачам. Метатель должен поднять длинное и гладкое бревно, которое может быть в длину до 6 метров и весить около 80 кг (единого стандарта для снаряда нет). Поднимать нужно двумя руками, сложенными в своеобразную чашу, и прислонить бревно вертикально к плечу. Затем участник должен, немного разбежавшись, метнуть бревно со всей силы, чтобы оно перевернулось в воздухе и упало на противоположный конец. То есть помимо огромной силы метатель должен обладать и некоторой долей ловкости.

Представляем вам подборку черно-белых фотографий с шотландских Игр горцев прошлого века. Да, все спортсмены, конечно же, носили национальную шотландскую одежду килт, и, надо признать, мы понимаем почему - похоже, это очень удобно.

(Всего 29 фото)

Помимо демонстрации необычайной силы, скорости и ловкости, Игры также являются символом шотландской и кельтской культуры. На фотографии традиционный шотландский танец с мечами, 1912 год.

В связи с тем, что все-таки не все шотландцы живут в Шотландии, Игры горцев стали проводиться по всему миру, от Европы и Северной Америки до Новой Зеландии и Бразилии. На фотографии традиционный шотландский танец на Играх в Калькутте, 1900 год.

Ансамбль волынщиков открывает Игры в Шотландии, 1950 год.

На фотографии участник соревнований по метанию молота, прародителя современной легкоатлетической дисциплины. Метательный снаряд представляет собой свинцовый шар на деревянной тонкой ручке. Вес шара - 7 кг, длина ручки - почти метр.

Представление во время Игр горцев в Стерлинге.

На фотографии - толкание камня. На Играх горцев есть две разновидности этой дисциплины: камень мужественности (снаряд или обыкновенный булыжник весом около 45 кг) и камень силы (снаряд или камень весом от 3 до 14 кг).

Толкание камня, 1952 год.

Танец с мечами, 1922 год.

В 1955 году Джей Скотт из Локха метнул 7-килограммовый камень на 12 метров.

И конечно, среди соревнований на Играх горцев была борьба.

«Спроси любого горца о Кэмпбеллах, и он сплюнет перед тем как ответить» - вот самая исчерпывающая характеристика клана Кэмпбелл, которая сохранилась в памяти шотландцев. Крупнейшие семьи горных скоттов издревле истребляли друг друга как проклятые. Так что в истории каждой найдется парочка крайне неприглядных моментов: предательства, зверские убийства, геноцид и - даже хуже того - сотрудничество с англичанами. Но Кэмпблеллы довели эти прегрешения клановой вражды до небывалого уровня. Например, однажды они сожгли в церкви 120 человек, а еще 35 повесили на одном дереве. Так они пытались пошутить на тему семейного древа.

Кто такие Кэмпбеллы

Кэмпбеллы - один из крупнейших и влиятельнейших кланов Хайленда, то есть Горной Шотландии. Семейство издревле обитало на западе этой страны, его история простирается до XI века, а корни уходят еще дальше, в самую глубь местной истории. Считается, что фамилия «Кэмпбелл» переводится с кельтского как «Криворотые». Их фамильный герб - отрубленная голова вепря, вокруг которой идет ремень с надписью «Ne Obliviscaris» по-латыни, что значит «Не забывай!».

В самые горячие века шотландской истории клан Кэмблеллов придерживался одной и той же стратегии. А если делать что-то лет пятьсот подряд не меняя курса, то когда-нибудь придешь к успеху. Они всегда старались выступать на стороне самого сильного игрока в местной политике, даже если у того было много врагов. Особенно если у него было много врагов! Так Кэмпбеллы поддерживали сначала шотландский престол, а затем, когда у того дела стали совсем плохи, уже английский.

Сейчас кажется, что это - самый очевидный и разумный выход и в нем нет ничего примечательного - помогай сильному и он поделится с тобой частью своей силы. Но тогда это вовсе не казалось однозначно выигрышной стратегией. Позиция шотландских королей во многом была очень шаткой и часто распространялась на горную Шотландию лишь номинально. В действительности же вся полнота власти принадлежала местным кланам, которые могли сотни лет вырезать друг друга из-за претензий на бесплодную скалу или из-за спора о стаде коз, который случился пять поколений назад.

Кэмпбеллы активно навязывались в друзья легитимному правителю, а тот в награду делал их проводниками своей воли в Хайленде. Другие кланы плевать хотели на короля и не ждали от него помощи или подачек. А вот Кэмпбеллы всегда пытались показать себя лояльными централизованной власти. За это они часто получали почти неограниченную власть на местах. Прикрываясь войной с бунтовщиками, этот клан получал право на нападения, угон скота, поджоги и даже откровенное отчуждение чужих территорий. Во славу короны, конечно же!

Замок Кэмбеллов

Отсюда же возникает ответ на вопрос о том, почему соседи не собрались и не придушили всех до единого Кэмбеллов прямо в родовом гнезде. Те взяли на себя роль местных полицейских, и даже их тартан , то есть клановый узор, стал полуофициальным узором здешних сил правопорядка, лояльных королю.

Но власть, как мы знаем, развращает. Все эти полномочия, которых они добились благодаря служению монархам (в то время как остальные горцы королей ненавидели) сделали Кэмпбеллов жестокими, коварными и злопамятными. Кэмбеллы знали, что их ненавидят и только ждут момента, чтобы пресечь их род, поэтому сами наносили превентивные удары по соседям. Они нападали на мирные села, жгли непокорных прямо в церквях, закапывали их заживо и показывали такие чудеса подлости, что даже спустя сотни лет не могут избавиться от пятна позора.

Среди всех их злодеяний народная память сохранила три самых ужасных. Это - события, известные как «резня в Маниверд», «резня в Дануне» и «резня в Гленко».

Резня в Маниверд

Справедливости ради, в этой резне нельзя обвинить только Кэмпбеллов, они не были зачинщиками, но, верные своей вечной стратегии, присоединились к победителям (когда уже точно был понятен исход вражды) и приняли участие в жестокой расправе.

Основных сторон раздора в этой истории две - клан Мюрреев и клан Драммондов. Но, кроме них, как это водится в Хайленде, участие в конфликте с удовольствием приняли еще несколько союзных кланов. Мюрреи и Драммонды враждовали давно и жестоко, несмотря на то, что были родственными и много раз пытались скрепить союз браками. Незадолго до 1490 года случился очередной надлом в их отношениях: лорд Драммонд узурпировал у вождя клана Мюррей, Уильяма Мюррея, долину Стратерн.

Коллин Кэмпбелл

У Мюрреев, в свою очередь, остался свой козырь на руках: аббат Джон Мюррей из их клана был местным настоятелем, а значит, проводником власти католической церкви в этих забытых Богом долинах. Драммонды, зная об этом, чинили ему всяческие неудобства и строили политические козни.

Однажды терпение аббата Джона лопнуло. Когда аббатство лишилось всех своих денег (во многом по вине Драммондов), он, властью, данной ему Римской церковью, повелел стрясти церковные налоги с принадлежавшего Драммондам села Очдертир. Разумеется, в этом деле он призвал на помощь родственников и те с таким пристрастием «собрали налоги» с давних врагов, что Драммонды восприняли это как объявление войны.

Сын лорда Драммонда, Дэвид, собрал войска клана и немедленно двинулся громить и уничтожать Мюрреев. Кроме того, к нему присоединилось еще три клана: те самые Кэмпбеллы во главе с Дунканом Кэмпбеллом, а также Макробби и Файшни. Впрочем, Мюрреи были предупреждены о набеге и сами стеклись со всех окрестностей ради грядущего веселья. Впрочем, всех сил их клана не хватило и им пришлось бежать на север, где они дали генеральное сражение в местечке Роттенреох, но были наголову разбиты. Множество Мюрреев полегло на поле боя, а еще часть бежала (как утверждается, вместе с семьями) в сторону все того же злосчастного Очдертира, с которого все началось.

Воин из клана Драммондов

О том, сколько именно было беглецов, так и не известно: минимум - 20 мужчин, максимум - 120 Мюрреев, вместе с женщинами и детьми. В любом случае, то, что с ними случилось, было ужасно и как раз вошло в историю как «резня в Маниверд» .

21 октября 1490 тех, кто бежал от гнева Драммондов и Кэмбеллов, настигли в местечке Маниверд, где они укрылись и забаррикадировались в церкви. По тем временам это казалось невероятной удачей, ведь посягнуть на оплот католической веры посмели бы немногие: законы религии и клановой вражды не допускали мысли о том, чтобы напасть на храм, даже если там нашли убежище злейшие враги.

Но Мюрреи ошиблись. До поры до времени Драммонды рыскали по окрестностям и беглецы оставались незамеченными. Но один из Мюрреев не выдержал и поддался жажде мести: он выстрелил из лука в ничего не подозревавшего вражеского воина и убил его. Тем самым горец выдал себя и свое укрытие, а войско Драммондов ринулось к церкви Маниверд.

То, что осталось от церкви в Маниверд после разрушения и перестройки. Какой она была до резни судить можно лишь примерно.

Нападавшие не стали держать осаду и после непродолжительных «мирных переговоров», которые, скорее всего, выглядели как брань и стрелы, летящие из-за стен убежища, решили действовать жестокими мерами. Они обложили церковь хворостом и дровами и подожгли ее. Все находившиеся внутри погибли в огне и удушающем дыму. Чтобы заглушить крики умирающих, Кэмбеллы и Драммонды дали команду волынщикам играть во всю силу. Какой гуманный жест по отношению к своим войскам!

Молодой воин в костюме клана Мюрреев

Судя по тому, что никто так и не выбрался оттуда, как минимум, ради битвы, - в церкви и вправду были либо почти сплошь женщины и дети, либо Драммонды с Кэмпбеллами и не планировали выпускать беглецов. Не исключено, что они сами забаррикадировали двери снаружи, чтобы все Мюрреи остались там навсегда. Хотя оба варианта не исключают друг друга.

В пожаре выжил лишь один Мюррей, который умудрился выскользнуть из окна церкви. Единственная причина, по которой его не убили - он оказался двоюродным братом командира нападавших, Томаса Драммонда. А мы помним, что оба враждующих клана были во многом родственными (что, впрочем, не помешало одним сжечь других заживо). Томас позволил кузену сбежать с места побоища и за этот «проступок» был сурово наказан изгнанием из Шотландии. Много лет после этого он прожил в Ирландии, а когда все же вернулся, получил от Мюрреев в благодарность имение в Пертшире.

Но справедливость в каком-то смысле все же восторжествовала. Весть о резне в Маниверд быстро облетела всю Шотландию. Король страны Джеймс IV приказал провести расследование и в результате оба зачинщика - и Дэвид Драммонд и Дункан Кэмпбелл - были арестованы и повешены в городе Стерлинг. Как видно, даже лояльность и заискивание перед королевским двором не спасла Кэмпбелла от казни.

Резня в Дануне

Другой запомнившийся шотландцам эпизод подлости Кэмпбеллов случился в 1646 году, когда они почти полностью истребили клан Ламонт вместе с женщинами и детьми. Причем, сделали они это с невероятным зверством.

К середине XVII века отношения между двумя кланами достигли точки обоюдной ненависти. Кэмпбеллы имели виды на территории Ламонтов и мечтали присоединить их к своим землям, а Ламонты, в свою очередь, отчаянно сопротивлялись. В 1645 году это привело к крупной битве при Инверлохи, в которой Кэмпбеллы получили хорошую взбучку, а Ламонты, поверив в свои силы, сами ринулись на земли противника, чтобы хорошенько пограбить.

Арчибальд Кэмпбелл, организатор самой беспощадной резни в истории Шотландии.

В следующем году Кэмбеллы во главе с их предводителем, Арчибальдом, нанесли ответный удар и вторглись на территорию Ламонтов, но уже не просто для грабежа, а с целью расширения своих границ. С боями дойдя до крепости Товард (она же - «Толл Айрд» на гэльском), Кэмпбеллы заперли противников в их родовом замке. Началась осада, и удача явно была не на стороне Ламонтов.

В конце концов, глава Ламонтов, Джеймс Ламонт, решил пойти на мирные переговоры. В результате попытки примирения, ему удалось договориться о сдаче на приемлемых условиях. Кэмпбеллы заверили вождя в том, что угомонились, отомстили за прошлогодний проигрыш и, как добрые джентльмены, готовы забыть старые прегрешения. Но это было всего лишь подлой уловкой.

Кэмпбеллы заявили о прекращении вражды и попросили Ламонтов, которые и так сдались, проявить щедрость к победителю и пустить измотанных воинов в крепость на ночлег. Вместе с проигравшими Кэмпбеллы отпраздновали окончание славной войны в том же самом замке Товард, и им было позволено остаться. Сейчас это выглядит дико, но тогда законы горского гостеприимства велели Ламонтам поступить именно так.

Ночью воины клана Кэмбелл встали по команде и устроили чудовищную массовую резню. Они не пощадили ни одного Ламонта: вместе с мужчинами были заколоты в своих постелях дети, женщины и старики. Джеймс Ламонт снова запросил пощады у победителя для тех, кого еще не успели истребить, и поклялся навсегда прекратить вражду. Но вместо того, чтобы остановить бойню, распаленные Кэмпбеллы только вошли в раж.

Воины клана сбрасывали мертвых в колодцы замка, чтобы отравить воду, 36 человек они закопали здесь же заживо, еще 35 Ламонтов повесили вместе на одном раскидистом дереве. Видимо, так Кэмпбеллы в извращенном виде обыграли метафору «семейного древа». Во время этого нападения было перебито больше 200 человек - все до единого, сдавшиеся на милость победителей.

Руины замка Ламонтов Руины замка Ламонтов

Эта жестокая расправа вошла в историю как «резня в Дануне» , в честь находящегося неподалеку города. Руины замка Товард сохранились до сих пор. Разумеется, местные жители считают Толл Айрд проклятым, а здешние легенды изобилуют историями о двух сотнях призраков тех, кто был жестоко умерщвлен Кэмпбеллами.

Возмездие настигло Арчибальда Кэмпбелла лишь спустя 16 лет, в 1661 году, когда он был обезглавлен по приказу английского короля Чарльза II. Но причиной стала вовсе не резня в Дануне, а государственная измена. Впрочем, Кэмпбеллы не меняли своей стратегии и не пошли против правительства в открытую, просто во время гражданской войны интуиция подвела их и они поставили не на того монарха.

Резня в Гленко

Но самым известным событием, которое связывают с Кэмпбеллами, стала резня в Гленко , во время которой они перебили целую ветвь клана Макдональд . Случилась она в 1692 году и во многом перекликалась с резней в Дануне, что только укрепило шотландских горцев в нелюбви к Кэмпбеллам.

К концу XVII века в Британии случилась так называемая «Славная революция», которая, в общем-то, и не была революцией. Вместо одного монарха, Якова II, к власти пришел другой - Вильгельм Оранский, который до этого правил Нидерландами, но был женат на дочери этого короля.

Якова II изгнали из страны и, согласно закону о престолонаследии (и благодаря интригам, конечно же), к власти пришел король с континента. Естественно, в Британии многие были недовольны. В особенности, это касается шотландцев. Еще бы, какой-то голландский выскочка-протестант будет командовать славными католиками в килтах! Грянуло новое восстание и сторонники Якова, якобиты, попытались свергнуть пришлого короля. Сделать у них это не получилось, и Вильгельм остался на троне.

Вильгельм Оранский

Вместе с Вильгельмом у власти остались и Кэмпбеллы, которые быстро почуяли, откуда дует ветер и что он им сулит. В очередной раз они выступили на стороне центрального правительства против своих неугомонных соседей-горцев. Причем, роль полицейского на страже порядка в бунтарском регионе давала клану почти неограниченную власть. Если все вокруг были недостаточно лояльны новому королю, то нападать можно было на каждого, не боясь получить сдачи.

Вильгельм Оранский решил повести себя как более-менее просвещенный монарх и проявил показное милосердие к горцам. Он дал им заверения в том, что никто не подвергнется давлению и получит все полагающиеся гражданские права, если вожди кланов присягнут в верности новому королю. На все это давался год, но его оказалось мало. Вожди сначала дождались разрешения от старого короля, Якова, который официально сдался и выбыл из гонки, а лишь затем поспешили в администрацию для того, чтобы проявить лояльность новому режиму.

Кэмпбеллам такая ситуация была чертовски неприятна. Если все эти вчерашние бунтовщики станут одним росчерком пера добропорядочными гражданами, то как же тогда отбирать их земли и скот и бить их дубинками?

Окрестности Гленко

Клан Макдональд оказался среди тех самых колебавшихся, которые все же созрели для присяги новому правительству. Алистер Макиан, глава ветви Макдональдов из большой деревни Гленко, поспешил оформить документы и обезопасить свой клан. Но он слишком долго тянул с этим. Тем более, будучи горцем и человеком простым, Алистер не учел силу мощнейшей и губительнейшей стихии, то есть бюрократии.

Если вы когда-нибудь оформляли пустячный документ дольше двух недель, то можете понять вождя Макдональдов. Только в его случае на кону были сотни жизней, и, в том числе, его собственная. Документы с присягой кидали из канцелярии в канцелярию, и во многих случаях Кэмпбеллы, которые, конечно же, плотно заняли чиновничьи посты, не давали ходу бумагам.

В конце концов, документы дошли даже до госсекретаря по делам Шотландии, Джона Далримпла. Но тот не хотел давать хода делу и проигнорировал факт присяги. Проще говоря, этот чиновник пошел на государственное преступление, лишь бы не позволить горцам вот так запросто получить амнистию.

Джон Далримпл

Сам Далримпл мечтал стяжать славу борца с бунтовщиками и верного пса Его Величества. Сделать это занимаясь канцелярской рутиной было невозможно, поэтому он пошел на крайние меры. Власть, дарованная монархом, позволяла ему проводить репрессии против тех кланов, которые открыто выступали против Вильгельма. Видимо, никто, к огромному сожалению для чиновника, делать этого не желал, поэтому он самовольно назначил бунтовщиками Макдональдов и повелел провести против них акцию устрашения.

Для того, чтобы акция прошла успешно и, по возможности, кроваво, Джон Далримпл привлек тех, кто лучше всего подходил на роль организаторов резни. Неудивительно, что ими оказались Кэмпбеллы, которые, к тому же, испытывали особую ненависть к Макдональдам.

В Гленко были отправлены две роты солдат во главе с Робертом Кэмпбеллом. Там они были расквартированы якобы для того, чтобы переждать некоторое время и двинуться дальше. Местные жители и, особенно, Алистер Макиан, глава деревни и здешней ветви Макдональдов, приняли солдат с радушием. Они были совершенно уверены в том, что история с присягой закончилась благоприятно, так что клан находится под защитой амнистии нового короля.

Отряд Кэмпбеллов и английских солдат больше двух недель гостил в Гленко. Там им предоставили жилье, приняли по законам гор и обращались как с гостями. Наверняка Макдональды считали, что столь прожорливые и наглые гости несколько злоупотребляют гостеприимством, но делать хозяевам было нечего.

12 февраля Роберт Кэмпбелл получил от Джона Далримпла долгожданный приказ. Солдатам было предписано уничтожить изменников, убив всех, кто моложе 70 лет от роду, и предать это селение огню. Вечером того же дня будущие убийцы пировали вместе с Макдональдами, скорее всего, зная, что завтра начнется бойня. Роберт в очередной раз позволил своим бойцам обильно поужинать и выпить за счет горцев, а в пять утра, поднял их по команде и приказал убить как можно больше жителей Гленко.

К большой досаде Роберта Кэмпбелла, среди его солдат оказались предатели, которые отказались убивать детей и женщин по приказу командира. Многие из них даже успели сообщить хозяевам домов, в которых квартировались, об угрозе. В результате доблестному борцу со смутой не удалось выполнить приказ начальства в полной мере.

Убить на месте удалось лишь около сорока человек. Среди них был и Алистер Макиан, который до последнего был уверен в том, что его присяга дает ему защиту. Еще больше жителей Гленко сумели бежать в горы, но их участь тоже была незавидна - сорок из них замерзли там на смерть, спасаясь от преследования солдат.

Известия о резне дошли до Лондона и вызвали возмущение не только по всей стране, но и у самого Вильгельма Оранского. Еще в большую ярость он впал, когда в результате расследования выяснилось, что жители Гленко, фактически, были полноправными гражданами, которые оказались умерщвлены из-за мелочной клановой вражды и амбиций карьериста Далримпла.

На новом месте Вильгельм, который был прожженным политиком, пытался показать себя миролюбивым правителем, понимая, что его положение очень шатко. Резня с убийством младенцев явно не входила в его планы. Ответственность была возложена на Далримпла, а бойню в Гленко классифицировали как убийство. Впрочем, это не помешало Джону Далримплу, ушедшему со своего поста, дождаться смерти короля и возвыситься еще больше, чем раньше. При новой королеве Анне он и вовсе получил титул графа.

«Вход уличным торговцам и Кэмпбеллам запрещен»

Выходцев из рода Кэмпбеллов уже давно нельзя назвать кланом мясников и подлецов - обычные шотландцы, многие из которых разъехались по всему миру. Есть даже виски Clan Campbell , и разъяренные потомки Мюрреев, Макдональдов и Ламонтов вряд ли пытаются сжечь склады производителей. Хотя, говорят, в Хайленде остались места, где Кэмпбеллам до сих пор ни за что не подадут руку при встрече, а в некоторые пабы их не пускают, согласно правилу «Запрещается вход уличным торговцам, собакам и Кэмпбеллам!».

Статья сэра Хью Тевора-Роупера в сборнике "Изобретение Традиции" под редакцией Э.Гобсбаума производит интересное впечатление "где-то это я уже видел. У нас, недавно". Древняя Шотландия горцев, согласно автору, оказывается иллюзией, сказкой, созданной в несколько подходов в конце 18-го-начале 19-го столетий. И деконструкция этой сказки может оказаться весьма полезной для пытливого ума.

"Традиционный образ" шотландца сегодня - килт и волынка.

Часть 1 - Пришествие килта

Итак, горная Шотландция, родина невероятно привлекательного для некоторых дам типажа сурового шотландца в килте цветов родного клана, гуляющего с волынкой по горам. До 17-го века (а отчасти и до 18-го века) западная Шотландия в культурном плане была колонией Ирландии, как это ни странно звучит для нас. Более того, шотландские горцы представляли собою "overflow of Ireland", избыток Ирландии, включенный в ирландское "культурное поле" в роли потребителя. Создание отдельного культурного поля, создание мифа о шотландском горце, мифа, отполированного в викторианский период, началось с трех шагов:
- с проведения своеобразной культурной революции и переворачивания связи "потребитель-производитель"; - теперь горная Шотландия должна была выступать в качестве колыбели "кельтскости";, а не культурной провинции;
- с изобретения "древних и аутентичных"; горских традиций, в первую очередь таких, которые больше всего бросаются в глаза, т.е. внешних атрибутов "шотландских горцев";
- и напоследок - с распространения (из)обретенных традиций традиций на южную и восточную Шотландию.

Голливуд создает образ "старой доброй Шотландии" с килтами 18-го века и синими лицами из 4-го века.

На протяжении всего 18-го века рядом шотландских интеллектуалов была разработана концепция автохтонности культуры (да и самого) населения северо-западной Шотландии. В 1738-м году вышла книга Дэвида Малкольма "Dissertation on the Celtic Languages", но основные действия начались в 1760-е годы, когда однофамильцы Джон Макферсон (священник на о-ве Скай) и Джеймс Макферсон (переводчик Оссиана) начали усиленно переиначивать ирландский фольклор, переводя его на почву шотландских highlands. Джеймс баллады Оссиана «нашел», Джон написал “Critical Dissertation” в поддержку аутентичности баллад, спустя 10 лет Джеймс уже готовую концепцию "Извечной Шотландии" выписал в своем "Предисловии к истории королевства Великобритании и Ирландии" - в результате перед читателем представал народ горной Шотландии, отражающий удары римлян и создающий великий эпос еще тогда, когда ирландцы "под стол ходили". Мысли двух Макферсонов увлекли даже осторожного Гиббона, который признался, что в истории Шотландии они были для него ориентирами. Обстоятельная (и разрушительная) критика работ обоих Макферсонов началась только в конце 19-го века (когда миф уже укоренился и было неважно, о чем спорят ученые, пока народ увлечен образом), хотя уже в 1805-м году Вальтер Скотт в своей критической статье об Оссиане отрицал аутентичность Оссианских баллад. Однако, в процессе критики Скотт сам сделал довольно сенсационное заявление - с древних времен горцы Шотландии носили килт (филибег) из ткани "шотландки". Такого не заявляли даже Макферсоны.

Клетчатая ткань известна в Шотландии с 16-го века, когда ее стали завозить в горы из Фландрии через шотландские долины, однако килты вошли в обиход только после 1707-го года и были изобретены англичанином. До 18-го века шотландские горцы практически не отличались от своих ирландских соседей - длинные рубахи, короткие штаны, более богатые носили пледы и длинные узкие штаны (trews) из "шотландки". Начиная с 17-го века, когда культурные связи между двумя родственными регионами стали ослабевать, длинные рубахи были заменены на костюмы из шотландских долин - рубаха, штаны и (для богатых) камзол.

Однако, клетчатые пледы не только не исчезли, но и стали массово использоваться шотландскими солдатами времен гражданских войн середины 17-го века в качестве дешевой верхней одежды – плед обматывали вокруг пояса, остаток ткани перебрасывали через плечо, а в случае непогоды просто закутывались по горло. Именно такой способ ношения пледа (обмотав на поясе вокруг штанов и перекинув через плечо) и называли изначально "килтом". И только в конце 1720-х годов килт стал килтом - по инициативе Томаса Роулинсона из Ланкашира.

Роулинсоны были довольно известной в Ланкашире фамилией квакеров, занятых в сталеплавильном производстве. В 1720-е годы, испытывая затруднения в снабжении углем своих плавилень, Томас Роулинсон обратил взор на Шотландию, где благодаря ресурсам страны можно было наладить плавильное производство. Потому в 1727-м году Роулинсон взял в аренду на 20 лет лесные угодья Иана Макдональда из Гленгарри, и устроил на месте сталеплавильное производство, используя сырье из Ланкашира (т.е., не уголь шел на юг, а руда на север). Предприятие не увенчалось успехом, и через 7 лет было свернуто. В любом случае, идея создания юбки-килта пришла в голову Роулинсону во время посещения плавильных цехов, на которых работали завернутые в пледы шотландцы. Наблюдая за довольно неуклюжим костюмом (ибо в жарком цеху в таком платье довольно неуютно), Роулинсон решил повысить производительность путем отсоединения части пледа и оставления его на поясе, но уже в качестве юбки - таким образом, верхняя часть туловища не была скована пледом. Эксперимент удался - в местном гарнизоне из пледов пошили юбки (портной, вероятно, был весьма удивлен такому странному заказу), которые пришлись рабочим по вкусу. Так, со спецодежды для сталеваров, созданной англичанином для повышения производительности, и зародилась легендарная юбка, быстро распространившись по Шотландии . Настолько быстро, что после якобитского восстания 1745-го года килт был в числе предметов одежды, которые запрещались к ношению (таким образом британское правительство решило унизить горцев). Запрет носить килты, узкие штаны, поясные сумки, предметы из "шотландки" и проч., настолько сильно ударил по местной культуре, что через 10 лет после запрета нигде нельзя было встретить ни "шотландки", ни килта - ничего. Килты появились в жизни Шотландии уже качестве местного полусвятого символа типа вышиванки по двум причинам.

Первой причиной стало увлечение местной интеллигенции концепциями "благородных дикарей", тем более, что благородный дикарь (горец) теперь был уже укрощен, более того - грозился исчезнуть, чего местные элиты позволить не могли. Об этом движении мы поговорим чуть позже.
Второй причиной стало использование килтов шотландскими полками британской армии. После подавления восстания 1745-го года и запрета ношения «горской» одежды, для солдат шотландских полков (в первую очередь, для 42-го и 43-го пехотных полков) было сделано специальное исключение - они, как преданные и храбрые солдаты-горцы, могли носить шотландскую одежду. Изначально носившие пледы солдаты не преминули воспользоваться идеей ношения килта и, таким образом, во времена всеобщего исчезновения килт сохранился и получил определенную славу в качестве выделяющего признака в славных шотландских полках.

Более того, возможно, что система "тартанов", т.е. определения того или иного клана по особому рисунку ткани родилась именно в шотландских полках для выделения батальонов. Однако, о тартанах мы поговорим в следующий раз.

Часть 2 - От килта к тартану

В середине 18-го века килт-юбка, запрещенный вскоре после своего вступления на историческую цену, стал символом либо военных, либо скрытых якобитов (или их родственников), в то же время в шотландском обществе он не прижился, не только потому, что горцы в Шотландии составляли немногочисленную (и к тому же постоянно уменьшающуюся) и не очень уважаемую часть населения, но и потому, что для самих горцев килт был нововведением. Однако, во второй половине века ситуация поменялась.

В 1778 году в Лондоне с целью сохранения и поощрения древних шотландских традиции было образовано Общество хайлендов. Несмотря на то, что в общество входило большое количество шотландских аристократов, руководил им юрист из Темпла Джон Макензи. Членами общества были оба вышеупомянутых Макферсона, один из которых «обнаружил» у себя тексты Оссиана на гэльском языке, после чего Джон Макензи передал тексты для редактирования и публикации (в 1807-м году) историку Джону Синклеру. Таким образом общество боролось «за возрождение старинного гэльского языка».

Вторым направлением деятельности общества стала борьба за отмену запрета ношения в Шотландии одежды горцев. Для этого члены общества на совершенно законных основаниях (так как находились в Лондоне, а не Шотландии) собирались: в в такой одежде, которая славилась тем, что была одеждой их кельтских предков, и в таких случаях они должны были читать старинную поэзию и исследовать интересные обычаи своей страны. Но даже тогда килт-юбка не был среди предметов одежды, которые члены общества обязывались носить – в такие предметы включались только узкие штаны и подпоясанный плед, о котором речь шла ранее. В 1782 году общество смогло через маркиза Грехема пролоббировать в Парламенте отмену запрета носить «горское платье», чему была чрезвычайно рада шотландская интеллигенция. Однако находились и более холодные умы, так, например, один из величайших шотландских антикваров Джон Пинкертон воспринял килты скептично - по его мнению, это были совершеннейшие нововведения, наряду с тартанами.

Джон Синклер, историк Общества хайлендов, также не стал сторонником идеи килтов – когда в 1794 году он организовал дружины Ротсея и Кейтнеса для службы во время войны с Францией, он, постаравшись одеть своих подопечных как можно более «по-шолтандски», не стал одевать солдат в килты, а выбрал узкие штаны из «шотландки». На следующий год Синклер обратился к Пинкертону за советом – что одеть. Пинкертон привел целый ряд аргументов относительно того, почему нельзя носить плед, указал, что тартаны и килты это вообще новодел и посоветовал остаться верным узким штанам. Правда, о тартане сэра Синклера г-н Пинкертон особо отметил – весьма симпатичный, и это главное.

В 1804-м году, британское военное министерство, пытаясь, видимо, унифицировать униформу, отменило ношение килтов в качестве предмета униформы, введя взамен ношение узких клетчатых штанов (т.е. не отказываясь от шотландского колорита). Этот шаг вызвал возмущение некоторых офицеров, которые посчитали, что нельзя так менять войсковые традиции. Некоторые в запале подводили под свое возмущение «историческую базу» - так, например, поступил Девид Стюарт. Этот яростный противник отмены килта обосновал свое мнение ссылкой на общественное мнение относительно того, что пледы и килты были частью «национального костюма» шотландских горцев много-много лет. Правда, критики Стюарта иронизировали по поводу его высказываний, спрашивая, как человек, который с 16 лет находился в армии далеко от родного дома, и не видевший Шотладнии десятки лет, может апеллировать к мнению горцев.

В любом случае, полковник Стюарт, желая, видимо, более тщательно обосновать свою позицию, после 1815 года начал исследовать источники по одежде горцев – нельзя было допустить и мысли о том, что килт изобретен англичанином. Результатом его изысканий стала изданная в 1822 году книга «Очерки манер, характера и настоящего положения горцев Шотландии», ставшая затем на долгие годы основной работой для любителей горных кланов. В книге, правда, никак не обосновывались традиции ношения килтов и тартанов для кланов.

Одновременно, в 1820-м году полковник Стюарт основал Кельтское общество Эдинбурга для молодежи, задачей которого определил «пропаганду общего использования древнего горского платья в хайлендах». Президентом общества был избран сэр Вальтер Скотт, и дело завертелось – молодые шотландские аристократы и интеллигенты радостно проводили сборы, попойки, процессии, и все это в килтах. Сам же Вальтер Скотт идеей не проникся, и продолжал носить во время мероприятий узкие шотландские штаны.

Годом торжества килта можно смело назвать год 1822-й, год государственного визита короля Георга IV-го в Шотландию, первого визита монарха ганноверской династии. Для того, чтобы встретить короля достойно, был создан комитет по организации торжеств, главой которого был избран Вальтер Скотт. Его помощником в части церемоний стал… полковник Стюарт. Неудивительно, что для охраны короля, проведения парадов, церемоний и прочих мероприятий организаторы выбирали преимущественно любителей килтов, «одетых в надлежащий костюм». Сам же Вальтер Скотт обратился к местным аристократам приехать в Эдинбург с подобие «свиты», т.е. визит превратился в некое подобие средневекового мероприятия с карнавальными костюмами и поддельной свитой.

Но не только килты стали «гвоздем» визита. В 1819-м году, когда началось обсуждение будущего визита, начались разговоры о том, что «каждому клану нужно будет себя выделить», в том числе и тартаном (до этого кланы не имели "своего" узора, однообразия в каком-либо клане могли достигать, к примеру, путем закупки крупной партии ткани для пошива одежды. В любом случае, аристократы ценили ткань поцветастее, вне зависимости от узора, случалось, что у одного человека одежда была сделана из ткани с совершенно разными узорами). Такие разговоры во многом были инспирированы шотландскими производителями шерстяной ткани, сообразившими, что в связи с визитом и массовым пошивом одежды, можно будет заработать дополнительные фунты на «эксклюзивности». Так, компания «Вильсон и сын» из Баннокберна, крупнейший производитель шерстяной ткани в Шотландии, начала совместный с лондонским Обществом хайлендов проект – в 1819-м году фирма выслала в Лондон каталог своих тканей, а в обществе распределили ткани по кланам и подтвердили, что тот или иной узор является узором конкретного клана. Как только визит был подтвержден, шотландскую аристократию охватила самая настоящая истерия – хорошие ткани со «своими узорами» раскупали так быстро, что тартаны стали раздавать безо всякой системы – лишь бы подогреть спрос. Так, клан Макферсонов (наследников Джеймса Макферсона, упомянутого выше) получил как «клановый тартан» узор, который ранее использовался в тканях, поставляемых в Вест-Индию для пошива одежды для рабов.

В результате такой бурной деятельности «долинный» Эдинбург встречал короля Георга, одетый в полуфантастические одежды горцев, которые, по выражению зятя Вальтера Скотта, ранее 9-ю из 10-ти шотландцев считались ворами и разбойниками. Но чествование приезда короля удалось на славу – сам Георг, попавший под влияние чар Вальтера Скотта, казалось, был заворожен тем, как его, «практически Стюарта и наследника законных властителей Шотландии», встречают в Эдинбурге феодальные дружины. Он оделся в специально пошитый по случаю килт со специальным «королевским стюартским» тартаном (килт был пошит англичанами, фирмой Джордж Хантер и Ко. в Лондоне, за весь костюм пришлось заплатить больше 1300 фунтов по ценам того времени), и ходил, сопровождаемый повсюду целой свитой – от мероприятия мероприятию, следуя сценарию огромного спектакля, разработанного Скоттом с помощью Вильяма Генри Мюррея, местного драматурга из круга друзей Скотта. Кульминацией стал бал, данный шотландской знатью в честь короля.

На бал организаторы (Скотт и ко.) настоятельно рекомендовали приходить в «платье горцев» или униформе, так как король сам должен был явиться на бал в килте. И вот, эдинбургские джентльмены начали выискивать у себя горские корни, чтобы подобрать себе тартан и пошить килт. Нехватка килтов была в те дни так велика, что некоторым пришлось одалживать килты у военных из шотландских полков, расположенных вокруг Эдинбурга. Визит короля вызвал массовый интерес к «древнему платью» и «клановым тартанам», а также начал создавать единый образ шотландцев, без реально существующего разделения на хайлендеров и лоулендеров. Зарождалась новая массовая национальная идентичность. Дело теперь было за всеобщим распространением образа «шотландца».

Часть 3 - Люди Работают

Несмотря на то, что Эдинбург в 1822-м году был охвачен «тартановой лихорадкой», истинными творцами концепции «тартанов шотландских кланов» стали братья Аллены.

Внуки британского адмирала Джона Картера Аллена, Джон и Чарльз, появились в истории о тартанах из ниоткуда, однако появились они вовремя – в период между 1819-м и 1822-м годами. В то время в преддверии поездки Георга IV в Шотландию, фирма Вильсон и Сын занималась изготовлением одежды для встречающих, и планировала издать каталог «тартанов кланов». Братья, видимо, идею ухватили, но реализовали ее самостоятельно и спустя много лет. До этого же они разъезжали по Европе одевшись в экстравагантное «платье горцев», поражавшее континентальных жителей, а заодно и поменяли свои фамилии – вначале на «более шотландское» Аллан, затем на Хей Аллан, ну и под конец на Хей. Параллельно братья начали «по секрету рассказывать» о своем дворянском происхождении – они были потомками фамилии Хей, эрлов Эррола. По правде, это могло быть и правдой, потому как их деда некоторые связывали с этой фамилией, но доказательств связи не было.

Вернувшись в Шотландию, братья смогли привлечь к себе внимание местной знати – отчасти своим поведением, отчасти – намеками на связи и происхождение. Увлеченные ними патроны предоставляли им право охотиться и жить в своих имениях, и одному из таких патронов, сэру Томасу Лаудеру, братья признались, что в их распоряжении есть древний документ, который когда-то принадлежал Джону Лесли, епископу Росса, и который впоследствии был передан их отцу самим Чарльзом Эдвардом Стюартом (последним из Стюартов-претендентов на британский трон). Документ этот, Vestiarium Scoticum, содержал в себе описания тартанов кланов. Но не просто горских кланов, в этом документе содержались тартаны и долинных кланов – совершенно невероятные новости! Оригинал, правда, в Лондоне, тут же добавили братья, но у них на руках есть копия, которую надо обязательно издать, чтобы поправить ошибки в существующих тартанах.

Такие новости были просто сногсшибательными – тем более для долинных аристократов, некоторые из которых могли с радостью ухватиться за возможность «проникнуться историей славного клана». Но все же сенсация нуждалась в подтверждении – посему за помощью обратились к Вальтеру Скотту, который, однако, оказался весьма и весьма скептичным, указав, что такой сомнительный документ следует проверить в Лондоне, специалистам Британского Музея. Сэр Томас согласился с таким подходом, но братья предоставили ему письмо «от отца», с полнейшим отказом предоставить документ, на полях которого были записаны некие приватные сведения, которые огласке не подлежали. Кроме того, писалось в письме, Вальтер Скотт вообще не авторитет, нечего у него разрешения спрашивать. Затея движения не получила, потому как явно попахивала аферой, а братья поспешно удалились на север Шотландии, под крыло нового патрона, лорда Ловата.

Там братья перешли в католичество и «скинули маски», назвав себя братьями Собесскими-Стюарт (Собесские – по фамилии своей пвесдо-пра-пра-бабушки, Стюарт – по фамилии – пра-пра-дедушки), Джоном и Чарльзом. Получив от лорда Ловата в распоряжение виллу, братья создали маленький двор, именовали себя не иначе как принцами, постоянно намекали на «тайные документы», а в это время работали над новым проектом.

В 1842-м году под редакцией братьев малым тиражом вышло богато иллюстрированное издание Vestiarium Scoticum. Сам документ, значительно изменившийся со времени первой находки «оригинала», сопровождался предисловием, в котором доказывалось, что это подлинный документ – однако все ссылки на другие копии документа, которые «все подтверждают», обычно заканчивались вздохами над тем, что таковые копии попросту исчезали – сгорали, были украдены или попросту испарялись. Несмотря на то, что издание не получило большой популярности (отчасти, из-за своего мизерного тиража), братья продолжали работать. Через два года они издали фолиант «Костюм кланов», в котором продолжили линию Vestiarium Scoticum. Новая книга содержала не только богатые иллюстрации, но и теоретическую часть, в которой авторы повествовали о том, что одежда горцев и их тартаны являются древним одеяниям, в котором в свое время ходила вся Европа. Однако, и на этот раз ссылки на источники вызывали сомнения в научности книги – длинная череда исчезнувших рукописей, либо документов, которые были только в руках братьев Собесских-Стюарт, ссылки на Vestiarium Scoticum как подлинный документ и т.п. В результате, новая книга не стала даже объектом критики. Братья продолжили работу.

Новая книга вызвала бурную реакцию, но отнюдь не ту, на которую рассчитывали братья. Вышедший из-под пера братьей том «Истории столетия» стал причиной быстрого заката популярности братьев. В «Историях» братья решили отойти от обычного описания «древних горских костюмов» и написали, по сути, сагу о себе – потомках династии Стюартов. Учитывая то, что опирались братья по привычке на «сгоревшие рукописи», критика камня на камне не оставила на «Историях», а кроме того, теперь дело шло о политике – не каждый день объявляются претенденты на престол. Нельзя даже и представить, насколько быстро братья стали изгоями – в любом случае, от них отвернулись все их патроны, исчезли источники финансирования, а пребывание в Шотландии стало крайне нежелательным (чуть позже мы еще поговорим о том, как закончились приключения Собесских-Стюарт).

Однако одна вещь после братьев осталась – без изменений рисунки тартанов, содержавшиеся в Vestiarium Scoticum, были заимствованы лондонским Обществом хайлендов. База для популяризации «в народе» была создана, дело было за малым – пересказать Vestiarium Scoticum так, чтобы «поверили».

Часть 4 - Закрепление образа

Несмотря на то, что в глазах ученой общественности Vestiarium Scoticum так и не смог получить какой-либо ценности, эта книга не исчезла со страниц истории. Наоборот, события получили довольно предсказуемый оборот – книга стала основой для популяризации тартанов среди широких слоев населения. Занялось популяризацией лондонское Общество хайлендов, нанявшее для проведения работы еще одну интересную пару – Джеймса Логана и Роберта Макиана.

Джеймс Логан, абердинец, был большим любителем своей родины и ее истории, даже в ее мифологизированном виде. В 1831-м году он опубликовал книгу «The Scottish Gael», в которой и разъяснил свою точку зрения на происходящее. По аналогии с нынешними любителями поговорить о древних временах, Логан изложил «всю правду» о древних килтах, тартанах и прочих шотландских древностях, пообещав читателям продолжить свои изыскания о тартанах. За такой труд он был избран в президенты лондонского Общества хайлендов и приступил к работе. Одновременно, Логан состоял в агентах компании Вильсон и Сын, потому изыскания его принимали несколько специфический оттенок, принимая во внимание то, что эта крупнейшая шотландская компания по производству шерстяных тканей появлялась всюду, где речь заходила о тартанах. Работал Логан над трудом о тартанах вместе с товарищем, Робертом Рональдом Макианом, художником.

Результатом трудов стала вышедшая в 1843-м году (через год после выхода в свет Vestiarium Scoticum) книга «Кланы шотландских хайлендов», украшенная 72 иллюстрациями, в которых Макиан постарался, используя свою фантазию, показать, как носить тартан. То, что в книге содержалась благодарность братьям Собесским-Стюарт «за прекрасную работу», говорило о том, что Логан работу братьев изучал, тем более, что часть рисунков тартанов он просто «заимствовал» из Vestiarium Scoticum. Известно также и то, что компания Вильсон и Сын, которая «работала» с Собесскими-Стюарт, «поправляла» Логана во время написания его книги. К счастью для Логана, братья Собесские-Стюарт были дискредитированы, и его книга осталась единственным опубликованным и недискредитированным в глазах общественности источником сведений о тартанах.

Так, к 1850-м годам и сложились представления о том, как должны выглядеть шотландцы. В 1850-е годы, когда «шотландская тема» добралась до королевского двора и закрепилась там, в свет стали выходить работы, предназначенные для массового читателя – только в 1850-м году вышло три работы. Все они базировались на двух источниках – на книге Логана и Vestiarium Scoticum (которую использовали без упоминания, просто заимствуя оттуда рисунки и описания).

Сегодня тартаны и килты (а также волынки и шапка-гленгарри, «традиционность» которых мы не будем описывать) являются «визитной карточкой» шотландцев, воспринимаемые как древние традиционные одеяния шотландского народа. Сувенирные магазины в Шотландии забиты килтами и клетчатыми вещами, достаточно много шотландцев продолжает носить «одежду предков» и еще большее количество одевается в «тартаны своего клана» по праздникам, а количество тартанов все время увеличивается с возникновением новых фамилий, кланов и групп. И, несмотря на то, что история этих «одежных» традиций не такая, какой они себе ее представляют, люди счастливы, «и это главное». Особенно радуются наследники дела компании Вильсон и Сын -такие как сикхская семья Сингхов, содержащая в Шотландии 25 магазинов по продаже традиционной шотландской одежды.

За сим историю о доблестных шотландцах разрешите закончить.

Данный цикл заметок базируется на статье сэра Хью Тревора Роупера "The Invention of Tradition: The Highland Tradition of Scotland",в сборнике "The Invention of Tradition" под редакцией Эрика Хобсбаума, первый раз выпущенного в 1989 году.

У этой версии, однако, есть противники (шотландцы и их потомки в США, в основном), которые утверждают, что килт-юбка появился в конце 17-го - начале 18-го века до затей Роулинсона. Однако, доказательств таким утверждениям они не приводят.

Хью Тревор-Ропер

Хью Тревор-Ропер (1914–2003) – классик британской историографии, специалист по истории Британии и нацистской Германии, пэр и пожизненный профессор в Оксфорде.

Шотландцы, собираясь в наши дни на праздники своей культурной идентичности, используют вещи из символического национального ряда. Прежде всего это тартановый килт, чей цвет и рисунок указывает на их «клан»; если же они намереваются помузицировать, то играть будут на волынке. Эти атрибуты, истории которых приписывают много лет, на самом деле весьма современны. Они были разработаны после – а иногда и гораздо позже – Унии с Англией 1707 года, против которой шотландцы в той или иной форме протестуют. До Унии некоторые из этих специальных предметов одежды существовали; однако большинство шотландцев считали их приметами варварства, атрибутом грубых, ленивых, хищных горцев, бывших скорее помехой, нежели реальной угрозой, цивилизованной исторической Шотландии. И даже в горах (Highlands ) эти предметы одежды были относительно мало известны, они не считались отличительным признаком горца.

На самом деле, сама концепция особой горской культуры и традиции – изобретение ретроспективное. До конца XVII века шотландские горцы не образовывали отдельного народа. Они были просто потомками переселившихся сюда ирландцев. На этом изломанном и негостеприимном берегу, на близлежащем архипелаге, море скорее объединяет, чем разделяет, и с конца V века, когда скотты из Ольстера высадились в Аргайле, и до середины XVIII века, когда эта земля была «открыта» после якобитских восстаний, запад Шотландии, отрезанный горами от востока, всегда был ближе к Ирландии, чем к равнинам (Lowlands ) саксов. По своему происхождению и культуре это была ирландская колония. [...]

В XVIII веке острова на западе Шотландии продолжали быть в какой-то степени ирландскими, и гэльский язык, на котором там говорили, описывался как ирландский. Будучи обитателями как бы «заморской Ирландии», но под управлением «иностранной» и в чем-то неэффективной шотландской короны, жители горных и островных регионов Шотландии испытывали культурное унижение. Их литература была грубым эхом ирландской. Барды при дворах шотландских вождей приходили из Ирландии или ездили туда изучать свое ремесло. Один писатель начала XVIII века, ирландец, рассказывает, что шотландские барды – мусор Ирландии, ради очищения страны периодически выметаемый в эту глухомань. Даже под гнетом Англии в XVII–XVIII веках кельтская Ирландия оставалась самостоятельной культурно-исторической нацией, а кельтская Шотландия была в лучшем случае ее бедной сестрой. И у нее не было своей независимой традиции.

Создание независимой «горской традиции» и перенесение этой новой традиции, с ее опознавательными знаками на всех скоттов, было работой конца XVIII – начала XIX века. Это происходило в три этапа. Сперва возник культурный бунт против Ирландии: апроприация ирландской культуры и переписывание ранней скоттской истории, завершившееся нескромной претензией на то, что Шотландия, кельтская Шотландия, – «материнская нация», а Ирландия – ее культурная колония. Во-вторых, искусственно были созданы новые «горские традиции», представленные как древние, изначальные и особые. В-третьих, был запущен процесс, при помощи которого новые традиции были предложены и приняты исторической равнинной областью, восточной Шотландией пиктов, саксов и нормандцев.

Первый из этих этапов был завершен в XVIII веке. Утверждение о том, что кельтские, говорящие по-ирландски, «горцы» (Highlanders ) Шотландии являлись не просто выходцами из Ирландии V века, а представителями древней культуры – каледонцами, что сопротивлялись еще римской армии, конечно, было древней легендой, сослужившей и в прошлом хорошую службу. В 1729 году она была отвергнута первым и величайшим из шотландских антиквариев, священником и якобитом-эмигрантом Томасом Иннесом. Но в 1738 году ее вновь подтвердил Дэвид Малколм, а более убедительно – в 1760 годах два литератора с одинаковой фамилией: Джеймс Макферсон, «переводчик» Оссиана, и преподобный Джон Макферсон, священник из Слита на острове Скай.

Эти два Макферсона, хотя и не были родственниками, но знали друг друга: Джеймс Макферсон останавливался у священника во время поездки на Скай в поисках «Оссиана» в 1760 году, а сын священника, впоследствии сэр Джон Макферсон, генерал-губернатор Индии, был позже близким другом поэта – и они даже работали вместе. Вот так, вдвоем, при помощи двух откровенных подделок, они и создали «местную» литературу кельтской Шотландии, а в качестве необходимой подпорки – ее историю. И эта литература, и эта история – там, где они вообще имели отношение к реальности, – были украдены у ирландцев.

Беспримесная наглость Макферсонов вызывает искреннее восхищение. Джеймс Макферсон собрал в Шотландии несколько ирландских баллад, составил из них «эпос», действие которого полностью перенес из Ирландии в Шотландию, а затем отверг настоящие баллады, опорочив их как испорченные современные выдумки, а настоящую ирландскую литературу, в которой они нашли отражение, – как низкое подражание. Затем священник из Слита написал «Критическую диссертацию» («Critical Dissertation»), которой обеспечил необходимый контекст «кельтскому Гомеру», «открытому» его однофамильцем: он поместил говорящих по-ирландски кельтов в Шотландию на четыре столетия раньше их исторического появления там и объявил подлинную ирландскую литературу украденной некими безнравственными ирландцами у невинных скоттов в «темные века». В довершение всего сам Джеймс Макферсон, используя исследование священника, написал «независимое» «Введение в историю Великобритании и Ирландии» («Introduction to the History of Great Britain and Ireland», 1771), где повторил его утверждения. Ничто так не свидетельствует о большом успехе Макферсонов, как то, что им удалось сбить с толку осторожного и критичного Эдуарда Гиббона, назвавшего этих «двух ученых горцев» своими «проводниками», закрепив тем самым то, что позднее было справедливо названо «цепью ошибок шотландской истории».

Потребовался целый век, чтобы очистить шотландскую историю (если можно считать, что ее действительно очистили) от искажений и выдумок, произведенных двумя Макферсонами. Между тем эти два наглеца наслаждались победой: им удалось поместить шотландских горцев на карту страны. До того одинаково презираемые равнинными шотландцами как буйные дикари, а ирландцами – как неграмотные бедные родственники, они теперь были приняты всей Европой как Kulturvolk , народ, который в то самое время, когда Англия и Ирландия были погружены в первобытное варварство, уже выдвинул из своих рядов эпического поэта изысканной утонченности, равного Гомеру или даже превосходящего его. Но горцы привлекли внимание Европы не только своей литературой. Как только оборвались их связи с Ирландией, а горная Шотландия приобрела – хоть и с помощью подлога – независимую древнюю культуру, возник способ возвестить об этой независимости с помощью специальных традиций. И традиция, которая тогда установилась, касалась особенностей гардероба.

В 1805 году сэр Вальтер Скотт написал об «Оссиане» Макферсона эссе в «Edinburgh Review». Там он выказал характерную для него ученость и здравый смысл. Он решительно отверг подлинность эпоса, которую продолжали защищать как шотландский литературный истеблишмент, так и сами горцы. Но в том же эссе он (в скобках) отметил, что древние каледонцы, без всяких сомнений, уже в III веке носили «килт из тартана» (a tartan philibeg ). В столь рациональном и критическом эссе подобное уверенное утверждение удивляет. Никогда прежде никто подобной претензии не выдвигал. Даже Макферсон этого не предполагал: его Оссиан всегда был представлен в развевающемся плаще (robe ), а его инструментом, кстати, всегда была не волынка, а арфа. Но Макферсон сам был горцем и на поколение старше Скотта. В такого рода делах это многое значит.

Когда же современный килт, tartan philibeg , стал костюмом горца? Факты говорят об этом совершенно однозначно, особенно после публикации блестящей работы Телфера Данбара. Если «тартан», то есть ткань, сплетенная из цветных нитей с геометрическим узором, был известен в Шотландии в XVI веке (вероятно, он возник во Фландрии, распространившись сначала на шотландской равнине, а потом в горах), то «килт» (philibeg ) – и название, и сама вещь – оставался неизвестным до XVIII века. Отнюдь не являясь традиционным нарядом горцев, он был изобретен англичанами после Унии 1707 года; а различающиеся узором и цветом «клановые тартаны» – еще позднее. Они стали частью церемонии, разработанной сэром Вальтером Скоттом в честь визита в Эдинбург английского короля из ганноверской династии. Так что своей формой и расцветкой клановые тартаны обязаны двум англичанам.

Поскольку шотландские горцы по своему происхождению были ирландцами, просто переместившимися с одного острова на другой, естественно предположить, что и их изначальное одеяние было таким же, как у ирландцев. И действительно, именно это мы и обнаруживаем. Авторы вообще замечают наряды горцев только в XVI веке, но в то время все они единодушно показывают, что обычная одежда горцев состояла из длинной «ирландской» рубахи (leine на гэльском), которую высшие классы – как и в Ирландии – красили шафраном; туники, или failuin ; и плаща, или plaid , который у высших классов был разноцветным или полосатым, а у простолюдинов коричневым и красновато-коричневым, защитного цвета, подходящего для жизни у болот. [...]

На поле боя вожди носили кольчугу, а низшие классы стеганую льняную рубаху, покрытую смолой и оленьими шкурами. Кроме этого обычного наряда, вожди и вельможи, вошедшие в контакт с более изысканными обитателями равнин, могли носить «труз» (trews ): сочетание бриджей с чулками. Эти «труз» можно было носить в горах только на свежем воздухе и только людям, у которых есть слуги, чтобы те возили «труз» за хозяином: следовательно, они были знаком социального отличия. И «плед», и «труз», вероятно, делались из тартана. [...]

В XVII веке армии горцев участвовали в гражданских войнах в Британии, и всегда, судя по описаниям, мы видим, что офицеры носят «труз», а простые солдаты оставляют ноги и бедра голыми. И офицеры, и солдаты носили «плед», но первые как верхнюю одежду, а последние полностью покрывали им тело, подпоясывая на талии, так, что нижняя часть под поясом образовывала вид юбки. В такой форме это было известно как breacan , или «подпоясанный плед». Тут важно, что не было ни одного упоминания «килта», каким мы его знаем. Выбор был исключительно между «труз» джентльмена и «народным» «подпоясанным пледом».

Название «килт» впервые появляется через двадцать лет после Унии. Эдвард Бёрт, английский офицер, посланный к генералу Уэйду в Шотландию главным землемером, написал из Инвернесса несколько писем о характере и обычаях страны. В них он дал тщательное описание quelt , который, как он объяснял, является не отдельным нарядом, а просто особым способом ношения «пледа, собранным в складки и подпоясанным на талии, чтобы получилась короткая юбка, закрывающая бедра до половины; остальная часть закидывается на плечи и застегивается там... так, что получается очень похоже на бедных женщин Лондона, когда они задирают подол платья на голову, желая укрыться от дождя». [...]

После якобитского восстания 1715 года британский парламент рассматривал предложение законодательно запретить это одеяние – точно так же, как ирландский наряд был запрещен при Генрихе VIII: думали, что это поможет сломить особый горский образ жизни и интегрировать горцев в современное общество. Однако закон не прошел. Было признано, что горское одеяние удобно и необходимо в стране, где путешественник вынужден «скакать по горам и болотам и ночевать на холмах». […] Есть особая ирония в том, что если бы горский наряд был запрещен после 1715-го, а не 1745 года, то килт, который сейчас считается одной из древних традиций Шотландии, вероятно, так и не появился бы. А возник он через несколько лет после писем Бёрта и очень близко к тому месту, откуда он их посылал. Неизвестный в 1726 году, килт вскоре неожиданно появился и к 1746 году утвердился настолько, чтобы быть ясно названным в том парламентском акте, который все же запретил горский наряд. Изобретателем килта был английский квакер из Ланкашира Томас Роулинсон.

Семейство Роулинсонов давно занималось изготовлением железных изделий в Фёрнессе. [...] Однако со временем объемы поставляемого угля стали снижаться, и в качестве топлива Роулинсонам потребовался лес. По счастью, после подавления восстания 1715 года горы открыли для предпринимателей, и промышленность юга смогла эксплуатировать леса на севере. Поэтому в 1727 году Томас Роулинсон заключил соглашение с Йеном Макдонеллом, главой клана Макдонеллов из Гленгарри близ Инвернесса, о 31-летней аренде лесистой области в Инвергарри. Он поставил там печь и плавил железную руду, которую привозил специально из Ланкашира. Предприятие оказалось экономически невыгодным: его свернули семь лет спустя; но за эти семь лет Роулинсон хорошо узнал местность, и установил регулярные отношения с Макдонеллами из Гленгарри, и, конечно, нанимал «толпу горцев», чтобы валить деревья и работать у печи.

За время своего пребывания в Гленгарри Роулинсон заинтересовался горским костюмом и узнал о его неудобстве. Подпоясанный плед годился для праздной жизни: ночевок на холмах или бродяжничества по болотам. Он был дешев, и все соглашались, что низшие классы не могут себе позволить штанов. Но для людей, которые валят лес или присматривают за печью, это было «стесняющее и неудобное одеяние». [...] Роулинсон послал за портным из полка, расквартированного в Инвернессе, и с ним вместе придумал, как «укоротить платье и сделать его удобным для работников». Результатом стал the felie beg, или «малый килт», который получился так: юбку отделили от «пледа», и она превратилась в отдельный наряд с уже подшитыми складками. Роулинсон сам носил это новое одеяние, и его примеру следовал его партнер Йен Макдонелл из Гленгарри. После этого члены клана, как обычно, последовали за своим вождем, и нововведение, как указывается, «было сочтено столь удобным, что за короткое время было принято во всех горных землях, а также на многих северных равнинах».

Эта история о происхождении килта впервые была рассказана в 1768 одним горским джентльменом, лично знавшим Роулинсона. В 1785-м история была опубликована, не вызвав никаких возражений. Ее подтвердили два тогдашних величайших авторитета по шотландским обычаям – и, отдельно, свидетели из семейства Гленгарри. Эту историю никто не стал опровергать еще сорок лет. Ее вообще никогда не опровергали. Все свидетельства, которые накопились с тех пор, с ней совершенно согласуются. [...] Таким образом, мы можем заключить, что килт был костюмом Нового времени, впервые придуманным английским промышленником-квакером, и что тот надел его на горцев не для того, чтобы сохранить их традиционный образ жизни, а для того, чтобы его преобразить: вытащить горцев из болота и затащить на фабрику.

Но если таково происхождение килта, то немедленно возникают следующие вопросы: из какого тартана был сделан килт квакера [...], были ли в XVIII веке особые «наборы» цветов (setts ) и когда началось различение кланов по узорам?

Авторы XVI века, первыми заметившие горское одеяние, явно не знали таких различений. Они описывали «пледы» вождей как цветные, а у их соплеменников как коричневые, так что любое различение цвета тогда было социальным, а не клановым. [...] Портреты одного семейства Макдональдов из Армадейла демонстрируют по крайней мере шесть разных «наборов» тартана, а свидетельства, современные восстанию 1745 года – будь то живописные, портняжные или литературные, – не показывают различения кланов по узорам или какой-либо их повторяемости. [...] Выбор тартана был делом частного вкуса или необходимости.

Таким образом, когда разразилось великое восстание 1745 года, килт, как мы его знаем, был недавним английским изобретением, а «клановые» тартаны еще не существовали. Однако восстание знаменует перемену в портновской, равно как социальной и экономической, истории Шотландии. После подавления восстания британское правительство решило наконец осуществить то, что замышляло в 1715 году (и даже раньше), и окончательно разрушить независимый образ жизни горцев. Согласно различным парламентским актам, последовавшим за победой при Куллодене, горцев не только разоружили и лишили их вождей наследственной юрисдикции, но ношение горского одеяния – «пледа, филибега, труз, плечевой портупеи... из тартана или частично окрашенного пледа или ткани» – было запрещено по всей Шотландии под страхом тюремного заключения на 6 месяцев без освобождения под залог, а при повторном нарушении – под угрозой высылки на 7 лет. Этот драконовский закон оставался в силе 35 лет, во время которых весь горский образ жизни был уничтожен. [...] К 1780 году горский наряд казался окончательно вымершим, и никакой разумный человек не думал о его возрождении.

Однако история нерациональна или, по крайней мере, рациональна лишь частично. Горский костюм действительно исчез для тех, кто привык его носить. Прожив целое поколение в штанах, простые крестьяне из горной Шотландии не видели причин возвращаться к подпоясанному пледу или тартану, который они когда-то находили таким дешевым и практичным. Они даже не обратились к «удобному» новому килту. А вот высший и средний классы, которые прежде презирали «холопские» атрибуты, теперь с энтузиазмом обратились к наряду, отброшенному его традиционными носителями. В те годы, когда он был запрещен, некоторые горские вельможи с удовольствием его надевали и даже позировали в нем дома для портретов. Затем, когда запрет был снят, мода на это одеяние расцвела. Англизированные шотландские пэры, богатеющее джентри, образованные эдинбургские адвокаты и благоразумные абердинские купцы – люди, не стесненные бедностью, никогда не вынуждаемые скакать по горам и болотам, ночевать на холмах, – выставляли себя напоказ не в исторических «трузах», традиционном костюме своего класса, не в нескладном подпоясанном пледе, но в дорогой и причудливой версии этого недавнего нововведения – в «филибеге» или малом килте.

У этой замечательной перемены были две причины. Одна – общеевропейская: движение романтизма, культ благородного дикаря, которого цивилизация грозит уничтожить. До 1745 года горцев презирали как праздных и хищных варваров. В 1745-м их боялись как опасных бунтовщиков. Но после, когда их уникальное сообщество было столь легко разрушено, горцы воплотили в себе сочетание романтизма первобытного племени с обаянием вымирающего вида. Именно в обществе, где господствовали подобные настроения, Оссиана и ждал триумф. Вторая причина была особая и заслуживает подробного рассмотрения. Это было формирование по приказу британского правительства горских полков (Highlanders ).

Образование горских полков началось еще до 1745 года. Самый первый, «Черный дозор» (Black Watch ), впоследствии просто 43-й, а затем 42-й линейный полк, бился при Фонтенуа в 1745-м. Но именно в 1757–1760 годах Питт-старший принялся систематически отвлекать боевой дух горцев от якобитских авантюр, направляя их на имперские войны. [...]

Горские полки вскоре покрыли себя славой в Индии и Америке. Они также установили новую костюмную традицию. По «Акту о разоружении» 1746 года на горские полки не распространялся запрет на ношение их наряда, и поэтому те 35 лет, что кельтские крестьяне привыкали к саксонским штанам, а кельтский Гомер изображался в плаще барда, именно горские полки в одиночку удерживали на плаву индустрию производства тартана и обеспечили долговечность самому недавнему из всех нововведений – ланкаширскому килту.

Изначально горские полки носили в качестве формы подпоясанный «плед»; но, как только был изобретен килт – а его удобство было признано и сделало его популярным, – он был принят. Более того, вероятно, именно благодаря этим подразделениям родилась идея различать тартан по кланам; ведь число горских полков росло, и их тартанная форма должна была содержать отличия. Когда же право на ношение тартана возвратилось к гражданским лицам и романтическое движение поддержало культ клана, те же принципы различения легко были перенесены с полка на клан. Но это все произойдет в будущем. Пока нас интересует лишь килт, который, будучи изобретен английским промышленником-квакером, затем был спасен от вымирания английским государственным деятелем-империалистом. Следующей стадией стало изобретение для него шотландской родословной.

Все началось с важного шага, предпринятого в 1778 году – с основания в Лондоне Горского общества (Highland Society ), чьей главной функцией было поощрение древних горских добродетелей и сохранение древних горских традиций. Его члены состояли из представителей знатных фамилий горной Шотландии и офицеров, но его секретарем, «чьему рвению Общество особенно обязано своими успехами», был Джон Маккензи – адвокат из лондонского Темпла, а также «самый близкий и доверенный друг», сообщник, деловой партнер и впоследствии душеприказчик Джеймса Макферсона. И Джеймс Макферсон, и сэр Джон Макферсон были в числе первых членов Общества, одним из величайших достижений которого, по мнению его историка сэра Джона Синклера, стала публикация в 1807 году «оригинального» текста Оссиана на гэльском. Этот текст был взят Маккензи из бумаг Макферсона и опубликован вместе с диссертацией, удостоверяющей его подлинность и написанной самим Синклером. Ввиду двойной функции Маккензи и поглощенности Общества литературой на гэльском (которая почти вся была или произведена, или вдохновлена Макферсоном), все предприятие можно рассматривать как одну из операций мафии Макферсонов в Лондоне.

Второй и не менее важной целью Общества было обеспечить отмену закона, запрещающего носить горский наряд в Шотландии. Ради достижения этой цели члены Общества постановили сами встречаться (что они законно могли делать в Лондоне) «в этом столь прославленном наряде, который носили их кельтские предки, и по таким случаям говорить выразительным языком, слушать усладительную музыку, читать древнюю поэзию и соблюдать оригинальные обычаи своей земли».

Стоит заметить, что даже тогда горский наряд не включал килт: правилами Общества он был определен как «труз» и подпоясанный «плед» («плед и филибег в одном»). Главная цель была достигнута в 1782 году, когда маркиз Грэхем по просьбе комитета Горского общества продвинул отзыв акта в Палате общин. Отмена вызвала ликование в Шотландии, гэльские поэты увековечили победу кельтского подпоясанного пледа над штанами саксов. С этого момента и начался триумф только что переопределенного горского наряда.

К тому времени горские полки уже перешли на «филибег», и их офицеры легко убедили себя, что этот короткий килт и является национальной одеждой Шотландии с незапамятных времен. Когда в 1804 году военное министерство рассматривало замену килта на «труз», офицеры отозвались на это соответствующим образом. Полковник Камерон из 79-го полка был в ярости. Уж не хочет ли верховное командование, вопрошал он, действительно прекратить «свободную циркуляцию чистого и полезного воздуха» под килтом, «столь удивительно приспособленного горцами для физических упражнений?». [...] Под таким вдохновенным натиском министерство ретировалось, и именно солдаты британских горских полков в килтах после окончательной победы над Наполеоном в 1815 году захватили воображение и пробудили любопытство Парижа. [...]

Между тем миф о древности этого наряда активно распространялся другим военным. Им был полковник Дэвид Стюарт из Гарта, начавший службу в 42-м полку в возрасте шестнадцати лет и проведший всю взрослую жизнь в армии, в основном за границей. Как офицер, с 1815 года служивший на полставки, он посвятил себя изучению истории первых горских полков, а затем также жизни и традициям «гор»: традициям, которые он, вероятно, чаще открывал для себя в офицерских столовых, нежели в долинах и гленах Шотландии. Эти традиции теперь включали и килт, и клановые тартаны, что было принято полковником без сомнений. [...] Он заявил, что тартаны всегда плелись с «особым узором (или “набором”, как они их называли) разными кланами, племенами, семьями и округами». Ни одно из этих заявлений он не сопроводил доказательством. Они появились в 1822 году в его книге «Заметки о характере, образе жизни и нынешнем состоянии горцев Шотландии» («Sketches of the Character, Manners and Present State of the Highlanders of Scotland»). Эта книга, как считается, и стала основой всех последующих работ о кланах.

Стюарт продвигал «горское дело» не только с помощью печатного станка. В январе 1820 года он основал Кельтское (Celtic ) общество Эдинбурга: общество «юных гражданских лиц», первой целью которого было «поощрять общее использование древнего горского наряда в горах» – и делать это путем его ношения в Эдинбурге. Президентом Общества был сэр Вальтер Скотт, выходец с равнинной части Шотландии. Члены Общества регулярно собирались на ужин, «в килтах и беретах по старинной моде и вооруженные до зубов». Сам Скотт на таких встречах носил «труз», но объявлял, что он «очень доволен чрезвычайным энтузиазмом гэлов (the Gael ), когда они освобождаются от рабства штанов». «Подобных прыжков, скачков и крика вы никогда не видели», – писал он после одного такого обеда. Таковы были последствия – даже в чопорном Эдинбурге – свободной циркуляции чистого и полезного воздуха под горским килтом.

Таким образом к 1822 году, во многом стараниями сэра Вальтера Скотта и полковника Стюарта, «горский переворот» уже начал осуществляться. Особенный размах он приобрел именно в этот год, благодаря официальному визиту короля Великобритании Георга IV в Эдинбург. Монарх из ганноверской династии в первый раз прибывал в столицу Шотландии, и, чтобы обеспечить успех визита, были сделаны тщательные приготовления. Нас здесь интересует личность того, кто отвечал за эти приготовления. Ведь мастером церемоний, взявшим на себя решение всех практических вопросов, был сэр Вальтер Скотт; своим ассистентом он назначил полковника Стюарта из Гарта; почетный караул, которому Скотт и Стюарт поручили охрану королевской особы, государственных чиновников и регалий Шотландии, состоял из «энтузиастов филибега», членов Кельтского клуба, «одетых в соответствующий наряд». Результатом стала причудливая карикатура на шотландскую историю и реальность. Взятый в оборот своими фанатичными кельтскими друзьями, Скотт, судя по всему, решил забыть и историческую Шотландию, и свои родные равнины. Королевский визит, объявил он, будет «собранием гэлов». И поэтому стал требовать от горских вождей, чтобы те явились со «свитой своих соплеменников отдать дань уважения королю». Горцы исправно явились. Но какие тартаны им было нужно надеть?

Идея различающихся по кланам тартанов, столь разрекламированная Стюартом, видимо, пришла от находчивых производителей мануфактуры, которые на протяжении 45 лет не имели никаких клиентов, кроме горских полков, но с 1782-го – года отмены акта – надеялись на расширение рынка. Самой крупной была компания «Уильям Уилсон и сын» из Баннокберна. Господа Уилсон и сын углядели выгоду в создании целой линейки тартанов, различающихся по кланам, дабы стимулировать конкуренцию между ними, для чего и вступили в альянс с Горским обществом Лондона, предложившим для их коммерческого проекта исторически респектабельный плащ или «плед». В 1819 году, когда идея королевского визита только возникла, фирма приготовила «Книгу основных узоров» («Key Pattern Book») и послала различные тартаны в Лондон, где Общество исправно их «сертифицировало» как принадлежащие тому или иному клану. Впрочем, когда дата визита была уже подтверждена, времени для подобной педантичности не осталось. Наплыв заказов оказался таким, что «любой кусок тартана продавался, едва сходя со станка». В таких обстоятельствах первой обязанностью фирмы стало поддержание бесперебойных поставок товаров и обеспечение широкого выбора для горских вождей. Поэтому Клюни Макферсон, наследник первооткрывателя Оссиана, получил первый попавшийся тартан. В его честь данный тартан был назван «Макферсон», но незадолго до этого большую партию таких же «филибегов» продали мистеру Кидду, чтобы одеть его вест-индских рабов, и тогда он назывался «Кидд», а еще прежде – просто «№ 155».

Таким образом, столица Шотландии «тартанизировалась», чтобы встретить своего короля, который прибыл в таком же костюме, сыграв свою роль в кельтской процессии, а в апогее визита торжественно пригласил собравшуюся знать выпить, но не за подлинную или историческую элиту, а за «вождей кланов Шотландии». Даже преданный зять и биограф Скотта – Дж.Дж. Локкарт – был ошарашен этой коллективной «галлюцинацией», в которой, как он выразился, «знаменующими и венчающими Шотландию славой» были признаны кельтские племена, «всегда составлявшие малую и почти всегда неважную часть шотландского населения». [...]

Фарс 1822 года придал новый импульс индустрии тартана и вдохновил на новую фантазию. Таким образом, мы переходим к последней стадии создания горского мифа: к реконструкции и распространению в призрачной и портняжной форме клановой системы, чья реальность была разрушена после 1745 года. Основными фигурантами этого эпизода были два самых изворотливых и обольстительных персонажа, которые когда-либо усаживались на кельтскую «лошадку» или ведьмовскую метлу, – братья Аллен.

Братья Аллен происходили из семьи морских офицеров с хорошими связями. [...] Оба были талантливы во многих видах художеств. [...] Все, за что бы они ни брались, они делали тщательно и со вкусом. Обстоятельства их первого появления в Шотландии не известны, но они явно были там со своим отцом во время королевского визита 1822 года, а может быть, и раньше – скажем, в 1819-м. Годы с 1819-го по 1822-й были посвящены подготовке к визиту. Именно тогда фирма «Уилсон и сын» из Баннокберна обдумывала номенклатуру тартанов для горских кланов, а Горское общество Лондона рассматривало идею публикации роскошно иллюстрированной книги об узорах на шотландских юбках. Есть повод думать, что семья Алленов в это время находилась в контакте с «Уилсон и сын».

В последующие годы братья «шотландизировали» свою фамилию, превратив ее сначала в Аллан (Allan ), потом – через Хэй Аллан (Hay Allan ) – просто в Хэй. Братья поощряли слухи о том, что происходят от последнего носителя этой фамилии – эрла Эррола. [...] Большую часть времени братья проводили на далеком севере, где эрл Морэй дал им в пользование лес Дарнавэй, став знатоками оленьей охоты. Недостатка в покровителях-аристократах у них не было никогда. Практичные честолюбцы с равнин тоже попадались на их удочку. Таким был сэр Томас Дик Лаудер, которому в 1829 году они открыли, что владеют важным историческим документом. То была рукопись, которая (по их словам) некогда принадлежала Джону Лесли, епископу Росса, конфиденту Марии, королевы шотландцев, и которую их отцу передал не кто иной, как «молодой претендент», «принц Чарли». Рукопись называлась «Vestiarium Scoticum», или «Гардероб Шотландии», содержала в себе описания клановых тартанов шотландских семей и якобы была творением рыцаря, сэра Ричарда Уркухарта. Епископ Лесли пометил ее датой «1571», но рукопись могла быть и более древней. Братья объяснили, что оригинальный документ находится у их отца в Лондоне, но показали Дику Лаудеру «грубую копию», которая досталась им от семьи Уркухарт из Кроматри. Сэр Томас был очень взволнован этим открытием. Документ был не только важен сам по себе, но и являлся подлинным и древним авторитетным источником по различным клановым тартанам, а также удостоверял, что тартаны использовали жители равнин, так же, как и гор. [...] Сэр Томас сделал транскрипт текста, который младший из братьев почтительно украсил иллюстрациями. Затем он написал сэру Вальтеру Скотту, чей голос был для него в таких вопросах голосом оракула. [...] Царственная репутация Скотта не поколебалась под таким напором, он не поддался; и сама история, и содержание рукописи, и характер братьев – все показалось ему подозрительным. [...]

Посрамленные авторитетом Скотта, братья удалились обратно на север, где постепенно улучшали свой имидж, свои знания и свою рукопись. Они нашли нового покровителя, лорда Ловата, католического главу семьи Фрезеров, чей предок умер на эшафоте в 1747 году. Они также выбрали новую религию, католичество, и новое, гораздо более величественное происхождение. Они отбросили фамилию Хэй и приняли королевскую, Стюарт. Старший брат назвался Джон Собески Стюарт (Ян Собесский, героический польский король, был прапрадедушкой «молодого претендента» по материнской линии); старший же стал, как и сам принц Чарли, Чарльзом Эдвардом Стюартом. От лорда Ловата они получили в дар Эйлин Эгас (Eilean Aigas ), романтический особнячок на островке посреди Боли-ривер в Инвернессе, и устроили там миниатюрный двор. Они стали известны как «принцы», сидели на тронах, придерживались строгого этикета и получали королевские дары от посетителей, которым демонстрировали реликвии Стюартов и намекали на таинственные документы, лежащие в запертом сундуке. Над дверями дома был повешен королевский герб; когда братья плыли вверх по течению в католическую церковь в Эскдэйле, то над их лодкой развевался королевский штандарт; на их печати была корона. Именно в Эйлин Эгас в 1842 году братья наконец опубликовали свой знаменитый манускрипт, «Vestiarium Scoticum». Он появился в роскошном издании тиражом в 50 экземпляров. Впервые была опубликована серия цветных иллюстраций тартанов, что само по себе стало триумфом технического прогресса. [...] Сам манускрипт, как указывалось, был «тщательно соединен» со вторым, недавно обнаруженным, неким ирландским монахом в испанском монастыре, увы, теперь закрытом. [...]

Напечатанный столь малым тиражом, «Vestiarium Scoticum» остался почти незамеченным. [...] Однако, как вскоре стало ясно, он был только предварительной документальной основой гораздо большего труда. Через два года братья опубликовали еще более роскошный том, результат многолетних штудий. Этот потрясающий фолиант, щедро проиллюстрированный самими авторами, посвящался Людвигу I, королю Баварии, «восстановителю католического искусства в Европе», и содержал обращение, на гэльском и на английском языках, к «горцам». Согласно титульной странице, он был отпечатан в Эдинбурге, Лондоне, Париже и Праге. Назывался он «Наряд кланов» («The Costume of the Clans»).

«Наряд кланов» – удивительный труд. С точки зрения одной только эрудиции он делает жалкими все предыдущие работы по той же теме. В нем цитируются секретные источники, шотландские и европейские, письменные и устные, рукописные и печатные. Он ссылается на артефакты и археологию так же, как на литературу. Полвека спустя один дотошный и ученый шотландский антиквар описывал его как «совершенное чудо усердия и дарования». [...] Это труд – умный и критичный. Авторы признают современное изобретение килта (ведь они, в конце концов, останавливались у Макдонеллов из Гленгарри). Ничто из того, что они говорят, нельзя опровергнуть без подготовки. Но и доверять там ничему нельзя. Книга составлена из чистой фантазии и откровенных подделок. Литературные призраки всерьез призываются в авторитетные свидетели. Поэмы Оссиана используются как источники, активно цитируются туманные манускрипты... и, конечно же, сам «Vestiarium Scoticum» теперь уже твердо датируется «на основании внутренних свидетельств» концом XV века. Выполненные вручную иллюстрации представляют монументальные скульптуры и древние портреты. [...]

©2015-2019 сайт
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-08-26

Осады

Если шотландскую тактику регулярного боя можно посчитать за отчаянную, хотя и неудачную попытку использовать современные военные теории, то осады шотландцы вели дедовскими методами. Несмотря на усилия короля по развитию артиллерии, у шотландцев не было никаких шансов на успешную осаду в ходе их скоротечных кампаний. Длительные осады велись редко, так как стоили дорого, а ополченцы неохотно служили дольше положенного срока. Успех под Фордом, Эталом и Норхемом уходит в тень по сравнению с неудачными осадами Уорка в 1523 г. и Танталлона в 1547.

Долгая и неумелая осада Сен-Эндрюса в 1547 г., а также Хаддинггона и Броути-Ферри в 1549 г. закончились взятием лишь благодаря вмешательству французов. Быстро брать укрепления шотландцам удавалось лишь путем подкупа, обмана или переговоров, нежели штурма. Граф Арран, писавший папе в 1546 г., сообщал, что Данбартон удалось взять лишь благодаря чуду.

Набеги

Шотландцы преуспели в совершении набегов и ответных набегов. Они были мастерами молниеносных наскоков, сея опустошения вдоль линий наступления противника, отрезая врага от баз и отбрасывая мятежников. Шотландская легкая конница пользовалась большой популярностью в Европе, ее охотно использовали для разведки и набегов.

Хаддон-Ригг (1542), Анкрум-Мур (1545) и «преследование во вторник» под Линтоном (1548) – типичные примеры того, как небольшой, хорошо экипированный, имеющий высокий боевой дух отряд, используя превосходное знание местности, умело устраивал для противника ловушку. Англичане из пограничных районов отвечали шотландцам той же монетой. Примерами контрдействий могут послужить «плохой набег» 1513 г. и события при Солуэй-Моссе в 1542 г. Но в 1550 г. англичанам пришлось уйти из Шотландии, поскольку они не смогли удержать гарнизоны в пограничных районах из-за постоянных набегов шотландцев, которые прерывали линии снабжения.

Горцы

Тактика горцев определялась условиями местности, на которой горцам приходилось действовать. Горцы предпочитали устраивать засады и набеги, избегая регулярных сражений. Бои между кланами редко когда проходили с участием более тысячи человек. Сражения начинались перестрелкой из луков, после чего шел рукопашный бой без пощады. Хотя атака горцев представляла опасность в гористой местности, на сражения, проходившие в Лотианах и Пограничье, участие горцев практически не оказывало влияния. Горцы очень слабо показали себя при Флоддене и Пинки. В обоих случаях они просто бежали с поля боя еще до начала сражения. Под Линлитгоу-Бриджгорцы были первыми среди солдат Леннокса, дрогнувшими при появлении подкреплений Дугласа.

Жан де Богэ писал в 1548 г., что хотя горцы весьма воинственно вели себя при осаде Хаддингтона и постоянно совершали вылазки в английские траншеи, но при каждом выстреле из пушки они затыкали уши руками и падали на землю.

Осада Хаддингтона, 1548-1549 гг.

Шотландская армия, включавшая в свой состав многочисленные иностранные контингенты, вступила в восточный Лотиан, чтобы выбить англичан из Хаддингтона. Кроме шотландцев в шотландской армии находилось множество французов, немцев, голландцев, испанцев и итальянцев. Англичанам в конечном итоге пришлось оставить город, так как гарнизон, не получая адекватного снабжения, голодал и болел. Рядом с крепостью находилась каменная церковь св. Марии, которая по недосмотру англичане оставили нетронутой. Шотландцы быстро заняли церковь и использовали ее в качестве опорного пункта для осады. Французы разместили в церкви артиллерию, и англичанам приходилось вести по церкви артиллерийский огонь, чтобы выбить оттуда осаждавших. В ночь на 1О октября 1548 г. французы предприняли вылазку. Чтобы отличать в темноте своих и чужих, участники вылазки надели белые рубахи (камисады), поэтому вылазка также получила название «камисадо». В ходе вылазки атакующим удалось добраться до крепостных укреплений, где атака захлебнулась, благодаря удачному выстрелу из тяжелой пушки, произведенной французским канониром, находившемся на службе у англичан.

1: Немецкий капитан-наемник

В основу иллюстрации положена ксилография Доринга, выполненная около 1550 г. На ксилографии изображен капитан из числа наемников Филипа Ринеграве фон Сальма, сражавшийся под Хаддингтоном. Он носит сочлененные нюрнбергские полудоспехи. Левая рука, ведущая в бою, прикрыта оплечьем, наплечником и наручем. Нагрудник имеет форму, в которой угадывается будущий «стручок».

2: Испанский аркебузир

Иллюстрация основана на “Покорении Тунисша” Вермейена, 1535 г. Солдаты, выбранные для участия в штурме, получили приказ надеть белые рубахи поверх остальной одежды, чтобы своих было проще отличать в темноте. Этот солдат надел экипировку поверх рубахи. Обычно аркебузиры брали с собой несколько витков фитиля, намотав их вокруг предплечья. Аркебуз характеризуется выгнутым прикладом.

3: Итальянский наемник

В основу иллюстрации положена литография Давида де Неккера, 1530 г. Шляпа с плюмажем, дублет с пуфами и разрезами, штаны очень похожи на те, что были в моде у немецких ландскнехтов. Итальянец вывернул наизнанку свою накидку, чтобы была видна ее белая накидка (вариант вместо рубахи). Аркебуза германского образца, обратите внuмание на круглую латунную пороховницу, подвешенную на шее.

4: Лучник-горец

Жан де Богэ служил офицером во французском контингенте под Хаддингтоном. Он описывает горцев следующими словами: «За вождями шло несколько горцев, которые были почти нагими. Они носили цветные рубахи и шерстяные накидки различного цвета. Все были вооружены большими луками, палашами и маленькими щитами». До сих пор идут споры о том, какого типа луки применяли горцы. На рисунках того времени работ Дюрера и Холинсхеда изображены «дикие шотландцы вооруженные кривыми луками. Но Богэ особо подчеркивает, что луки были большими, что позволяет nредположить, что речь идет о боевых луках английского типа. Палаши, упомянутые Богэ, носили на ирландский манер. Они имели простую круглую головку эфеса, обмотанную кожей рукоятку и прямое угловатое перекрестье.