Первый сибирский поход. Великий сибирский ледяной поход

Кровь чернела на льду
Сетью пролитых капель,
Слезы льдинками стыли у глаз.
И метался в бреду
Умирающий Каппель,
Отдавая последний приказ.

И сжимались ряды,
И стремились к востоку,
За Иркутск, за тайгу, за Байкал.
И предвестьем беды
Вслед людскому потоку
Плавил стужу звериный оскал.

Видно, с древних времен
Не бывало исхода
Тяжелей и страшнее, чем тот,
Где без слов и имен
Пелась дикая ода
Про Великий Сибирский поход.

Где ни питерских дам
И ни омских министров
Не осталось в бредущей толпе,
Лишь метель по следам
Пролетала со свистом,
Замирая на волчьей тропе.

И казалось порой,
Что нельзя на пределе
Бесконечно идти в никуда.
Ледяною корой
Покрывались недели
И терялись средь вечного льда.

А когда в стороне
Пред людьми засверкала
Меж высоких кедровых стволов
В белоснежной броне
Гладь седого Байкала,
То уже без имен и без слов

Зазвучала не ода,
А нечто иное,
То ли плачь, то ли стон, то ли крик.
И двадцатого года
Кольцо ледяное
Вдруг распалось, исчезло на миг.

И тогда над Байкалом
От края до края,
Согревая сердца и тела
Ослепительно алым
Видением рая
Богородица тихо прошла.
_________________
* Иллюстрация – портрет генерал–лейтенанта Владимира Оскаровича Каппеля.
Автор портрета мне, к сожалению, неизвестен.

Фрагмент из моей статьи "Крестный путь генерала Каппеля":

Зима 1920–го года. Великий Сибирский Ледяной поход от Иртыша к Забайкалью длиной в 3000 верст. "Узенькая, как бесконечный коридор, полоска дороги, и по этой дороге тянется многовёрстный обоз... Здесь были все слои общества, все ранги и чины, все профессии рабочих,– представители всех классов, "племён, наречий, состояний". Эта пестрая толпа – усталых, голодных, замёрзших и больных людей, гонимых собственным народом, называлась армией адмирала Колчака, белыми, а позднее, просто – каппелевцами..»" – так вспоминал современник о том беспримерном, трагическом исходе Белой России. Положение усугублялось действиями "союзных" частей Чехословацкого корпуса, оседлавших Сибирскую железнодорожную магистраль. Двадцать тысяч вагонов (по одному на двух легионеров) протянул на Дальний восток командовавший чехами генерал Ян Сыровой. Его легионеры давно уже избегали фронтовых операций, рассматривая войну в России не более, чем способ обогащения. Ни сил, ни возможностей обуздать этих "славянских братьев" у Колчака не было. Да и сам Верховный правитель России оказался вскоре их заложником. Глава союзной военной миссии французский генерал Жанен деликатно "умыл руки", узнав о намерении чехов выдать адмирала большевикам в обмен на свободное продвижение к Тихому океану.

Каппель, отступая со своей замерзающей, голодной, многотысячной массой солдат и беженцев, в ответ на бесчинства чехов и понимая, что предательство ими Верховного правителя России неизбежно, послал генералу Сыровому вызов на поединок. "...Я, как главнокомандующий Русской армии, в защиту её чести и достоинства, требую от вас удовлетворения путем дуэли со мной", – отстукивал телеграфист текст каппелевского послания. Кто–то из стоявших рядом выразил сомнение в том, что Сыровой примет вызов. Каппель вспылил: "Он офицер, он генерал – он трусом быть не может". Ответа от Сырового не последовало.

Судьба Александра Васильевича Колчака была предрешена. В ночь на 7 февраля 1920 года он был расстрелян чекистами на окраине Иркутска, тело сброшено в речную прорубь. Но незадолго до этого случилось несчастье и с генералом Каппелем. Путь его армии, выведенной из окружения под Красноярском, пролегал по руслу реки Кан, порожистой и местами (не смотря на январь) ещё не замёрзшей. "Генерал Каппель, жалея своего коня, часто шёл пешком, утопая в снегу так же, как другие. Обутый в бурочные сапоги, он случайно утонув в снегу, зачерпнул воды, никому об этом не сказав. При длительных остановках мороз делал свое дело. Генерал Каппель почти не садился в седло, чтобы как–то согреться на ходу. Но тренированный организм спортсмена на вторые сутки стал сдавать. Пришлось усадить его в сани. Он требовал везти его вперед. Сани, попадая в мокрую кашу из снега и воды, при остановках моментально вмерзали, и не было никаких сил стронуть их с места. Генерала Каппеля, бывшего без сознания посадили на коня, и один доброволец, огромный и сильный детина на богатырском коне, почти на своих руках, то есть поддерживая генерала, не приходившего в себя, на третьи сутки довез его до первого жилья, таежной деревни Барги" (из воспоминаний полковника В.О.Вырыпаева). За два с половиной дня каппелевцы прошли по льду Кана 90 верст. Но их вождь был уже безнадёжно болен.

"Вносят Каппеля в избу, снимают валенки. До самых колен ноги твердые, как дерево, не гнутся. Несколько пар рук оттирают их снегом. Но часть пальцев уже умерла – спасти их нельзя. "Ампутировать немедленно",– говорит врач. Но чем? Все его инструменты пропали где–то в пути. Простой кухонный нож обжигают на огне, протирают спиртом... На другое утро генерал пришел в себя. "Доктор, почему такая адская боль в ногах?" И, услышав ответ, закрывает глаза. Но сознание очистилось от бреда – он слышит, как за окном скрипят сани, слышит чьи–то голоса. "Коня", – бросает он. "Опять в бреду", – шепчут окружающие, но властно и отчетливо повторяет Каппель: "Коня!" Все знают, что редко звучат такие нотки в голосе главнокомандующего, но когда они начинают слышаться, то все понимают, что воля Каппеля – закон, Под руки выводят на улицу, садят в седло. Рядом, на всякий случай, великан-доброволец. Каппель трогает коня – на улице все те же люди, верящие в него. Они идут, прорываясь на восток. И, забыв о жгучей боли в ногах, о том, что ноет каждый сустав, Каппель выпрямляется в седле и подносит руку к папахе...", – так описывал последние дни жизни Владимира Оскаровича писатель–эмигрант А.А.Федорович в книге, созданной по воспоминаниям сибирских белогвардейцев. Главнокомандующий по–прежнему вёл свои войска, вырываясь из смертельного, морозного плена.

21 января 1920 года, понимая, что сил остается немного, Каппель собирает последнее совещание старших офицеров. Власть передаётся генералу С.Н.Войцеховскому, соратнику и другу Владимира Оскаровича. Сняв со своей груди, Каппель вручил ему и орден Святого Георгия. А жене, если она всё же жива, попросил передать обручальное кольцо. Последними словами Каппеля были: "Скажите войскам, что я любил Россию, любил их и своей смертью среди них доказал это". Но даже мёртвый главнокомандующий продолжал путь со своей армией. Каппелевцы несли гроб своего вождя, завёрнутый в русское знамя, на плечах, понимая, что захоронение Каппеля оставлять большевикам нельзя. Те непременно надругаются над могилой, осквернят останки, как осквернили они в 1918 году прах Л.Г.Корнилова, как глумились над мощами православных святых. В сорокаградусный мороз, пронизанные леденящим ветром, люди упрямо несли свою скорбную ношу до последних российских рубежей.

Поздней осенью 1920 года отступающие белогвардейцы пересекли границу Манчьжурии, унося на китайскую территорию гроб с прахом своего вождя. Последним пристанищем легендарного полководца стал город Харбин, называвшийся тогда «русским Харбином» из–за осевшей в нем массы российских беженцев. Там, в ограде Иверского храма до 1955 года находилась могила В.О.Каппеля, словно бы символ непокорившейся большевизму России.

"На белом фоне наружной стены церковного алтаря резко вычерчивал свой профиль черный гранитный крест. Терновый венок обвивал подножие креста, а ниже, на бронзовой доске, буквы сливались в имя, которое носили многие тысячи тех, кто шел когда–то, безотказно веря в того, кто лежал теперь под гранитным крестом", – это строки из книги писателя Русского зарубежья А.А.Федоровича "Генерал Каппель", там же содержится и горький рассказ об уничтожении каппелевской могилы.

«Многие годы жарким июльским днем во Владимиров день молчаливые люди стояли у креста. Единственное в мире панихидное пение, православное, русское, плыло над этими людьми; чуть видными клубами дымился ладан кадильный. Спасенные молились о душе спасшего их.

Потом у креста вдруг стали появляться новые люди. В военной форме с погонами на плечах, они внимательно осматривали памятник и качали головами. – «Так вот он где», – задумчиво говорили они. Но пока они были в городе, они, враги, ни разу не оскорбили памятника и того, кто под ним лежал и когда–то боролся с ними. Может быть, им как военным, импонировала военная слава и легенды, крепко связанные с именем спящего под гранитным крестом. Но и они ушли. А вскоре около креста появилась группа одетых в штатское платье людей. Они громко смеялись, тыкали в надпись на доске палками. Уходя один из них бросил: «Завтра же». И завтра утром ломы, топоры и кайлы рабочих–китайцев вонзились в тело памятника. Расколотый на куски упал гранитный крест, рассыпалось сплетение тернового венца, и пинком ноги отбросил далеко китаец бронзовую доску. На доске надпись: «Генерального штаба генерал–лейтенант Владимир Оскарович Каппель».
Могила В.О.Каппеля была уничтожена китайцами по указке из Москвы. Даже мертвый белый вождь был страшен своим врагам.

Приведённый выше текст – отрывок из моей давней статьи "Крестный путь генерала Каппеля".

P.S. 14–го декабря 2006 года останки В.О.Каппеля, перезахороненные в Харбине, были обнаружены инициативной группой в составе протоиерея Димитрия Смирнова, китаеведа Дмитрия Непары, судмедэксперта С.А.Никитина, продюсера «Первого канала» А.В.Кирисенко и руководителя информационного агентства «Белые воины» А.Н.Алекаева. Останки были перевезены в Москву для перезахоронения. 13–го января 2007 года прах генерала Каппеля был погребён на кладбище Донского монастыря – у южной его стены – рядом с могилами генерала А.И.Деникина и И.А.Ильина. 1–го сентября 2007 года на могиле Владимира Оскаровича Каппеля был открыт памятник.

Полностью очерк о генерале В.О.Каппеле можно прочитать в моём
Литературном дневнике.

Сибирский зимний поход

Прошло сорок лет. Уходят в прошлое воспоминания мрачных лет Гражданской войны, и поток новых событий заслоняет их туманной пеленой. Но не все исчезает в бездне забвения. Многое из того, что было пережито, забыть невозможно.
Кто из участников Гражданской войны в Сибири не помнит зиму 1919/20 года?! От Тобола до Забайкалья в течение четырех суровых месяцев пробивалась на восток армия адмирала Колчака, не желая положить оружия перед красными полчищами.
Не забыть этих длинных утомительных переходов, жестоких боев в неравных условиях с врагом, появлявшимся со всех сторон, стонов за­мерзающих раненых, бреда тифозных, вагонов с замерзшими больны­ми и ранеными, измен своих, предательства «союзников», борьбы с суровой сибирской природой...
Казалось, чтобы уничтожить до последнего человека остатки отсту­пающей армии, все объединилось в крепкий союз - и злая воля лю­дей, и слепые силы природы. Но это не так. И именно слепые силы природы были к нам более благожелательны, более «человеколюбивы», чем ослепшее, озверевшее среди войн и революционного угара челове­чество.

В особенности с чувством глубокой признательности вспоминаются могучие сибирские реки. Не они ли своими величавыми размерами, широкие и глубокие, многоводные и быстрые, могли преградить нам дорогу и уничтожить всякую возможность к дальнейшему движению?! Но они ни разу не предали нас. По чудесному приказу Небесных Сил они покрывали свою поверхность ледяным покровом в последний мо­мент и пропускали нас дальше.

* * *

В первой половине ноября армия широким фронтом подходила к Иртышу. Единственная переправа - железнодорожный мост у Омска, приспособленный для пешего и конского движения. Через него поток повозок, людей и лошадей. Только часть армии могла переправиться че­рез этот мост. Переправа остальной части армии зависела от Иртыша. Покроется он льдом - переправятся, а нет - катастрофа неизбежна.

В 1812 году 14 ноября самоотверженные саперы Наполеона, рабо­тая по горло в воде, построили мосты через Березину, и часть его ар­мии спаслась от преследования Кутузова. У этой переправы Наполеон потерял 2/3 своих сил из имевшихся у него к этому времени 30 тысяч. До 20 тысяч были убиты, утонули, замерзли или взяты в плен. Погибла почти полностью артиллерия.

Но Иртыш не был Березиной, и никакие саперы не смогли бы здесь соорудить моста. Части армии, которые должны были переправляться южнее Омска, выслали вперед своих саперов, чтобы искусственно утол­стить и укрепить лед, если Иртыш станет. Но когда саперы подошли к реке, она еще не замерзла. Правда, на поверхности плыли мелкие льди­ны и «сало». Нужен был крепкий мороз, чтобы «сало» обратилось в ледяной покров... Иначе судьба худшая, чем наполеоновской армии на Березине, ожидала всех, кто подходил к Иртышу южнее Омска. Мо­роз начал усиливаться 10 или 11 ноября, лишь за три дня до подхода армии к реке.

Иртыш покрылся тонким льдом. Саперы начали усиленно укладывать солому и ветки, поливая их водой. Так была укреплена дорога на слабом льду Иртыша саперами Ижевской и других дивизий. В 11-й Уральской дивизии саперы достали рыбачьи сети и перегородили реку, когда по ней еще плыло «сало». Сети задержали мелкий лед и «сало», и, как только грянул мороз, получился сразу довольно толстый слой ледяной коры. Вся­чески изощрялись саперы, торопясь подготовить Иртыш к приему под­ходивших войск.

При первой возможности начали осторожно переправлять обозы. Дорога была опасная. Шаг в сторону - и можно было оказаться подо льдом. Где-то провалилась и утонула партия беженцев, торопившихся переправиться раньше времени, несмотря на предупреждение саперов. На нашей переправе свернули в сторону и сразу пошли под лед два быка с санями. Постепенно обозы переправились. За ними начали пе­реходить реку войска. Это было 14 ноября, в тот самый день, в кото­рый наполеоновские саперы 107 лет тому назад строили свои мосты через Березину. С особой осторожностью перетаскивали пушки, таща их веревками на больших дистанциях друг от друга. Переправа про­шла благополучно. Когда последние дозоры перешли на восточный бе­рег Иртыша, артиллерия разбила снарядами укрепленную на льду до­рогу и на два-три дня задержала преследование врага.
Иртыш нас пропустил.

* * *

Понеся огромные потери, особенно при проходе через Щегловскую тайгу, армия в начале января подошла к Красноярску.

Здесь нас ожидал новый удар. Командир 1-го Сибирского корпуса генерал Зиневич с частью своих полков перешел на сторону красных и закрыл путь на восток. Попытки передовых частей армии, измученных тяжелым походом и перемешавшихся с толпами беженцев, выбить изменников из Красноярска и проложить себе дорогу не удались. Но­вое испытание судьбы тяжким молотом ударило по истомленным, из­дерганным, изголодавшимся и иззябшим бойцам. Многие потеряли веру в возможность пробиться дальше и пошли сдаваться в Красноярск.

Некоторым частям удалось проскочить мимо города на восток. Ос­тальные, во главе с главнокомандующим генералом Каппелем, двину­лись на север, чтобы обойти Красноярск кружным путем по реке Кан, притоку Енисея. Пробившись с боями на север, части армии, растя­нувшись по Енисею, встретили Рождество Христово (7 января 1920 го­да по нов. ст.).
Ижевская дивизия встретила Великий Праздник в богатом селе, придя туда поздно вечером. Крестьяне гостеприимно приняли нас и досыта накормили. Наши верные походные друзья - лошади получи­ли дачу овса, которого не видали много дней. Здесь был ночлег в тече­ние четырех часов, и это был первый определенный отдых с 3 января. Пять дней мы почти не вылезали из седла.

Ночью 8-го пришли к устью реки Кан в деревню Подпорожную. Она была забита ранее прибывшими частями, которые готовились к дальнейшему движению. Река Кан протекала между отвесными скали­стыми берегами, пробив себе в горах дорогу. В нескольких местах на ней были «пороги», где вода бурлила и пробивалась на поверхность льда. Эти места окончательно замерзали только после сильных морозов, обыч­но после Рождества. К нашему приходу некоторые наиболее бурные пороги еще не замерзли. Кан не хотел нас пропускать. Но двигаться было надо - отступления назад не было.

9 января авангард тронулся в путь. Первые пороги у самого устья, особенно трудно проходимые, обошли, поднявшись на крутую лесис­тую гору и спустившись с нее выше порогов. Следующие пороги обхо­дить было невозможно. Две каменных стены по бокам не допускали другого движения, как только по льду реки. Нужен был крепкий мо­роз, который бы окончательно сковал реку. Плохо одетые, мы сильно страдали от морозов в 15 - 20 градусов, но теперь молили о морозе в 40 градусов. И он «закургузил», когда передовые части двинулись вверх по Кану. Тяжело пришлось этим первым частям - Уфимской и Кам­ской дивизиям, - с которыми шел и генерал Каппель, показывая при­мер. На порогах вода не успела замерзнуть и вырывалась на поверх­ность льда, и в этот жестокий мороз нужно было ходить по ледяной воде и искать проходимые места. Люди промачивали ноги, и валенки обращались в ледяные глыбы.

При проходе Иртыша вода замерзла под нашими ногами. Кан за­мерзал вместе с ногами, шедшими впереди. В этих гиблых местах сани сразу примерзали ко льду, если усталые лошади не смогли протащить их через порог «одним духом», не останавливаясь. Много примерзших саней было брошено. Легко прошли на второй день по проторенной дороге следующие части, когда вся река была скована крепким льдом.

Пропустил нас и Кан, но взял за это тяжелый выкуп. Было много за­мороженных. Особенно тяжела была для всех потеря нашего главно­командующего - генерала Каппеля, который промочил ноги, сильно простудился и после тяжелых страданий умер 1 января.

* * *
Впереди оставалась большая и грозная преграда - Байкал. Обход­ных путей вокруг Байкала нет, или где-то один, очень кружный, у са­мой монгольской границы, удлинявший дорогу верст на триста.

Сообщение через Байкал зимой поддерживалось сначала ледокола­ми, потом по льду. После постройки Кругобайкальской железной до­роги ледоколы не ходили. Железная дорога теперь была в руках чехов-«союзников». Захватив подвижной состав, они стремились скорее выбраться в Приморье - к Владивостокскому порту.

Пока сзади был надежный щит - Белая армия, «союзники» беспеч­но жили в Сибири в 1919 году, спекулируя, скупая ценности и грабя, плетя сети интриг, занимаясь тайными предательствами, жестоко рас­правляясь с сопротивлявшимся им сибиряками карательными экспедициями...

Теперь на их хвост наступил большевизм. В стремлении спастись и вывезти свои «трофеи» союзники перестали чем-либо стесняться. Пре­давали и продавали все и всех - и свои честь и достоинство, и Белую армию, и мирное население, и в своей собственной среде одни других. Этот период знаменуется цепью самых гнусных, отвратительных и уже не тайных, а открытых предательств. Перестали пропускаться по рус­ской железной дороге поезда с русскими беженцами, ранеными и боль­ными. Они тысячами гибли, замерзая в холодных вагонах поездов без паровозов. После Красноярска была предана и попала в руки красных Польская дивизия, составлявшая часть сил «союзников». Дошла очередь до главных сил союзнической армии - чехов.

Но они купили себе право двигаться дальше новым омерзительным предательством - выдачей адмирала Колчака, которому за несколько дней до этого гарантировали свою защиту. Продвигавшейся Белой ар­мии ставился ряд преград и затруднений.

Трудно было сомневаться в том, что эти «друзья» втайне желали от­ступающей армии гибели в пучинах Байкала, чтобы не осталось в живых опасных для них и неподкупных свидетелей их злодейств и предательств. Участи армии обрекались шедшие с нею семьи - женщины, старики и дети. Для них не было места в 20 тысячах русских вагонов, в которых ехали 40 тысяч чехов и везлось их «благоприобретенное» добро.

Такова была удручающая обстановка, когда армия адмирала Колча­ка, преданного союзниками и замученного врагами, подходила к озеру Байкал. Можно ли было надеяться хотя бы на небольшую помощь от всех этих «друзей» и «союзников» ? Нет! Все наши надежды были, как и раньше, только на чудесную помощь Всевышнего, на то, что Байкал замерзнет раньше срока и пропустит нас с нашими ранеными, боль­ными и семьями.

Байкал, когда начинаются морозы, покрывается льдом сначала у берегов. Середина не замерзает очень долго. Там остается полоса от­крытой воды - «полынья». Над «полыньей» в безветренную погоду стоит туманное облачко и предупреждает о непроходимости Байкала. Мы подошли примерно недели на две раньше того времени, когда устанавливается переправа, и на три-четыре недели ранее, когда можно быть уверенным, что переправа уже существует. Санный путь через Бай­кал открывается во второй половине февраля, иногда в начале марта.

9 февраля передовые части поздно вечером прибыли на берег Бай­кала в большое село Листвиничное. Жители сообщили, что еще никто не пытался переходить на тот берег.

Наш путь через Байкал лежал на Мысовск, до которого было около 60 верст. Расстояние слишком большое, чтобы сделать его в один пе­реход на усталых лошадях и при полной неизвестности о том, что де­лается на середине Байкала. Поэтому 10 февраля прошли по льду Бай­кала вдоль берега на север, к деревне Голоустной, лежавшей против Мысовска. Отсюда переход был в 4 версты.

В Голоустной крестьяне также еще не пробовали переправляться на ту сторону, считая, что рано и опасно. Нужно было выслать разведку, чтобы выяснить, замерз ли Байкал посредине и кто находится в Мы-совске. Вызвались на это два офицера Ижевской дивизии - поручик Понятовский и Лучихин. Они переоделись в крестьянское платье. Долго никто из жителей деревни не решался идти проводником. Наконец один молодой парень, после обещания щедрой награды в 25 рублей царскими золотыми, согласился. Старики напутствовали его многочис­ленными советами, накопленными из опыта десятков лет ими самими и их прадедами.

Трое разведчиков спустились на лед и двинулись в путь, скрывшись вскоре в просторах ледяной пустыни. В передовых частях армии шли деятельные приготовления для завтрашнего перехода. Начальник аван­гардной Ижевской дивизии - генерал Молчанов, еще будучи молодым офицером, делал съемки на Байкале на острове прокаженных Ольхон и уже тогда познакомился со свойствами Байкала. Он рассказал об особенностях озера и дал инструкции для перехода.

При неожиданной прибыли воды лед на Байкале дает трещины, появляющиеся с оглушительным грохотом. Их бояться не следует. Но нужно запастись досками, чтобы перекрывать трещины мостками. В трещины иногда попадают лошади. В таком случае надо накидывать узду на шею лошади и начинать ее душить. Задыхаясь, лошадь вбирает воздух и легче плавает. Улучив момент, надо за голову и хвост вытолк­нуть ее из трещины на лед. Когда лед снова сходится, края трещины ломаются и нагромождают целый вал ледяных осколков. Нужно иметь лопаты для расчистки этих барьеров.

На гладкой как зеркало поверхности льда с истертыми подковами наши лошади скользили и падали. Чтобы «наковырять» дорогу, вперед посылался сборный отряд, составленный из всадников, которым удалось перековать своих лошадей на новые подковы с острыми шипами. 11 фев­раля утром, не дожидаясь возвращения разведчиков, авангардные час­ти начали переход. Движение шло благополучно.

Трещины покрывались досками, и движение протекало без задер­жек. Только для несчастных истомленных лошадей этот переход был страшно тяжел. Они скользили и падали, и многие, обессилев, остава­лись на льду Байкала. После нашего перехода крестьяне подбирали их и вывозили к себе на санях.

Бегут немереные версты одна за другой. Вот и середина Байкала. Всюду крепкий лед. От одного к другому передают, что вернулись с того берега разведчики: весь Байкал проходим, в Мысовске красных нет, там отряд японцев. Байкал нас пропускает. Байкал пройден. Байкал остал­ся позади, и мы в Забайкалье... Еще один этап борьбы с красным гне­том закончился. На очереди - следующий.



Примечания.



1 Ефимов Авенир Геннадьевич, р. 19 октября 1888г. Симбирский кадетский корпус (1907), Николаевское инженерное училище (1910). В бе­лых войсках Восточного фронта со взятия Казани. Участник Ижевско-Воткинского восстания. В сентябре-октябре 1918 г. командир Ижевского стрелко­вого полка. По окончании курсов военного времени академии Генштаба - в штабе 2-го Уфимского корпуса, с 24 февраля 1919г. начальник штаба Ижев­ской бригады, капитан, затем Ижевской дивизии, с 11 декабря 1919 г. коман­дир Ижевского конного полка, с 12 марта 1920г. командир Ижевского пол­ка, с 25 августа 1921 г. командир Ижевске-Воткинской бригады и колонны в Хабаровском походе, в сентябре 1922г. командир Прикамского стрелкового полка. Полковник. В эмиграции в 1923 г. в Гирине и Шанхае, затем в 1932г. в США. Член Общества Ветеранов, редактор «Вестника Общества Ветеранов Великой войны в Сан-Франциско», к 1967г. сотрудник журнала «Военная Быль». Умер 25 апреля 1972г. в Сан-Франциско (США).

Впервые опубликовано: Часовой. 1959. Сентябрь. № 401.
А. Г. Ефимов
=====================================================================================
. Знак отличия военного ордена «За Великий Сибирский поход». Документы.

Прим 1 . Тематическая подборка документов составлена по следующим работам:

- А.И. Рудиченко, В.А. Дуров. Награды и знаки Белых армий и Правительств. М., 2005. С.212-219.

- Петерс Д.И. Материал к истории наград периода Гражданской войны и Белого Движения 1918-1922 гг. Филадельфия, 1996. С. 18-30.

Прим 2. В тексте использованы изображения различных вариантов Знака отличия военного ордена "За Великий Сибирский поход".

ПРИКАЗ

Войскам Восточного фронта.

№ 9, г. Мысовск 11-го февраля 1920 года

§1. В воздаяние исключительных опасностей и трудов, понесенных войсками Восточного фронта в беспримерном походе с берегов Иртыша за Байкал, утверждаю Знак Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский поход».

§2. Описание знака отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский Поход» и положение о нем при сем объявляю.

§3. Начальникам частей заготовить списки представляемых к награждению, руководствуясь на сей предмет пунктами 8-12 «положения», с указанием против каждого, к какой степени Знака Отличия представляется и направить в 2-х экземплярах в мой Штаб по Управлению Дежурного Генерала.

Подписали:

Главнокомандующий войсками Восточного фронта, Генерального Штаба Генерал-Майор ВОЙЦЕХОВСКИЙ.



(По Управлению Дежурного Генерала).

***

«Утверждаю»



Генерал-Майор Войцеховский.

11 февраля 1920 г.

«Копия с копии»

ОПИСАНИЕ ЗНАКА ОТЛИЧИЯ ВОЕННОГО ОРДЕНА «ЗА ВЕЛИКИЙ СИБИРСКИЙ ПОХОД »

Серебряный оксидированный терновый венок, пронзенный золотым мечем. Меч расположен снизу вверх, справа налево, входя со внутренней стороны в венок и выходя наружу с лицевой стороны. Знак Отличия Военного Ордена жалуется: 1-я степень на Георгиевской ленте без банта, 2-я степень на Владимирской ленте без банта.

Копию подписал: Вр. и.д. Начальника Наградного Отделения

Штабс-Ротмистр Свенцинский

***

«Утверждаю»

Главнокомандующий войсками Восточного фронта

Генерал-Майор Войцеховский. 11 февраля 1920 года

ПОЛОЖЕНИЕ ОБ УЧРЕЖДЕНИИ ЗНАКА ОТЛИЧИЯ ВОЕННОГО ОРДЕНА «ЗА ВЕЛИКИЙ СИБИРСКИЙ ПОХОД».

ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ.

1. Знак Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский Поход» учреждается в воздаяние за беспримерные опасности и труды, понесенные армией во время похода с берегов Иртыша на Байкал.

2. Знак Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский Поход» почитается учрежденным с февраля 11 дня 1920 года.

3. Знак Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский Поход» имеет две степени: 1-я степень носится на Георгиевской ленте без банта, 2-я степень - на Владимирской ленте без банта.

4. Знак Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский Поход» почитается старше всех медалей и носится левее орденов, правее всех медалей; у солдат носится левее орденов, правее всех медалей; у солдат носится непосредственно вслед за Георгиевским крестом 4-й степени.

5. Знак Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский Поход» жалуется Генералам, Штаб и Обер-офицерам, солдатам и женщинам на основаниях и условиях нижеизложенных.

6. Число Кавалеров Знака Отличия ограничено числом лиц вышедших в Забайкалье в составе частей Восточного фронта; прочие отряды, вышедшие позднее, равно как и отдельные лица приобретают право ношения Знака только лишь по особому приказу Командующего войсками.

КТО И ЗА КАКИЕ ПОДВИГИ ИМЕЕТ ПРАВО НА НАГРАЖДЕНИЕ ЗНАКОМ ОТЛИЧИЯ ВОЕННОГО ОРДЕНА «ЗА ВЕЛИКИЙ СИБИРСКИЙ ПОХОД».

7. Знак Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский Поход» жалуется: 1-й степени - лицам бывшим в строю и в Оперативных Штабах, 2-й степени - всем остальным.

ПОРЯДОК НАГРАЖДЕНИЯ ЗНАКОМ ОТЛИЧИЯ ВОЕННОГО ОРДЕНА «ЗА ВЕЛИКИЙ СИБИРСКИЙ ПОХОД».

8. Об удостоении Знаку Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский Поход» делается представление по восходящему строевому Начальству.

9. Всякий ближайший Начальник, прежде представления, обязан строго исследовать, действительно ли представляемый заслуживает Знака Отличия и удовлетворяет требованиям для награждения оным.

10. Открывшаяся позднее неосновательность представления, по производстве расследования и в зависимости от результатов такового, подвергает сделавшего представление ответственности по суду.

11. Если совершивший Великий Сибирский Поход погибает, то это не устраняет возможности представления и награждения его Знаком Отличия Военного Ордена, с распространением прав на его семью, семьи лиц убитых в бою получают право на знак независимо от довершения похода.

12. Имена всех удостоенных награждения Знаком Военного Ордена объявляются в приказе по войскам с указанием порядкового номера Знака Отличия, выгравированного на самом знаке и с выдачей удостоверений о пожаловании Знака Отличия Военного Ордена за подписью Командующего Войсками или Начальника его Штаба.

Копию подписал: Вр.и.д. Начальника Наградного Отделения Штабс-Ротмистр СВЕНЦИНСКИЙ

***

ПРИКАЗАНИЕ



Гор. Чита. № 35, 3-го апреля 1920 года.

Командующий войсками приказал:

§1. Для разработки положения об учреждении Знака Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский Поход» учредить комиссию в составе: Председателя Ген.-Майора ШЕЛАВИНА и членов: Штабс-Капитана АЛФИМОВА, Штабс-Капитана ГЕЛЬТЕР и по одному офицеру от 2 и 3 корпуса по назначению Начальников Штабов корпусов.

§2. Комиссии приступить к разработке с 5 сего апреля: использовав имеющийся уже по сему в Штабе материал, и закончить работу 9 сего апреля. Результат представить Командующему.

Подписал:

Начальник Штаба Генерального Штаба Генерал-Майор ЩЕПИХИН.

(По Управлению Дежурного Генерала)

***

ПРИКАЗ

Войскам Российской Восточной Окраины.

Г. Чита. № 210, 28 апреля 1920 года.

При сем объявляю, утвержденн


Отзывы:

Оценка:

«Великим Сибирским Ледяным походом» современники назвали отступление войск Восточного фронта адмирала А. В. Колчака зимой 1919/1920 года.Оно происходило в совершенно чудовищных, нечеловечески тяжелых условиях. За начальную точку похода часть историков берет 14 ноября 1919 года, дату оставления Омска, но большинство - еще более раннюю дату: 21 октября того же года, - начало отступления Белых армий от реки Тобол. Протяженность похода от Омска до Забайкалья - примерно 3.000 верст (от Тобола на тысячу верст дальше). Этот путь армия преодолела за 4 месяца, причем от Красноярска ей пришлось прорываться в условиях фактического окружения, предательства тыла, захвата железной дороги чехословацкими войсками. Поезда были брошены, и частям пришлось идти дальше на санях: сначала по руслу реки Кан, затем по проселочным дорогам, и, наконец, отказавшись после убийства Колчака от штурма Иркутска, по льду озера Байкал. В результате из 350.000 человек, бывших в августе в составе армии Верховного Правителя, в Забайкалье удалось выйти не более 30.000 человек (из них половина больных тифом). Вечером 11 февраля 1920 года штаб Главнокомандующего войсками Восточного фронта генерала С. Н. Войцеховского (по сути - уже командующего новой, «Каппелевской» армией, в которую сплавились все остатки армий Восточного фронта адмирала Колчака), завершил переход озера Байкал и вышел на станцию Мысовск, где находились в этот момент передовые посты войск Атамана Г. М. Семенова и японцев. Это означало для Каппелевской группировки выход из окружения, успешное завершение прорыва, равного которому вряд ли можно найти в мировой военной истории. Поэтому этот день и стал официальной датой завершения «Великого Сибирского Ледяного похода». И именно в этот день Главнокомандующий войсками Восточного фронта (еще раз подчеркнем - формально его должность все еще именовалась именно так) Сергей Николаевич Войцеховский подписал приказ об учреждении Знака Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский поход», а также положение о его награждении и описание самого знака. А. И. Рудиченко и В. А. Дуров первыми обратили внимание на несоответствие между полным официальным названием знака - «Знак Отличия Военного Ордена “За Великий Сибирский поход”» - и его статусом памятной награды, предназначенной для всех участников этого похода. Действительно, «Знак Отличия Военного Ордена» - это ничто иное, как официальное название солдатского Георгиевского Креста, включенного в комплекс Георгиевских наград. Таким образом, и Знак «За Великий Сибирский поход», если исходить из этой логики, является Георгиевской наградой. Сергей Николаевич Войцеховский, будучи решительным и инициативным военачальником, являлся одновременно «отчетливым службистом», - человеком, способным принимать самые ответственные решения, но всегда в рамках имеющихся у него полномочий. Предположить, что он приравнял учреждаемую им награду к разряду Георгиевских наград по ошибке или недосмотру, я не могу. Следовательно, Войцеховский вполне сознательно рассматривал этот знак именно как Георгиевскую награду. Прежде, чем пытаться доказать это утверждение, необходимо понять, зачем вообще нужна была такая спешка с учреждением этого знака. На мой взгляд, ответ здесь кроется в том неопределенном состоянии, в котором находились вышедшие в Забайкалье войска. Войцеховскому был уже на тот момент известен указ Верховного Правителя адмирала Колчака от 4 января 1920 года о передаче Атаману Семенову всей полноты власти на территории Российской Восточной окраины. Войцеховский и старшие начальники вышедшей армии не могли не подчиниться ему. Армия нуждалась в длительном отдыхе, полной реорганизации и снабжении ее заново артиллерией и всеми видами довольствия; также необходимо было излечить и вернуть в строй всех раненых и больных. Но, с другой стороны, каппелевские командиры склонны были согласиться подчиниться Семенову лишь на собственных условиях, из которых главным было сохранение организационной целостности прибывшей армии и определенной ее внутренней автономии, отказ от ее расформирования. Вот этим «актом самоопределения», своеобразным «объявлением о своих правах» и стал приказ об учреждении особого знака для всех участников похода. Но спешка с учреждением его была бы, наверное, излишней, если бы на деле внутренняя целостность «каппелевской» армии, ее спайка, боевой дух и сознание внутреннего единства не были в тот момент довольно хрупкими. Ведь они сложились после чудовищной катастрофы, на фундаменте «мужества отчаяния» бойцов, вырвавшихся из-под Красноярска, их едва ли не инстинктивной необходимости внутреннего противодействия всем бедам, обрушившимся на несчастную армию. Тяжелейшие условия похода сплотили вновь этих обреченных людей, заставили их снова стать армией, но ее организация и дух, поддерживавший ее, были уже иными, чем в прежней армии адмирала Колчака. Участник похода генерал П. П. Петров пишет об определенном «надломе духа у каппелевцев», и это замечание справедливо. Армия вовсе не стремилась к победам и подвигам, она в самом буквальном смысле прорывалась к жизни, в те области, где всем ее чинам и следующим с нею беженцам не грозило немедленное и полное уничтожение. С выходом к Мысовску эта цель была достигнута, и следом должна была наступить естественная реакция расслабления организма, чрезвычайно опасная как для армии в целом, так и для всех ее бойцов. Войцеховский прекрасно ощущал это и стремился именно в этот момент взбодрить армию морально, искусственно поднять ее дух, а что может быть для этого лучше, чем объявление о награждении за свершенные подвиги. И здесь мы подходим к главному вопросу: почему Войцеховский решил придать памятному знаку характер Георгиевской награды. Это можно объяснить, если предположить, что его первоначальной мыслью было именно поголовное награждение всего личного состава вышедших частей Георгиевским Крестом и Орденом Святого Георгия. Это отнюдь не кажется столь уж невозможным. На Востоке России, в армиях адмирала Колчака, было принято как награждение офицеров Орденом Святого Георгия, так и нижних чинов Георгиевскими Крестами. Сам Войцеховский, как известно, получил Орден Святого Георгия IV-й степени за освобождение Екатеринбурга в 1918 году, а III-ю степень Ордена - за победы на Тоболе осенью 1919 года. Далее, по должности Главнокомандующего войсками Восточного фронта, он имел право осуществлять такие награды (Крестами и Орденом IV-й степени). Наконец, в Русской армии уже существовала традиция, в случае экстраординарного подвига, поголовного награждения Георгиевскими Крестами всех нижних чинов особо отличившейся части. В качестве примеров можно назвать награждение уральской казачьей сотни есаула Серова - за бой против кокандцев при Икане 4–6 декабря 1864 года, экипажей крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец» - за бой 27 января 1904 года при Чемульпо, Корниловского ударного отряда - за прорыв австрийского фронта у деревень Ямница и Павельче 25 июня 1917 года. Конечно, никому еще не приходило в голову разом награждать весь личный состав целой армии (даже если оценивать ее численность всего в 22–25 тысяч человек), однако, с другой стороны, и столь поразительного подвига ранее также совершено не было. Так что в принципе подобное решение было вполне приемлемым. Однако при этом возникали также и значительные неудобства, и в первую очередь - различный «вес» награды для офицеров и солдат. Вот таким образом, по моему мнению, и должна была возникнуть мысль о создании некой особой, только на этот случай, Георгиевской награды, причем непременно общей для солдат и офицеров. Это обстоятельство до некоторой степени роднит Знак Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский поход» с ранними Екатерининскими и Александровскими наградами, которые формально не входили в комплекс Георгиевских, но были близки им: это «золотые офицерские кресты» и «серебряные солдатские медали» за взятие Очакова, за Измаил, за штурм Праги, за Прейсиш-Эйлау и за взятие крепости Базарджик. Существовала еще одна причина, по моему мнению, побудившая Войцеховского поторопиться с учреждением этого знака. С признанием власти Семенова Войцеховский автоматически лишался звания Главнокомандующего и соответственно права самому устанавливать награду и подписывать приказ о награждении ею. Все это переходило в юрисдикцию Семенова, в добрую волю которого Войцеховский до конца не верил. Поэтому, не мудрствуя лукаво, за образец был принят «Знак Отличия Первого Кубанского (Ледяного) похода», учрежденный А. И. Деникиным в 1918 году, лишь с заменою серебряного меча на золотой и без розетки национальных цветов на ленте. Внешний вид этого знака каппелевские генералы не могли не знать, - в их рядах в этот момент находились выходцы из Добровольческой Армии, приехавшие с Юга России: к примеру, генерал-майор П. П. Крамаренко и полковник П. Е. Глудкин. Оттуда же прибыл и бывший Начальник Штаба Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего, генерал-майор Дмитрий Антонович Лебедев, впрочем, он был послан в секретную командировку и покинул Добровольческую Армию, когда она только лишь выступала в свой Ледяной поход. Наконец, недавно была установлена личность «дважды первопоходника» (участника, как Кубанского, так и Сибирского походов): им оказался полковник (впоследствии - генерал-майор) Д. Н. Сальников, проделавший Сибирский поход по «северному маршруту», в составе отряда генерала Сукина и полковника Камбалина, и прибывший в Читу на месяц позже основной армии. Полагаю, в «каппелевской армии» таким он был не единственным, и, вполне возможно, в ту февральскую ночь в Мысовске, когда в штабе Войцеховского спешно вырабатывались положения о новой награде, в руках у штабных офицеров находился один из подлинных Деникинских знаков. Однако Атаман Семенов, несмотря на достигнутое соглашение, признал новую каппелевскую награду далеко не сразу. Фактическим признанием ее можно считать утверждение Семеновым дополнений к Положению о знаке «За Великий Сибирский поход». При этом следует обратить особое внимание на даты этого приказа. Положение об особых правах и преимуществах кавалеров Знака Отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский Поход» было объявлено в приказе Войскам Российской Восточной Окраины № 210 от 28 апреля 1920 года (подписанном Войцеховским и его начальником штаба генерал-майором С. А. Щепихиным), со ссылкой на то, что Положение это утверждено Семеновым 19 апреля того же года. А первый список награжденных был опубликован в приказе Войскам Российской Восточной Окраины № 213 от 27 апреля 1920 года (подписанном также Войцеховским и Щепихиным). Таким образом, объявление списка явно было приурочено к утверждению Положений. Но при этом приказ с меньшим номером подписан на сутки позже, - верный признак того, что какая-то подпись была поставлена задним числом. Однако существует и еще один приказ (№ 312), также датированный 27 апреля. Позволю себе процитировать его полностью: «Считаю своим долгом от лица нашей многострадальной Родины принести глубокую благодарность Генерального штаба генерал-майору Войцеховскому, который привел в Забайкалье доблестные войска Восточного фронта, совершившие героический “Ледяной поход”. В последовавший за этим тяжелый период воссоздания русской военной силы для дальнейшей борьбы с большевиками генерал-майор Войцеховский проявил необычайную энергию, твердость духа и воли, являясь непоколебимым поборником идеи национализма, неизменно призывавшим к борьбе с большевиками и их единомышленниками до конца. Являясь по духу и делам достойным приемником героического вождя Восточного фронта покойного генерала Каппеля, генерал-майор Войцеховский в деле непримиримой борьбы с гнетущей Россию советской деспотией был неизменно моим единомышленником и помощником. Неоднократные просьбы генерал-майора Войцеховского об освобождении его от командования войсками Российской Восточной Окраины я неизменно отклонял до настоящей минуты, когда обстановка позволила мне удовлетворить его давнишнее желание. С грустью расстаюсь с доблестным Сергеем Николаевичем, приношу ему глубокую благодарность от лица Великой России, непримиримым борцом за которую с большевиками и их единомышленниками он неизменно был и, я верю, всегда будет. Генерал-лейтенант, Атаман Семенов» Таким образом, приказы № 210 и 213 были последними, подписанными Войцеховским на посту Командующего Вооруженными силами Российской Восточной Окраины (то есть ближайшего помощника Атамана Семенова по военной части). В свете этих фактов вся ситуация представляется следующей. Эти три приказа, все в совокупности, стали результатом компромисса, завершившего первый раунд противостояния между семеновцами и каппелевцами. При этом обеим сторонам пришлось пойти на уступки: Атаман Семенов утвердил дополнения к Положению о Знаке, чем признал де-факто эту каппелевскую награду и все связанные с нею производства. Уступка со стороны каппелевцев, как видим, была гораздо более серьезной: уход со своего поста генерала Войцеховского и замена его генералом Лохвицким. Генерал П. П. Петров по этому поводу говорит: «Не знаю всех недоразумений, но в конце апреля Войцеховский ушел. Свой уход он объяснил тем, что, помимо его желания, обстановка сделала его как бы лидером оппозиции Атаману, а спасение только в единении. Может быть, другому лицу удастся лучше сплотить воедино все Забайкальские группировки. На его место прибыл генерал Лохвицкий, но положение не изменилось». С именем генерала Лохвицкого связана история расширения круга награжденных Знаком «За Великий Сибирский поход». Информация об этом была обнаружена А. И. Рудиченко в неопубликованной рукописи воспоминаний начальника штаба Дальневосточной Армии генерала К. К. Акинтиевского и относится, по моему мнению, к числу наиболее интересных открытий, сделанных авторами книги. Вот что пишет Акинтиевский: «...Многие участники войны в Сибири почувствовали себя несправедливо обойденными Войцеховским, и начальники каппелевских частей просили Лохвицкого о распространении права ношения этого знака на всех чинов армий адмирала Колчака, принимавших участие в боях против большевиков в Сибири. Т. к. этим забайкальцы оказались обойденными, то атаман запроте­стовал, но когда ему указал Дитерихс, что отличившиеся в Забайкальи награждались им особо учрежденным Семеновым Манчжурским георгиевским крестом (солдатский серебряный крест с синим ободком), то Семенов согласился. Когда приказ по армии был уже подписан Лохвицким, то в ночь на 13 июля в виде личного одолжения попросил Лохвицкого не печатать при­каза, а награждать, выдавая соответствующие свидетельства кому надо, “чтобы не вводить нового раздора в части армии и не дискредитировать верховной власти...” Лохвицкий, не желая но­вого конфликта, пошел на компромисс, тем более что его при­каз не отменялся и штаб армии выдавал на основании этого приказа соответствующие свидетельства». В книге также впервые опубликован текст самого приказа, и даже представлено изображение оригинала этого документа, приложенного Акинтиевским к ру­кописи воспоминаний. «Приказ Войскам Дальне-Восточной Армии Июля 13 дня 1920 г. № 307/А г. Чита В силу утвержденного Главнокомандующим всеми воору­женными силами Российской Восточной Окраины доклада Председателя Военного Совещания генерал-лейтенанта Дитерихса, право ношения знака за Зимний поход через Сибирь в 1919–1920 гг. в составе войск Восточного фронта распростра­няется на всех служивших в Добровольческих Российских войсках и Армиях адмирала Колчака с 1918 г. по день кон­чины адмирала Колчака, 7-е февраля 1920 г., и сражав­шихся с большевиками в Си­бири. Свидетельства о праве на ношение знака выдавать Штабу Армии по удостовере­ниям о соответствующей про­шлой службе, кои должны быть представляемы за под­писью Начальников отдельных частей или старших Начальни­ков. Командующий Армией, Генерального Штаба Ге­нерал-лейтенант Лохвицкий Начальник штаба, Генерального Штаба Ге­нерал-майор Акинтиевский» В левом верхнем углу при­каза - рукописное распоряжение, подтверждающее воспоминания Акинтиевского: «Н.Ш. (по-видимому, «На­чальнику Штаба». - Авт.) По просьбе атамана прошу приказ впредь до мо­их указаний не печатать, а свидетельства выдавать на основании этого приказа. 13.VII Подпись неразборчива». Однако при этом я не могу согласиться с выводами, которые на основании этих воспоминаний сделали А. И. Рудиченко и В. А. Дуров, об «обесценивании награды» и о «растворении действительных участников среди массы дополнительно награжденных». В реальности этого не могло произойти, поскольку вся «масса дополнительно награжденных» в десятки раз уступала числу тех, кому награда была предназначена первоначально. Основная масса чинов армий Восточного фронта вышла в Забайкалье именно в составе каппелевских войск Войцеховского. Теперь же, в соответствии с расширительным приказом, на эту награду могли претендовать дополнительно: 1) Отряд, состоявший из Барнаульского полка полковника Камбалина и оренбургских казаков генерала Сукина (всего до 2.500 человек) и вышедший в Забайкалье «Северным путем» на месяц позже основной армии (впрочем, полагаю, эти части получили бы награду независимо от выхода приказа Лохвицкого); 2) Чины, вышедшие в Забайкалье одиночным порядком (или сумевшие выехать в чешских эшелонах). В первую очередь это касалось чинов бывшей 1-й Сибирской армии (распавшейся в районе Томска - станции Тайга), из которых их бывший командарм А. Н. Пепеляев стал уже в Чите формировать «Отдельный Сибирский партизанский отряд»; 3) Чины армии адмирала Колчака, ушедшие в Монголию и уже оттуда пробравшиеся в Забайкалье (таковых могли быть лишь единицы). Вряд ли по всем приведенным пунктам, кроме первого, наберется больше нескольких сот человек. Наконец, формально на награду могли теперь претендовать чины бывших Оренбургской и Семиреченской армий, ушедшие в марте 1920 года в Китай с генералами А. И. Дутовым, А. С. Бакичем и Б. В. Анненковым (до 20 тысяч человек). Но из всей этой группировке в апреле 1922 года в Приморье прибыл лишь Анненковский дивизион полковника П. Д. Илларьева (примерно 300 человек). Формально, в соответствии с приказом от 13 июля 1920 года, его чины имели полное право на награждение Знаком «За Великий Сибирский поход». На остальных же бойцов этой группы, остававшихся в Китае или погибших с Бакичем в Монголии, юрисдикция штаба Дальневосточной армии, за дальностью расстояний и почти полным отсутствием связи, распространяться никак не могла. Но в воспоминаниях Акинтиевского следует также отметить упоминание о совете Дитерихса Семенову наградить всех чинов своих Забайкальских частей Георгиевским Крестом Особого Маньчжурского Отряда. Таким образом, Дитерихс и Акинтиевский здесь фактически трактуют Знак «За Великий Сибирский поход» и «Георгиевский Крест образца, установленного для ОМО» как два равноценных «локальных варианта» Георгиевской награды. При этом Семенов, согласно Акинтиевскому, согласился с доводами Дитерихса, хотя и не последовал его совету. Теперь о самом награждении. В Российском Государственном Военном архиве (РГВА) В. А. Дуровым было обнаружено 33 приказа по Дальневосточной армии за май - ноябрь 1920 года, со списками подлежащих награждению Знаком «За Великий Сибирский Поход» (всего 4.932 фамилии). Наибольший номер удостоверения в этих приказах - № 7046. Самый поверхностный анализ этих приказов показал, что они относятся либо к частям 2-го корпуса (причем охватывают примерно половину его состава), либо же к частям и отдельным чинам, перешедшим при реорганизации в состав 1-го («семеновского») корпуса. Приказы по 3-му корпусу Молчанова отсутствуют совершенно. Если сопоставить эти данные с боевым расписанием Дальневосточной армии за этот период, то становится ясно, что полные списки награжденных должны охватывать от 18 до 20 тысяч человек. При этом наибольшее количество награжденных по частям, в соответствии с этими документами: в Иркутском стрелковом полку - 995 человек и в Воткинском стрелковом полку - 952 человека. Можно предполагать, что перед нами полные списки награжденных от этих частей. Кроме того, есть два списка чинов Сибирского Партизанского отряда генерала А. Н. Пепеляева (всего 388 человек): по-видимому они как раз получили свои награды в соответствии с «расширительным приказом». Обстоятельства награждения Знаком, точнее, трудности, значительно отсрочившие его проведение в жизнь, ясно прослеживаются на основании серии приказов, опубликованных в свое время Д. И. Петерсом. На основании их выявляется следующая интересная картина. В апреле 1921 года, когда Белая армия находилась уже в Приморье, в штаб Сибирской стрелковой дивизии (в эту дивизию был свернут на тот момент 2-й корпус генерала И. С. Смолина) поступили запросы от командиров нескольких частей о том, что личный состав этих частей так и не получил удостоверения на Знак. В ходе разбирательства выяснилось (и это отражено в рапорте от 7 апреля 1921 года), что все списки подлежавших награждению от всех частей были собраны еще в июне 1920 года. Далее они проверялись, и в середине сентября того же года стали поступать обратно в штаб 2-го корпуса. Там они направлялись в корпусную типографию, с тем, чтобы распечатать их все одновременно, в нескольких приказах по корпусу, одновременно раздав награжденным также и удостоверения. Из них успели напечатать лишь один, касающийся чинов штаба корпуса, а с остальными все дело сильно затянули. Тем временем, 9 октября 1920 года красные войска перешли во внезапное наступление, сразу же поставив Дальневосточную армию в тяжелое положение и вынудив ее начать медленное, с упорными боями, отступление к китайской границе. Один из последних боев произошел 17 ноября на станции Мациевская (последняя крупная станция перед границей). Он имел самые роковые последствия, как для белой армии, так и для судьбы неизданных еще приказов. В этот момент 3-й корпус Молчанова оборонялся к северу, в районе станции Даурия, а на Мациевской осуществлялась лихорадочная эвакуация эшелонов с частями 2-го корпуса и запасами армии. Красным удалось собрать сильную партизанскую группу, которой они и нанесли удар по станции с тыла. Организовать правильную оборону белым не удалось, поднялась паника, в результате которой станция и все стоящие на ней эшелоны попали в руки красных. Части 2-го корпуса в полном беспорядке отхлынули на станцию Маньчжурия, уже на китайской территории. 3-й корпус Молчанова был отрезан, и ему пришлось, бросив свои эшелоны, пробиваться мимо Мациевской походным порядком. 21 ноября его корпус вышел к Маньчжурии, и этот день стал последним днем вооруженной борьбы в Забайкалье. Среди других эшелонов на Мациевской оказалась брошенной и типография 2-го корпуса, а с нею экземпляры так и не отпечатанных приказов со списками награжденных. В результате значительная часть личного состава 2-го корпуса (а может быть и не только его) удостоверений в Забайкалье в 1920 году так и не получила. Сличение обнаруженных в РГВА приказов со списками награжденных, с одной стороны, и документов, опубликованных Петерсом, - с другой, не оставляют сомнения в том, что первые как раз и являются (по крайней мере в значительной своей части) теми самыми приказами 2-го корпуса, захваченными красными на Мациевской. К апрелю 1921 года обстановка для белых частей резко ухудшилась. За оставлением Забайкалья последовал полный разрыв между Атаманом Семеновым и каппелевскими генералами. Армии пришлось перебираться по КВЖД в Приморье. При этом оружие пришлось сдать китайцам, и они его потом так и не вернули. В условиях полного разброда до половины состава армии предпочла покинуть ряды своих частей и осесть на КВЖД. Приморье не желало принимать беглецов. Местное «розовое» правительство - Приморская Областная Земская Управа - было бы совершенно большевицким, если бы не присутствие в крае японских войск. В результате белым пришлось устраиваться на правах беженцев, по возможности скрывая сохранение у них военных структур. Деньги у командования практически закончились, и перед армией маячила угроза голода. Тут уж было не до награждений. Обстановка изменилась к лучшему после того, как 26 мая 1921 года войска произвели во Владивостоке переворот, в результате которого к власти пришло Временное Приамурское правительство братьев С. Д. и Н. Д. Меркуловых. После этого стало возможным выпустить недостающие приказы и раздать оставшимся воинам удостоверения. Но финансовое положение армии все еще было чрезвычайно тяжелым, так что ни о каком изготовлении самих наград и речи быть не могло. Более того, если судить по опубликованным документам, и сами списки совершенно не правились (хотя значительное число людей к этому моменту погибли в боях или просто ушли из строя), а просто в штабах изготавливались удостоверения на имеющихся в строю чинов и на тех, кто, хоть и покинул армию, оставался по крайней мере жить во Владивостоке. Таким образом, удостоверения в 1921 году получило вряд ли более половины тех, кто был поименован в списках. Именно поэтому возникла необходимость в дополнение к так и не розданным знакам ввести для награжденных особое внешнее отличие: шеврон из Георгиевской ленты углом вверх, для ношения на левом рукаве выше локтя (введен приказом Командующего войсками Временного Приамурского правительства № 20 от 16 июня 1921 года). Понятно, что это был не более, чем знак-заменитель, подобный Георгиевской ленте, нашивавшейся по борту шинели или поперек нагрудной «планки» гимнастерки в годы Великой и Гражданской войн и заменявшей собою ношение знака Ордена Святого Георгия 4-й степени или Георгиевского Креста. Но и этот отличительный знак носился далеко не всеми. По авторитетному свидетельству участника Хабаровского похода Б. Б. Филимонова, Георгиевский угол для совершивших Сибирский Ледяной поход в 1921–1922 годах носили «далеко не все, имеющие на это право, а только та часть их, что либо очень уважала этот знак отличия, либо любила красоту». По-видимому, денег не нашлось не только для организованного производства знаков, но и на закупку нужного количества Георгиевской ленты.

Маршрутов: 10, запланировано походов: 19

Пройдем по побережью Байкала вдоль Приморского хребта. Нас ждут нетронутая природа, удивительные по красоте песчаные пляжи, окружённые высокими скалами, сосновые леса, и, конечно же, сам берег Байкала, который не нуждается в представлении. Мы посетим знаменитую Песчаную бухту, увидим мысы Малая и Большая Колокольня, поднимемся на скалу Скрипер, пройдём по известному «Чёртову мосту». Кроме популярных туристских мест нас ждут малохоженые тропы, дикие пляжи и практически нетронутые человеком места.

  • Регион: Байкал
  • Сложность:
  • Длительность: 10 дней
  • Сроки: c 13.06 по 22.06.2019 c 11.07 по 20.07.2019 c 08.08 по 17.08.2019 c 19.08 по 28.08.2019 и ещё 3 срока
  • Места: 7 / 18 4 / 18 3 / 18 4 / 18
  • Стоимость: от 17 400 ₽ Стоимость: от 17 400 ₽ Стоимость: от 17 400 ₽ Стоимость: от 17 400 ₽

Шумакские источники находятся в Восточных Саянах на высоте 1558 метров. Несмотря на труднодоступность, всегда находится много желающих попасть в поход на Шумак, чтобы ощутить целебную силу и насладиться красотой нетронутой природы. Помимо классического маршрута к долине, мы увидим ещё один - более длинный и более безлюдный - через перевалы Горных Духов и Хубутинский. Нас ждут горные реки, протекающие в скальных каньонах, водопады, сибирская тайга, высокие горные вершины, скалистые гребни и чистейшие озёра. На источниках у нас будет достаточно времени, чтобы отдохнуть, походить по окрестностям. Обратите внимание, предлагаем 2 варианта программы: на 10 и на 13 дней. После похода по Саянам продолжаем путешествие - красивый трёхдневный маршрут по побережью Байкала.

  • Регион: Байкал
  • Сложность:
  • Длительность: 10-13 дней
  • Сроки: c 30.06 по 09.07.2019 c 30.06 по 12.07.2019 c 05.08 по 14.08.2019 c 05.08 по 17.08.2019 и ещё 3 срока
  • Места: 4 / 16 6 / 16 6 / 16 3 / 16
  • Стоимость: от 17 900 ₽ Стоимость: от 24 400 ₽ Стоимость: от 17 900 ₽ Стоимость: от 24 400 ₽

Существует стереотип, что вулканы находятся где-то очень далеко – в Исландии, Гватемале, Индонезии. В крайнем случае, на российской Камчатке. Ничего подобного! Их можно отыскать в самом центре страны – в Восточных Саянах. Правда, гиганты давно потухли и сейчас спят. Но от этого они не стали менее могучими и красивыми. Горную долину, покрытую застывшей лавой, местные жители называют Падь Хигол. Туристам она больше известна как Долина вулканов Бурятии. В ее верхней части расположены три конуса, в том числе, вулкан Кропоткина. Его кратер диаметром около 200 метров эффектно возвышается над окружающим его лавовым полем на высоте 120 метров. Пеший поход средней сложности в Долину вулканов занимает 13 дней. Стартовой точкой является поселок Орлик. Сюда группа прибывает из Иркутска на заказанном автотранспорте. Уже по дороге к месту старта есть возможность попробовать местный деликатес – нежнейшего байкальского омуля, а также узнать, что такое бурятские «места силы». Программа тура предусматривает не только переходы и восхождения, но и такое редкое удовольствие, как принятие термальных радоновых ванн на лоне природы! Чойгоновские источники в Бурятии славятся своей минеральной водой. Ну, а на десерт вас ждут водопады, море лавы и, собственно, сами вулканы!

  • Регион: Байкал
  • Сложность:
  • Длительность: 13 дней
  • Сроки:

    c 22.07 по 02.08.2019

  • Места: есть места
  • Стоимость: от 26 900 ₽

Сплав по рекам Жомболок и Ока Саянская – маршрут уникальный по насыщенности препятствиями и красоте окружающей природы. Мы пройдем 260 километров маршрута за 12 дней, и все они будут насыщенными: даже днёвки здесь посвящены прохождению порогов, а свободное время – пешим прогулкам по окрестностям, ведь здесь настолько красиво, что не хочется выпускать фотоаппарат из рук! Это будет по-настоящему спортивный поход. Внимание! Всем иностранцам требуется оформлять пропуск в пограничную зону (оформляется за два месяца до начала похода). Подробности узнавайте у координатора маршрута.

  • Регион: Байкал
  • Сложность:
  • Длительность: 12 дней
  • Сроки: c 07.07 по 18.07.2019 c 21.07 по 01.08.2019 и ещё 1 срок
  • Места: осталось 5 3 / 13
  • Стоимость: от 40 500 ₽ Стоимость: от 40 500 ₽

Каждый день как открытие! Очень насыщенный мультиформатный тур по прекрасной Сибири. Пешком, на велосипеде и снова пешком. Великолепная и дикая цветущая тайга, степи Енисейской равнины, сказочные скальные ансамбли природного парка Ергаки. Всё это за две с небольшим недели. Путешествие как отдельная маленькая жизнь. Ошеломляющее. Глубокое. Наполняющее впечатлениями до краёв. Участвуйте!

  • Регион: Сибирь
  • Сложность:
  • Длительность: 17 дней
  • Сроки:

    c 11.06 по 27.06.2019

  • Места: 3 / 16
  • Стоимость: от 29 900 ₽

Хребет Ергаки – уникальный район, который без преувеличения можно назвать жемчужиной Западных Саян. Это живописнейший уголок земли, где нам встретятся неприступные скальные пики, чистейшие горные озёра, могучие кедры и красивейшие водопады.

  • Регион: Сибирь
  • Сложность:
  • Длительность: 9 дней
  • Сроки: c 29.06 по 07.07.2019 c 25.07 по 02.08.2019 и ещё 1 срок
  • Места: 4 / 16 3 / 16
  • Стоимость: от 15 900 ₽ Стоимость: от 15 900 ₽

Возможность побывать в мире без следов присутствия человека! Только мы и первозданная природа. Сотни водопадов. Ущелья, в которых едва видно дно. Радуги на полнеба. Суровые каменные пустыни. Уютные ягодные долины. Все это в двух волшебных словах – плато Путорана.

  • Регион: Сибирь
  • Сложность:
  • Длительность: 13 дней
  • Сроки:

    c 30.06 по 12.07.2019

  • Места: 8 / 12
  • Стоимость: от 63 500 ₽

Приглашаем Вас посетить удивительную горную страну – Кодар. Мы побываем в суровом и диком, но в то же время удивительно красивом и притягательном районе. В этих краях в полной мере ощущаешь автономность от внешнего мира и цивилизации. В походе почувствуем и увидим необычайные природные контрасты! Непроходимая тайга, горные вершины, обширные ледники. А также посетим уникальный памятнике природы - Чарские пески. Это самая северная в мире пустыня, расположенная посреди сибирской тайги на вечной мерзлоте. Это действительно необычайное путешествие, решайтесь смелее!

С раннего утра все улицы Голопуповки пришли в движение; вытягивались запряженные санные обозы, стояли правильными рядами небольшие конные отряды, пехота шагала около саней, пулеметчики тщательно укутывали свои пулеметы, чтоб не застыли.

Зимнее солнце поднималось тусклое и красное из ночных туманов, густых и белых, как паровозный пар. Вверху голубело небо. Воздух был свежий, бодрящий, наполненный крепким сибирским озоном. Настроение в отрядах и даже обозах было приподнятое и как будто довольное. Не замечалось и следа вчерашней растерянности.

Один за другим являлись в избу, где расположился мой маленький штаб, начальники и старшие офицеры, чтобы получить боевую задачу и дать точные сведения о состоянии частей, о числе бойцов, количестве оружие и патронов. Последнее было всего хуже, - бедность в патронах была крайняя, - в некоторых отрядах было на винтовку всего по 15 штук.

Наш отряд, состоявший вначале только из кучки в несколько сот офицеров и добровольцев, вышедших из-под Красноярска, да присоединившихся в Есаульском егерей, теперь увеличился до нескольких тысяч бойцов. Вошли почти все, сосредоточившиеся в селе. 1-я кавалерийская дивизия почти в полном составе не разделяла взглядов генерала Миловича и вошла в армию, как одна из лучших боевых частей.1)

Из всех частей были составлены две боевые колонны, одна для удара с фронта, вторая обходная, а все обозы и мало боеспособные части вошли в третью колонну, которая должна была следовать по дороге за первой, ввиде резерва.

Морозь за ночь покрепчал и здорово кусал щеки; пальцы коченели так, что больно было держать повод. День

х) Под командой полковника Семчевского.

предстоял трудный: на таком морозе, после пятнадцативерстного перехода, было тяжело вести наступательный бой.

Объяснив начальникам боевой приказ, раздав задачи, я объехал войска и начал пропускать их у выхода из села. Несмотря на самые фантастические костюмы, на самый пестрый и разношерстный вид, чувствовалось сразу, что это были отборные испытанные люди, стойкие бойцы. Красно-бронзовые от мороза и зимнего загара лица, заиндевелые от инея, точно седые, усы и бороды, из под нависших также белых, густых бровей всюду смотрят глаза упорным, твердым взглядом, - в нем воля и готовность идти до конца.

Это были те же закаленные русские витязи, что с осени 1914 года по бесчисленным полям боевым совершали чудесные подвиги, проявляли высшую красоту человеческого духа. Это те же орлы - или родные братья их, которые спасая Париж вторглись могучим порывом в Галицию и Восточную Пруссию, которые брали Львов, Перемышль, Эрзерум, защищали и отстаивали Варшаву, удивляли мир своим геройским отступлением в 1915 году, шаг за шагом, с палками в руках, против вооруженного до зубов противника; про их легендарные подвиги на Карпатах французы складывали песенки, распевавшиеся тогда на всех бульварах Парижа. Это они рванули в 1916 году снова в Галиции, нанесли вторичный разгром австро-венгерской армии и тем спасли Италию. Это остатки тех, кто подобно урагану, три года вели величайшие бои, в то время, как на западе союзники танцевали свою военную кадриль, - метр вперед, полтора метра назад, двадцать пять пленных и три раненных... Для дела «союзников» за то время легло в братские боевые могилы три миллиона этих русских орлов. И теперь, в благодарность за все это, брошенные всеми и всеми преданные, они стояли в далекой Сибири, смыкая свои поредевшие ряды, готовые до конца биться за честь, жизнь и счастье родной страны.

Ведь все это были прямые потомки тех крепких русских людей, наших предков, которые в течении тысячелетней истории, бились за русскую землю под Великокняжескими стягами, под Царской хоруговью и под славными Императорскими знаменами. И Россия могла гордиться этой многовековой боевой службой своих сынов: слава ее гремела на весь мир, а трудами и кровью ее армий была образована величайшая в мире Империя, - солнце никогда не заходило на землях Белого Царя.

И останься только Россия и армия верными Ему! Не поддайся подлой измене в черные дни марта 1917 года. Выполни до конца долг свой перед Царем, землей родною и предками своими... Не только история, - история всего мира пошла другим бы ходом.

Но слишком это было не по вкусу всем врагам России, да, видно, и «друзьям» также. Грянули взрывы. Самые ужасные, ядовитые и зловонные удушливые газы были пущены на русскую силу. Опьянили, отравили ее и общими усилиями разгромили. Вместо светлой победы летом 1917 года, которая возвеличила бы здание Российской Империи, начался величайший позор и кромешный ад. Страна наша, вся, целиком, начиная от Государя-Мученника и кончая трудолюбивым, скромным и добродушным крестьянином, была предана мировому еврейству на распятие...

Русские никогда, ни на одну минуту не должны этого забывать. Помнили об этом и мы все там в далекой белой Сибири, в доблестных белых войсках... но без Белого Царя. Час тогда еще не пробил!

Долг свой перед Родиной и предками мы выполняли до конца, - в тяжелом, безрадостном подвиге страданий белые армии боролись до конца за крест против кровавой пентограмы, боролись за Русь и за веру, заслуживая этой борьбой право для своего народа - громко и радостно кликнуть: и за Царя! И тогда победить...

Колонны направились из села Голопуповки к реке Кану. Медленно, со скоростью не более двух верст в час совершалось движение, - вследствие трудных, ненаезженных дорог, также и из-за того, что передовые части и разъезды шли крайне осторожно, нащупывая противника. Около трех часов дня первая колонна завязала бой; красные, имея все преимущества, - и командующий правый берег реки, и богатство в патронах и артиллерии, и, наконец, возможность держать резервы в избах, отогревать их там, - оказывали нам серьезное сопротивление; все первые атаки были отбиты; наши потери убитыми и ранеными росли.

Надо было торопиться с маневром, который был рассчитан на то, чтобы глубоким обходом, крайнего левого фланга большевиков, прорваться через Кан и ударить оттуда им в тыл. Я со штабом от первой колонны поехал вдоль левого берега Кана ко второй, обходной.

Темнело. Местность западного берега реки идет равниной с ложбинами и обрывами, с низким кустарником, засыпанным тогда на полтора-два аршина снегом. С реки и из оврагов поднимался густой зимний туман и медленно, упорно обволакивал всю равнину.

Несколько наших троек и десятка два всадников продвигались в этом тумане почти наугад, без дороги. Целина, глубокий снег и темнота все гуще. Справа редкие звуки выстрелов, слева глубокая, зловещая тишина. Вот в тумане начинают светиться, как мутные пятна масляных фонарей, далекие костры. Все ближе и ближе. Различаем уже группы людей, громаду обоза и массу лошадей.

- «Какая часть? Кто такие?»

- «Сибирские казаки-и-и,» слышится в ответ разрозненный крик с разных мест.

- «А вы кто такие?» спохватился чей-то голос.

- «Командующий армией.»

Останавливаюсь. Подходят ко мне полковники Глебов и Катанаев. Расспрашиваю в чем дело, почему стоят здесь.

Оказывается, что это все, что поднялось с Иртыша, из Сибирского, Ермака Тимофеевича, казачьего войска; поднялось и пошло на восток, не желая подчиниться интернационалу, власти Лейбы Бронштейна. Здесь и войсковое правительство, и воинские части, разрозненный сотни нескольких боевых полков, и семьи, старики, женщины, дети, и больные, и раненые, и войсковая казна.

Толпа номадов, точно перенесшаяся за тысячи лет, из великого переселения народов. Больше обозов, чем войска. Но все же, - бригада набралась и под командой полковника Глебова двинулась на поддержку первой колонны.

Через час, примерно, я нагнал обходящие части, которые наступали под командой генерал-майора Д. А. Лебедева.

- «Как обстоит дело?»

- «Наш авангард внезапно атаковал красных, те бежали. Деревня занята нашими уже на восточном берегу.»

- «Сейчас же усильте авангард и направьте его вниз по реке, в тыл большевикам. В первой колонне вышла заминка.»

Маневр удался вполне. Красные, только почувствовав наш нажим в тыл, дрогнули, началась паника, и они, бросая оружие, бежали по направлению к городу Канску. Наши войска, наступавшие в лоб, воспользовались этим, дружно ударили, и уже к десяти часам вечера все наши части были на восточном берегу реки. Захватили много оружия, патронов, взяли несколько пулеметов. Но пленных не было. Неистовство стрелков и казаков было беспредельно. Воткинцы из отряда генерала Вержбицкого, который наступал севернее моей первой колонны, ворвались в одну деревню и истребили в этой атаке несколько сот большевиков, трупы, которых лежали потом кучами по берегу реки, как тихие безмолвные свидетели ужаса гражданской войны.

Ночь после боев принесла войскам отдых, перерыв в опасности, спокойный ночлег. Характерная подробность.

В занятых боем деревнях мы нашли такой обильный ужин, как будто нас ждали радушные хозяева. В каждой избе варилось мясо или свинина, а то даже и птица, - куры, гуси, индейки, - жирные наваристые русские щи, пироги, ватрушки и сибирская брага. И всего в изобилии.

- «Что вы нас поджидали что ли?» добродушно спрашивали хозяек стрелки, уплетая после голодного и холодного боевого дня так, что трещало за ушами.

- «Нет, родимые,» с наивной откровенностью отвечали те, - «не жда-а-ли. Вишь, понаехали к нам комиссары с приказом, чтобы варить, печь и жарить, что их войска много придет, что белых будут бить тута. Ну, значить, по приказу мы и исполняли.»

- «Так вы для красных все это наготовили?» следовал грозный, в шутку, вопрос.

- «А мы, батюшка, не знаем; нам все равно, что красный, что белый. Нам неизвестно»...

В последующие недели, при походе через всю Сибирь, приходилось не раз слышать подтверждение этой недоуменной мысли. Это высказывалось только в тех случаях, когда крестьяне относились к нам, именно как к своим, не видали в нас начальства, когда откровенность и доверие были не стеснены. И невольно мысль буравила мозг, ища разгадку такого безразличия, такой, на первый взгляд, преступной, неразберихи; все равно, что белые, что красные, никакой разницы! Сначала это возмущало до глубины души, позднее сердило. Но, когда разъяснилось, - разгадка оказалась простой; и возмущение, и обида исчезли - только жалость осталась, жалость к ним, нашим серым русским крестьянам, и жалость к нам, к русским белым войскам, и жалость к рядовым сермяжным красноармейцам.

- «Нам, батюшка, все равно, что красный, что белый»... Да, в сущности, это было именно так, особенно теперь и в этих глухих, медвежьих углах Сибири. Белые воюют против красных, и воюют страшно, упорно, до смертного конца. А за что? Чего добиваются? Это-то крестьянской массе было и не понятно.

За что воевали белые? За Россию? А разве красные не русские, не такие же там полки, батареи и сотни? Разве не путали мы сами легко, особенно теперь зимою, когда все оделись в разнообразные зимние русские одежды? Разве не ставили мы в наши ряды взятых в плен красноармейцев? Ведь руководители, эти инородцы, слуги интернационала и его пятиконечной звезды, были далеко, и главные из них сидели в Московском Кремле за крепкими латышско-китайскими заставами и караулами.

А большинству наших рядовых офицеров и солдат разве было все ясно? Некоторым - да, они отдавали отчет, причем в начале таких было большинство. Но потом остался только вопрос чести, - быть верным до конца, да чувство инстинктивного понимания, скорее, веры, - что мы сражаемся за нашу родную тысячелетнюю Россию, которая всегда так полно и мощно воплощалась для каждого русского в слове Русский Царь.

Вот прозвучи громко это близкое каждому русскому слово. Начертай его белое движение на своем знамени под святым восьмиконечным крестом. Все бы стало ясно для всех. Раздвинулись бы ставни, развеялся бы туман, исчезло бы недоумение, определилось бы совершенно и стало понятным для всех различие между красными и белыми. И крестьянство бы российское стало все на сторону последних. Да и в красных рядах тогда осталось бы немного русских людей...

После Кана мы шли несколько дней без препятствий. Прорыв линии большевиков и разгром, нанесенный им, нагнал такого страха, что дальше банды их бежали при одном нашем приближении. Мы двигались все время южнее железной дороги, опять оторванные от всего мира, в полной неизвестности, что творилось на западе и востоке, что ждало нас у Иркутска, куда мы так спешили, надеясь соединиться со своими.

Глухие места! По истине, медвежьи углы. Села разбросаны на большом расстоянии одно от другого, разделенные вековым дремучим лесом, сибирской тайгой, по которой ни прохода, ни проезда, особенно в зимнюю пору. Между многими селами совершенно не было дорог.

- «Мы туда не ездим, нам без надобности,» отвечали обыкновенно крестьяне на наши расспросы, - «вот к железной дороге, к станции приходится ездить, там есть дорога хорошая».

- «Да ты пойми, мы не о том спрашиваем, - войску надо не к железной дороге, а вот в это село,» - добивались мы нужной дороги прямо на восток, - «как туда проехать?» Мужики, даже местные старожилы, так называемые чалдоны, становились в тупик и в лучшем случае заявляли:

- «Летом, мол, еще можно проехать вдоль речки, а зимою, слыхать, никогда и не ездили туда.»

Приходилось сильно забирать на север, затем снова спускаться на юг; чтобы пройти расстояние в сорок верст, иногда делали восемьдесят и тратили два дня. К железной дороге и к тракту выходить мы не хотели, так как там было очень тяжело с фуражом. При ежедневном движении, при полном напряжении сил лошадей, этих наших верных друзей, было совершенно необходимо давать им хотя бы по десять фунтов овса в день. На тракте, - в торговых селах, найти его могли только самые передовые отряды, идущим сзади не оставалось ничего. Плохо было и с сеном. К тому же как раз на этом участке были села сожженные за время пресловутой охраны железной дороги. Через одни такие руины мы прошли на третий день после Красноярска. Огромное село, когда-то богатое, дышавшее довольством, полное своей, русской незлобливой жизни, представляло теперь пустырь, на котором тянулись на версты кучи обуглившихся развалин изб. Кое-где только высились уцелевшие дома; там ютилось теперь по нескольку семейств напуганных и озлобленных крестьян. Да белая церковь стояла одиноко и сиротливо... Печальные следы подвигов защитников прав «русской демократии!»

Некоторые лошади нашего отряда прошли уже не одну тысячу верст, и теперь, вследствие беспрерывной работы и бескормицы, начали терять силы, выбывать из строя. Идет из последних сил и вдруг остановится среди дороги; и никакими усилиями не сдвинешь ее с места. А кругом глухая угрюмая тайга, занесенная снегом, трещит сибирский морозь и чуть не по пятам за нами крадутся большевики. Что делать?

Нет, нет, да и натыкаешься на такую картину. Стоять в стороне от дороги сани, выпряженная лошадь бессильно, с какой-то эпической покорностью, опустила голову, согнула устало ноги; рядом хлопочут около нее два-три человека, наши офицеры и солдаты, пробуют пробудить в животном энергию; или так, просто сидят безнадежно на санях и ждут своей участи, помощи или чуда. Но надо сказать, что никого у нас не бросали, не оставляли товарища в трудную минуту. Таких злосчастных седоков, владельцев отслужившей в чистую лошади, забирали и распределяли с их незатейливым грузом по другим саням.

С каждым днем все больше и больше лошадей выбивалось из сил, оставались на вечно в тайге. Весь путь был уставлен, как вехами, этими животными. Проезжает обоз, мелкой, ровной рысью проходить вереница конного отряда, - иначе как гуськом нельзя было проехать по узким таежным дорогам, - оборачиваются мимоходом люди и грустным тяжелым взглядом окидывают эту картину, которая так часто повторялась в дни ледяного сибирская похода.

Между столетними деревьями, по колено в снегу стоить понуро лошадь. Почти без движения. Иной раз заботливый, благодарный хозяин набросает перед ней в снегу ворох сена. Не смотрит на него благородное животное. Безучастно и не хотя ухватило оно клок сена и стоит, не жуя, провожая унылыми глазами проезжавшие без конца мимо сани. И во всей позе животного видна такая смертельная усталость, такой бесконечный и безвозвратный расход сил.

Стоит животное долго, упорно, затем ложится в снег, и кончена лошадиная жизнь. Вся тайга на тысячи верст была усеяна трупами таких лошадей, верно отслуживших свою службу. С каждой из них была связана молчаливая, тихая, но великая драма человеческой жизни. Сколько печальных мыслей, горьких чувств, сколько безысходного мужского горя и женских слез клубилось около каждой из этих тысяч павших лошадей. Не сосчитать, не представить и не понять...

В нашем отряде десятки лошадей ежедневно выбывали из строя. Положение создавалось трудное, почти страшное. Мы не имели права оставить никого из своих, все мы были связаны узами большими, чем дружба и братство. При каждом отряде ехали немногие семьи офицеров и добровольцев, мы везли всех своих раненых и больных; пока можно было, размещали по другим саням, но всему есть предел. Стало настоятельной необходимостью находить замену ослабевшим и павшим лошадям, искать ремонт у местного населения. Обменивали плохих лошадей у крестьян; пока были деньги, доплачивали, а затем поневоле перешли к тяжелым реквизициям.

Это было действительно тяжело, но неизбежно и неустранимо, как сама судьба. Крестьяне, особенно староселы-сибиряки, понимали, сочувствовали нам и не раз, в откровенном разговоре, высказывали это; а иной раз даже сами предлагали лошадей.

Приходилось поневоле установить реквизиции, кроме лошадей и фуража, также на хлеб и на теплую одежду. Если бы не было реквизиций под расписку старшого начальника и только с его разрешения, - то офицерам и солдатам пришлось бы просто на просто отбирать: не умирать же им было от голода, не оставаться же в дикой тайге на верную смерть от мороза.

- «Ты, парень,» утешали солдаты сибиряка-таежника, - «дома ведь не замерзнешь, да и лошадь вот мы оставляем тебе, она не гляди, что слабая, она лучше твоей. Ты ее подкорми, так к весне она тебе так заслужить, не в пример против твоей.»

И таежник, хотя и скрепя сердце, кивал головой и сам становился рядом помогать запречь свою лошадь в сани белого воина. Ведь что это было: столкнулись в необычных революционных условиях два русских крестьянина, - один с Волги или с Уральских гор, другой, рожденный в холодной, беспредельной Сибири; несмотря на это, они были так близки, так родственны друг другу, как могут быть только близки сыны одного народа, выросшие в одинаковых жизненных условиях, имеющие одну общую, присущую всем чисто-русским людям душу.

Трудно было и с ночлегами. Иной раз на сотни верст в тайге не встретишь ничего, кроме новоселов, с маленькими избами, с плохими дворами, почти без хозяйственных построек, - беднота. А все люди отряда, проделав за день сорок-пятьдесят верст похода, изголодались, смерзли, застыли, - кровь, казалось, замерзает в жилах. Всем надо дать место под кровом, в теплой избе. Втискивались в маленькие комнатушки почти вплотную, - все вместе, от генерала до рядового стрелка. Но на всех не хватало помещений. Разводили костры на улице и по дворам; около огней окоченевшие люди проводили длинную зимнюю ночь, чтобы утром снова двигаться дальше на восток.

Число больных все увеличивалось. Тиф и простуда косили людей. Не редкость было встретить розвальни, на которых пластом лежало три-четыре человеческих тела, завернутых чем только можно и, как мешки, привязанных толстыми веревками к саням. Возница, офицер или стрелок, только изредка оборачивается, чтобы посмотреть, не развязались ли веревки, цел ли его безгласный, живой груз. На каждой остановке подходили к ним друзья и несколько сестер милосердия, этих скромных больших героинь отряда, и заботливо распутывали больных, давали пить лекарство, кормили, поправляли и заворачивали снова. В долгий путь!

Не обходилось, естественно, без ссор из-за ночлегов. Квартирьеры что-нибудь напутали или несправедливо распределили избы; то опоздал кто-нибудь. Ездит пять-шесть саней по селу в темноте, скрипят полозья по белому снегу, стучать в каждое светящееся оконце, - напрасно ищут пристанища: все переполнено до отказа. В таких случаях приходилось еще уплотнять и назначать таких несчастных, бесприкровных на целый район какой-либо части; только по строгому приказу впихивали тогда в полную избу к двадцати-тридцати человекам еще одного, двух.

Много неприятностей было с отдельными самостоятельными отрядами. После Голопуповки, когда мы прорвали Кан, никто, понятно, в Монголию не пошел; выждав время и результаты, все, перед тем будировавшие, двинулись вслед за нашим отрядом. Кроме них появлялись еще и другие части, выныривали совершенно неожиданно откуда-то с боковых дорог. Благодаря постоянному движению, - не было возможно привести все в порядок, установить какое либо подобие организации; да и совершенно естественно, что внутри, среди таких отбившихся отрядов накопилась значительная доля деморализованного элемента, нежелавшего подчиниться стеснительным подчас приказам. С такими отрядиками было всего больше неприятностей и возни из-за ночлегов.

Кем-то из предприимчивых начальников одного из этих летучих отрядов был изобретен не лишенный остроумия способ добычи квартир. Движение наше происходило с частыми встречами и стычками с бандами красных, а при малейшей задержке нас нагоняли с запада авангарды советской армии; естественно, от всего этого нервность в людях сильно повысилась. Вот на этом-то и построили все расчеты наши изобретатели.

Только расположились люди отряда на ночлег или привал, уплотнились выше меры, задали корму коням, поставили самовары. Впереди ночь отдыха. Вдруг с запада, откуда пришли, из тайги, раздается трескотня ружейных выстрелов, пулемет выпускает несколько строчек. Сейчас же высылаются дозоры, разведка, - и в то же время торопливо запрягают обоз. Все тяжелое, небоеспособное снимается и, несмотря на усталость, плетется дальше на восток до следующего селения. Через час-полтора возвращается наша разведка.

- «Никаких красных нет. Летучий отряд стрелял в двух верстах от нашего бивака.»

- «Что за причина?»

- «Говорят, что прочищали стволы,» ухмыляются наши разведчики, - «пробовали пулеметы, не замерзли ли»...

Через три дня после Канского прорыва наша колонна снова поднялась на север к железной дороге, там переночевали, прошли немного по тракту и спустились опять на юг. Здесь мы совершенно неожиданно встретились с частями генералов Каппеля и Войцеховского, ушедших после Красноярска вниз по Енисею. Радость была полная, - нашли друг друга люди, считавшиеся потерянными навсегда.

Эти отряды перенесли тяжелых невзгод много больше нас. Движение их по Енисею на север, а особенно от впадение в него Кана по этой реке на восток - было неимоверно трудно и полно таких лишений, что даже главнокомандующий генерал Каппель отморозил себе обе ноги. Кан в своем нижнем течении бежит сдавленный высокими скалистыми горами, стремнина реки здесь не везде замерзла, несмотря на трещавший тогда сорокоградусный мороз. Генерал Каппель провалился с санями в одну из полыней, промочил ноги, а ехать до ближайшего селения нужно было еще очень далеко и долго, - переход в тот день выдался в девяносто верст. В результате обе ноги оказались отмороженными.

Сколько было среди них таких страдальцев, сколько было погибших, - никто не знал - и не узнает никогда.

С генералами Каппелем и Войцеховским шли части, прорвавшиеся из Красноярского разгрома в сочельник; за Есаульской их нагнали еще Ижевцы и Уральцы, из состава 3-й армии, двигавшейся сзади и обошедшей Красноярск на следующий день после катастрофы.

Теперь, если подсчитать все, что шло в колоннах генералов Вержбицкого, Каппеля, Войцеховского и моей, то можно было составить силу тысяч в тридцать бойцов; не считая бродивших отдельных летучих отрядов, до сих пор никому не подчинявшихся. Необходимо было возможно скорее провести организацию, свести все отряды в полки и дивизии, наладить службу связи и правильность походного движения; равно назревала крайняя необходимость упорядочить вопросы снабжения, добыть фураж, хлеб и патроны - с железной дороги, установить случаи и однообразную форму законных реквизиций. Не менее существенно и важно было поставить себе точную, по возможности, определенную и выполнимую цель. До сих пор все шли просто на восток - после разгрома, после крушения всех прежних усилий; до сих пор перед нами не было выбора задачи, потому что не было сил выполнить их; представлялось необходимым как можно скорее пройти тысячи верст угрюмой холодной тайги, чтобы скорее соединиться с русскими национальными войсками Забайкалья.

Теперь же, когда наши отряды составили внушительную силу сами по себе, стало возможным и нужным решить, как мы пойдем дальше.

Надо было разобраться и уяснить себе ту общую обстановку, и все ее частности, какая сложилась в Иркутском районе, в Забайкалье и на Дальнем Востоке; до сих пор мы шли в совершенных потемках, верных сведений не имели; большинство же слухов было явно провокационного характера, выпускаемых из враждебных социалистических или чешских кругов. Усиленно поддерживалась версия, что войска атамана Семенова разбиты, сам он бежал в Монголию, все города до Тихого океана в руках советской власти. Цель была - поколебать наши ряды, убить дух, погасить веру в возможность дальнейшей борьбы.

Было решено дойти скорее до города Нижнеудинска и там собрать совещание из старших войсковых начальников, на котором и выяснить все вопросы и принять правильные решения.

Социалисты, считавшие, что они покончили с белым движением, что армии под Красноярском были уничтожены, встревожились не на шутку, когда до них стали доходить вести о движении на восток массы отдельных отрядов. Но они успокаивали и себя, и свои красные банды тем, что «идут безоружные, разрозненные группы и отдельные офицеры, которых уничтожить», - как писали Иркутские заправилы, - «не трудно». Попробовали на Кане, - обожглись. Теперь к Нижнеудинску были стянуты большие силы, причем красное командование решило дать нам отпор у села Ук, верстах в пятнадцати западнее города.

Колонна генерала Вержбицкого, имея в авангарде Воткинскую дивизию (сестру Ижевской, составленную сплошь из рабочих Воткинских заводов), лихой штыковой атакой обратила красных в бегство; наши полки ворвались в Нижнеудинск на плечах большевиков, которые понесли в этом бою очень большие потери.

От захваченных пленных, из местных прокламаций, приказов, из Иркутских газет, частью и от чехов, эшелоны которых были на станциях западнее и восточнее Нижнеудинска, - обстановка начала по немногу вырисовываться. Атаман Семенов крепко держал Забайкалье; в Приморье шла неразбериха, но «союзные» части еще оставались там; Иркутск в руках у социалистов, причем фактически там распоряжаются большевики-коммунисты; бывший сотрудник Гайды, эс-эр, штабс-капитан Калашников был назначен главковерхом, он-то и руководил теперь действиями красных банд для уничтожения «остатков белогвардейщины». Адмирал Колчак заключен в Иркутской тюрьме; социалисты спешно вели следствие, собирали против Верховного Правителя обвинительный материал. Золотой запас стоит в вагонах на путях станции Иркутска и охраняется красной армией. Чехословацкие войска решили соблюдать «вооруженный нейтралитет», чтобы сохранить для себя железную дорогу. В этом им помогали все союзники России, объявившие полосу русской железной дороги - нейтральной!

Вот те данные, которые выяснились перед военным совещанием, собранным генералом Каппелем в Нижнеудинске 23 января 1920 года. На нем был принять такой план: двигаться дальше двумя колоннами-армиями на Иркутск, стремиться подойти к нему возможно скорее, чтобы, по возможности, внезапно завладеть городом, освободить Верховного Правителя, всех с ним арестованных, отнять золотой запас; затем, установив соединение с Забайкальем, пополнить и снабдить наши части в Иркутске, наладить службу тыла и занять западнее Иркутска боевой фронт. Все войска, шедшие от Нижнеудинска далее на восток, сводились в две колонны-армии: 2-я, северная, генерала Войцеховского и 3-я, южная, под моим командованием. Главнокомандование оставалось в руках генерала Каппеля, который со своим штабом двигался при северной колонне.

В.Перминов: Генерал Каппель. - Правая.ru - Радикальная ортодоксия . www.pravaya.ru. Проверено 12 ноября 2015.
  • А вот об одном из сподвижников "грузинца" Александр Дмитриевич Мишарин сын крестьянина Дмитрия Дмитриевича Мишарина из Жигалово. Мать Фекла Прокопьевна Тарасова из Рудовки. Год рождения примерно 1986 г. Образование имел низшее. Окончил начальную школу. Затем 27х(?) класс. училище в Тутуре. Женился 20 лет. Александр Дмитриевич был взят как ратник ополчения в 1915 г., служил в Иркутске в 4 (9?) Сибирском запасном полку. После окончания полковой учебной команды ему было присвоено звание унтер-офицера. В этом звании он и вернулся домой в конце 1917 г. До декабря месяца 1919 г. А.Д. нигде не служил, работал в своем хозяйстве. В декабре месяце в Жигалово организовался небольшой отряд из местных крестьян против Колчаковской власти. В отряде было примерно 150 человек, и Александр Дмитриевич был избран командиром этого отряда. Из Жигалово отряд дошел до с Верхоленска и сделал остановку там. Спустя недели две в Верхоленск пришел со своим небольшим отрядом Каландаришвили. В Верхоленске отряды Мишарина и Каландаришвили и местные повстанцы объединились в один отряд. Командиром объединенного отряда стал Каландаришвили, а Мишарин стал его заместителем. (Зверев настаивал сохранить командование за Мишариным, стр. 149). Из Иркутска отряд Каландаришвили был отправлен обратно в Качугский район, куда из Усть-Кута вверх по Лене двигался отряд Колчаковских войск под командованием генерала Сукина, отступая от Красной Армии. Отряд Сукина насчитывал в своих рядах не менее 4 - х тысяч человек и хорошо был вооружен. В феврале месяце в дер. Б...? Качугского района с сукинцами состоялся бой. Со стороны красных в бою участвовал отряд Каландаришвили, отряд Бурлова и крестьян Жигаловского и Качугского районов. Бой продолжался почти весь день. Сукинцы получили упорное сопротивление и отступили, а после нашли проводников эвенков, обошли Бирюльку(?) окружным путём и вышли на дорогу, ведущую на Онгурен и, уже не встречая сопротивления, ушли за Байкал. После боя в Бирюльке, отряд Каландаришвили некоторое время стоял в Качуге, а затем переместился в Манзурку, где когда-то находился (примерно до 20 апреля). В Манзурке отряд Каландаришвили получил приказ идти за Байкал воевать с японцами. Те, кто желал вернуться домой, могли получить удостоверения о нахождении в отряде. Местные крестьяне Качугского и Жигаловского районов в большинстве уволились из отряда, в этом числе оказался и Александр Дмитриевич. Как пишет Рудых Василий Григорьевич, двоюродный брат по бабушке Фекле Прокопьевне: " Лично помню, что я приехал домой к 1 мая 1920г. В сентябре месяце 1920 г. Александр Дмитриевич и я были мобилизованы в Красную Армию, как бывшие унтер-офицеры старой армии. Нас оставили служить в Верхоленской роте. Александр Дмитриевич был назначен помощником командира роты (командиром роты был некто Жданов), а я помощником командира взвода. В то время в окрестностях гор. Верхоленска действовали белые во главе с Черепановым Андрианом. Нашей роте приходилось бороться с черепановцами. Мне помнится, в ноябре месяце Александр Дмитриевич выехал с взводом кавалерии в разведку сперва по р. Куленге, вверх до деревни Белоусовой, а затем по речке Тальме (правый приток р. Куленги). Там находились в то время два населенных пункта с. Кутырган и улус Талий. Они сделали разведку до Талия и выше. На обратном пути взвод сделал остановку в Талие. Отдохнув немного в Талие, взвод взял направление на Верхоленск. В то время банда Черепанова сделала засаду в ельнике около Талия. Когда взвод подъехал к ельнику, они из засады убили Александра Дмитриевича и волостного комиссара из Белоусовой. В Верхоленске, узнав о происшествии, два взвода и пехоты и кавалерийский взвод на другой день рано утром выехали под командой уездного комиссара Быргазова к месту происшествия и у деревни Кутырган мы обнаружили банду. Завязалась перестрелка и, не приняв боя, банда отступила. Нам показалось, что они отступили на Талай, и мы пошли за ними. И когда заняли Талай, сделали остановку. А черепановцы, полагая, что в Верхоленске солдат не осталось пытались занять Верхоленск, но наши им дали отпор. В Талае трупа Александра Дмитриевича обнаружить не удалось. Очевидно, они его спустили в речку Тальму. А верхнюю одежду удалось найти, которую я отправил его жене в Жигалово. Вот и все, что я хотел сообщить. Капиталов он не имел. Офицерского звания тоже." http://64.233.183.104/search?q=cache:S-4pwqF1a9kJ:akturitsyn. Alex Yeliseenko пишет: Вообще то он насколько помню начинал не как партизан, а как лидеер шахтеров-красногвардейцев из Черемхова, ИМХО Вообще то лидером черемховских шахтеров в т.ч. и красногвардейцев был Александр Буйских, а Кландаришвили был всего лишь командиром дружины анархистов см. И.Подшивалов ВОЖАК ЧЕРЕМХОВСКИХ ШАХТЁРОВ http://www.angelfire.com/ia/IOKAS/istoria/buyskix.html
  • Интервью Руслана Гагкуева для д/ф «Последняя тайна генерала Каппеля»