Братья глеб. Их смирение перед лицом смерти помогло привести русь к православию. Ин тропарь благоверным князьям Борису и Глебу, во святом Крещении Роману и Давиду, на перенесение мощей
Сведения о Борисе и Глебе, а также о становлении их почитания помимо летописей (Повести временных лет, Новгородской первой летописи младшего извода) сохранились в посвященных святым ранних житийных произведениях - анонимном «Сказании, и страсти, и похвале святую мученику Бориса и Глеба» (нач.: «Род правых благословиться, рече пророк») (далее СС), в тесно связанном с ним «Сказании чудес святою страстотерпцу Христову Романа и Давида» (нач.: «Не възможеть человек глаголати и не насытиться око зьрети») (далее СЧ) и в «Чтении о житии и погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба», принадлежащем перу агиографа в. прп. Нестора Печерского (нач.: «Владыко Господи, Вседержителю, створивый небо и землю») (далее ЧН), а также в ранних богослужебных памятниках - проложном житии (нач.: «Мученик Борис бяше из млады въздрасти») и 3 паремийных чтениях (нач.: «Братия, в бедах пособиви бывайте»; «Слышав Ярослав, яко отьць ему умре», «Стенам твоим, Вышегороде»). Некоторые детали отразились и в древнейших церковных песнопениях Бориса и Глеба. Время возникновения перечисленных сочинений, их источники и сложные текстологические взаимоотношения являются предметом продолжающихся научных дискуссий.
Наиболее аргументированным на настоящий момент можно считать взгляд, что СС возникло не позднее г. (в нем не упоминается о происшедшем в том году торжественном перенесении мощей Бориса и Глеба), но вряд ли при Ярославе Мудром (ум. ), вероятнее всего в киевское княжение Изяслава Ярославича , при подготовке торжеств г. Изяслав был наречен в крещении в честь вмч. Димитрия Солунского - в СС Борис и Глеб, как заступники Русской земли, сравниваются со святым Димитрием Солунским, а Вышгород , где покоились мощи святых страстотерпцев,- со «вторым Селунем» . Это помогает датировать и летописную повесть. Во-первых, бесспорно, что из 2 редакций, в которых она сохранилась - в ПВЛ и в НПЛ младшего извода, к СС ближе последняя, т. е. редакция, содержавшаяся в предшествовавшем ПВЛ т. н. Начальном своде 90-х гг. в. Во-вторых, несмотря на то что в науке не раз высказывалось мнение о зависимости летописной повести о событиях 1015–1019 гг. от значительно более пространного СС (митр. Макарий (Булгаков), Е. Е. Голубинский, Н. Н. Ильин, О. Кралик, А. Поппе), более обоснованным выглядит обратный тезис - что СС явилось расширенной житийной переработкой летописного рассказа (А. И. Соболевский, А. А. Шахматов, Н. И. Серебрянский, С. А. Бугославский, Л. Мюллер и др.). В летописи, в частности, более исправно переданы заимствования из славянского перевода греческой хроники Георгия Амартола (вернее, «Хронографа по великому изложению»). Тем самым первоначальную летописную повесть о Борисе и Глебе нужно отнести к киево-печерскому летописанию 60-х - начала 70-х гг. в. По-видимому, в повести отразились достаточно ранние устные предания, иначе трудно было бы объяснить мн. сообщаемые ею детали, напр. имена убийц Бориса (Путьша, Талец, Елович, Ляшко) и Глеба (Горясер, повар Торчин). В то же время едва ли подлежит сомнению, что в Вышгороде с началом чудотворений от мощей святых страстотерпцев уже при Ярославе Мудром стали вестись записи, которые отразились прежде всего в СЧ и ЧН. Высказывалась также гипотеза о существовании созданного будто бы уже в 30-х гг. в. житийного сочинения о Борисе и Глебе, может быть на греческом языке (Д. В. Айналов, Мюллер).
СЧ в рукописях (в т. ч. в древнейшем списке в составе Успенского сборника конца XII - нач. XIII в.) обычно составляет единый комплекс со СС, хотя встречается и отдельно от последнего. По распространенности СЧ сильно уступает СС (по данным Дж. Ревелли, 43 списка против 207), так что в большинстве случаев СС переписывалось отдельно от СЧ. Поэтому вопреки т. зр. Соболевского, Шахматова, Серебрянского, Н. Н. Воронина, Мюллера речь скорее всего идет о 2 самостоятельных произведениях, со временем объединенных в некоторой части рукописной традиции. СЧ в его окончательном виде сложилось в киевское княжение Владимира Всеволодовича Мономаха (1113–1125), не ранее г., ибо содержит рассказ о состоявшемся в том году перенесении мощей Бориса и Глеба, а также многочисленные похвалы в адрес Владимира. При всем том СЧ, как иногда считают, сложносоставно; его более раннюю часть Поппе датирует началом киевского княжения Святослава Ярославича (1073–1076), а С. А. Бугославский - ближе к кон. в. (после ). Т. зр. С. А. Бугославского, который выделяет в СЧ еще один, промежуточный хронологический слой, относящийся ко времени около г., представляется излишне усложненной. По мнению Поппе, первоначальная часть СЧ заканчивалась чудом 6-м («О слепьци»), но основательнее выглядит т. зр., согласно которой сочинение времени Святослава было короче и завершалось сообщением о перенесении мощей в г., а чудеса с 4-го («О хроме и неме») по 6-е были добавлены в ходе создания окончательной редакции при Владимире Мономахе, когда, как полагают, был использован текст ЧН (Мюллер, А. Н. Ужанков). Однако возможно и даже более вероятно, что и СЧ, и ЧН имели общий источник - упомянутые вышгородские записи о чудесах при мощах Бориса и Глеба. ЧН почти все исследователи вслед за Шахматовым относят к 80-м гг. в., видимо ближе к началу десятилетия. Датировка С. А. Бугославского, считавшего ЧН произведением нач. XII в., поддержки не нашла.
Жизнь и гибель Бориса и Глеба
Согласно СС и летописи, при жизни отца Борис занимал княжеский стол в Ростове , а Глеб - в Муроме . Иначе изложено дело в ЧН. Здесь местом княжения Бориса назван, по-видимому, Владимир-Волынский , где Борис обосновался после женитьбы, а Глеб представлен находившимся по малолетству при отце в Киеве . Сделать решительный выбор в пользу той или иной версии работавших примерно одновременно (в 70–80-х гг. в.) авторов затруднительно. «Владимер» во фразе прп. Нестора «Таче посла и потом отець на область Владимер» вполне можно понять и как название города, и как уточнение к «отець». Однако 2-я трактовка плохо вписывается в логику рассуждений прп. Нестора , который именно в посажении Владимиром Бориса на стол усматривает первопричину гнева княжившего в Турове Святополка на своего младшего брата. Бориса, сидевший в далеком Ростове, не представлял бы никакой угрозы для туровского князя, тогда как вокняжение Бориса на Волыни могло повести к уменьшению удела Святополка (Волынь и Туров нередко представляли собой единый владельческий комплекс) и во всяком случае ставило под угрозу связи Святополка с польским князем Болеславом I, на дочери которого был женат Святополк. Так или иначе, прп. Нестору, писавшему в Киево-Печерском монастыре , не мог не быть знаком первоначальный вид созданной там же летописной повести (менее вероятно его знакомство со СС), и, следовательно, он имел особые причины на то, чтобы уклониться от изложенного в ней хода событий. ЧН и СС различаются и в других деталях: по рассказу ЧН, Глеб спасается от Святополка бегством, тогда как в СС и летописи он, подобно Борису, добровольно идет навстречу мученической кончине. Очевидно, в сер.- 2-й пол. в. существовали различные предания об обстоятельствах жизни и гибели Бориса и Глеба, хотя попытки обнаружить следы контаминации разноречивых элементов в самой «ростово-муромской» версии (Шахматов) нельзя признать вполне убедительными.
Заслуживает внимания сообщение ЧН об опасениях Святополка, что Владимир Святославич будто бы собирался оставить Киев не старшему из сыновей (к тому времени таковым был Святополк), а Борису, именно поэтому Владимир под конец жизни вывел Бориса из его княжения и держал при себе (последнее подтверждается также СС и летописью). Похоже, Владимир шел на коренную ломку традиционного порядка столонаследия, действительно видя в Борисе своего преемника в обход старших сыновей, возможно вследст. царского происхождения святых братьев, чем объясняется и характерная «царская» топика применительно к Борису в древнейшей службе («цесарьскыим веньцем от уности украшен, пребогатый Романе» и др.) и в ст. «О Борисе, как бе възъ-ръм», включенной в состав СС (Борис «млад... бе еще, светяся цесарьскы») . Однако это намерение киевского князя натолкнулось в – гг. на активное противодействие его старших сыновей - Святополка Туровского и Ярослава , сидевшего в Новгороде , что дает основание относить обнародование планов Владимира относительно Бориса примерно к 1012/13 г.
Эта датировка находит себе подтверждение в княжеском именослове. Самые ранние из многочисленных наречений княжичей именами новых святых в семействах как Ярославичей (Глеб, Давид, Роман Святославичи, Давид Игоревич, Борис Вячеславич), так и полоцкого кн. Всеслава Брячиславича (Глеб, Давид, Борис, Роман) определенно относятся еще ко времени жизни Ярослава Мудрого (Глеб Святославич родился не позднее 1050/51, Глеб и Давид, коль скоро именно они были старшими сыновьями Всеслава Полоцкого, не позднее 1053/54), тогда как родившиеся в 1036 г. и неск. ранее двое младших сыновей самого Ярослава были наречены Вячеславом и Игорем, что плохо согласуется с предположением о канонизации Бориса и Глеба при митр. Иоанне, если последний был предшественником Феопемпта. В то же время следует учесть, что сохранившиеся печати Давида Игоревича, родившегося в 50-х гг. XI в., несут на себе изображение не Глеба - Давида, а прор. Давида . Это наводит на мысль, что названные наречения состоялись еще до внесения имен Бориса-Романа и Глеба-Давида в святцы, хотя и были следствием почитания князей-мучеников в рамках княжеского рода. В таком случае установление праздника 24 июля при Ярославе следовало бы расценивать как местную канонизацию внутри Киевской епархии (в которую входил Вышгород), а общерус. прославление отнести к г. Датировка общерусской канонизации г. выглядит неоправданно поздней и основывается на весьма спорной предпосылке, будто ЧН стало первым житийным произведением о Борисе и Глебе, тогда как СС таковым быть якобы не могло (так думал и С. А. Бугославский); против говорит и упоминание Бориса и Глеба в перечне святых в берестяной грамоте № 906, которая стратиграфически приходится на 3-ю четв. XI в. Янин В. Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из раскопок 1999 г. // ВЯ. 2000. № 2. С. 6
Святая Русь всегда была благодатной почвой для возникновения великих и благородных мужей, на которой родились, выросли и приняли мученическую смерть первые русские святые Борис и Глеб.
Всей своей короткой, но благочестивой жизнью они продемонстрировали людям, как стоит принимать Божию волю.
Памятные даты:
Житие Бориса и Глеба
Во времена, когда Русь еще была языческим государством и погрязла в идолопоклонничестве и жертвоприношениях, у князя Киевского Владимира и его болгарской супруги Милолики, в 986 — 987 годах родилось двое сыновей – Борис и Глеб.
На то время, у любвеобильного князя это был не первый языческий брак, и детей он имел множество. Так что братья Борис и Глеб были не первыми по рождению, и не имели право претендовать на великое правление. Первыми претендентами на княженье были старшие сыновья Владимира – Ярослав и Святополк, последний был усыновленным, но названным родным сыном.
Жизнь князя Владимира была насыщена постоянными военными компаниями, которые оканчивались победами и присоединением земель. Так в 988 году князь Киевский развязал русско-византийскую войну и начал осаду православного города Корсунь. Этот поход ознаменовался победой и женитьбой князя на Анне, сестре византийских императоров. Единственным условием для женитьбы, которое выставила Анна, было отрешение князя Владимира от поклонения языческим богам и сердечное принятие православия. Князь Владимир принял эти условия, и во время возвращения в Киев был крещен именем Василий. После чего в 989 году князь организовал крещение всех своих детей, где сыновья Борис и Глеб приняли христианские имена Давид и Роман.
Любимые сыновья Владимира Глеб и Борис воспитывались в благочестии, и получали самое лучшее образование. Они очень много времени проводили за чтением книг о жизни и деяниях святых отцов, привезенных из Греции, с горы Афон, и Святого Писания. Оба брата мечтали о духовных подвигах, с чем ежедневно обращались к Богу в молитвах. Разделяя между собой любовь к христианству, они опекали больных и обездоленных, относясь к ним с добросердечием и милосердием.
По прошествии лет, Борис поставлен на правление Владимиро-Волынским княжеством, находившегося у правого берега реки Луга, городом Муром, а позже, в 1010 году был посажен на княженье Ростовского удела. Его же младший брат Глеб получил в управление Муром. В управлении землями, молодые князья старались распространять православие и следить за соблюдением в своем окружении праведного и благочестивого образа жизни, чтобы это служило примером для всего народа.
В начале 1015 года князя Владимира обуяла страшная болезнь, и как некстати пришло известие о нападении многотысячного войска печенегов. Из-за недуга, князь не мог лично участвовать в сражении, и направляет отразить вражеский набег сына Бориса, который слыл не только рьяным христианином, но и опытным воином.
В сопровождении армии Борис отправляется в военный поход, но печенеги, испугавшись грозного войска решились на бегство. Возвращение княжеского войска обратно окрасилось в траурные цвета от известия кончины великого князя, смерть которого открыла дорогу для борьбы за престол между старшими братьями Ярославом и Святополком.
Убийство князей Бориса и Глеба
Старший брат Святополк, сразу после смерти отца, воспользовался отсутствием Бориса и узурпировал власть в Киеве. Но будучи обеспокоенным от всеобщей народной любви к младшему брату и тем, что все предпочитали видеть его на престоле, Святополк решается на его убийство. Он отправляет поверенных в свои замыслы бояр и верного служку Путшу к Борису, что бы те выполнили намеченное.
На тот момент Борис уже знал, что Святополк захватил власть, и что за этим последует его смерть. Он отпускает свои войска, которые уговаривали его вернуться в Киев и стать законным по праву правителем, и остается дожидаться у реки Альта своей участи. В расположенном на берегу шатре, Борис опечаленный предательством брата и смертью отца, возносил молитвы и песнопения об их душах.
Закончив свою службу, утомленный горестными раздумьями Борис ложится спать. Подосланные Святополком убийцы врываются в шатер и пронзают распростертого на постели Бориса, нанося многочисленные удары копьями и кинжалами. Убедившись, что кровавая работа выполнена, они тайком увозят тело князя в Вышгород. Там, в церкви Василия Великого тайно прошло погребение убиенного, которому на тот момент было всего 25 лет.
Святополк опасаясь мести со стороны других своих братьев, уже не мог остановиться, и задумал совершить очередные убийства. Его люди убивают князя Святослава. Касательно Глеба, Святополк решается известием о смерти отца выманить его в Киев, на что тот выезжает не раздумывая, но доехав до города Смоленск, тот получает новое известие от брата Ярослава. В этом послании говорилось об узурпации власти Святополком, об убийствах братьев и о том, чтобы Глеб поостерегся, ибо ему грозит та же участь, и отказался от поездки в Киев.
Не дождавшись приезда Глеба, Святополк отправляет своих людей совершить очередное убийство, которые застают князя у побережья реки Днепр, молящегося, как и его брат Борис, о душах убиенных родных. Глеб, как и Борис отказался от защиты и бегства, и покорно принял свою участь.
Убийцы не стали затруднять себя перевозкой тела князя, и захоронили его там, где его настигла смерть, на берегу реки Днепр. Убит был Глеб в возрасте 24 лет. Только спустя годы, стараниями Ярослава, тело Глеба было найдено и захоронено подле тела Бориса.
Собор Бориса и Глеба
Одной из первых церквей, посвященных Борису и Глебу, стала Вышгородская церковь Василия Великого, где нашли свое последнее пристанище тела князей страстотерпцев.
На ее месте, после пожара, в 1021 году была возведена новая Борисоглебская церковь, с перенесением в нее мощей братьев. С этого времени повсеместно начинается общее почитание мучеников и строятся новые храмы и монастыри названные в честь братьев.
Так в 12 веке в Чернигове, на территории внутренних крепостных стен Детинца, был возведен Борисоглебский собор. По задумкам архитекторов это должен быть храм со множеством глубоких ниш и усыпальниц.
За столетия, до середины 17 века, собор подвергался неоднократным разрушениям и восстановлениям. Так в это время собор приобрел восьмигранную ротонду и оделся в стиль барокко.
Во времена Великой Отечественной войны Борисоглебскому собору очень сильно досталось, он выгорел почти до основания. Но в 60-х годах был полностью восстановлен, и более того, собору придали прежний вид, с приданием ему древнерусских форм.
Благодаря реставрационным работам, восстановленным барельефам, рельефам и орнаментам, Борисоглебский собор выглядит монументально, статично и мощно.
Памятник Борису и Глебу
Первым русским святым заступникам и чудотворцам целителям Борису и Глебу был посвящен монументальный памятник, который расположился на территории Борисоглебского монастыря в городе Дмитрове.
На высоком постаменте возвышаются, отлитые из бронзы, два конных всадника – святые князья Борис и Глеб.
Памятник был посвящен юбилею создания монастыря, и возведен в 2006 году. Художником и скульптором этого красивого монумента является Александр Руковишников.
Икона Бориса и Глеба на конях
Канонизация убиенных князей прошла по прошению Ярослава Мудрого. В то же время, в честь братьев, был написан текст Служб, в котором подчеркивалась не только знатное происхождение, воинская храбрость, княжеское достоинство, но и их искренняя готовность к принятию мученической смерти ради общих христианских дел.
Первоначально образы братьев были запечатлены на крестах-мощевиках и на рельефных изображениях, лишь спустя столетия стали появляться живописные иконы Бориса и Глеба, основанные на их описаниях в Сказаниях.
Так, в начале 14 века, кроме парных икон в рост, была написана икона, где братья изображаются на конях, как военачальники, с развевающимися флагами. Эта икона появилась под влиянием византийской традиции, которая соблюдала устойчивость в изображениях святых пар на конях, как бы отображая их заступническую и воинскую функцию.
На этой красочной иконе видно, что монументальная иконопись со временем изменилась, уступив дорогу грациозным и внешне красивым образам. Но лики святых, как и прежде, изображены с четко выраженной скорбью, смирением, спокойной сосредоточенностью и искренней божественной любовью.
В честь православных князей Бориса и Глеба, принявших мученическую смерть, написано большое количество икон и возведено монастырей, соборов и храмов. В летописях рассказывается о чудесных исцелениях, происходивших подле их усыпальниц, и о великих деяниях и победах свершавшихся с именами святых мучеников, чьи образы сохранны по сей день.
18 сентября (5 сентября по ст. ст.) Православная Церковь празднует день памяти святого благоверного князя Глеба. Благоверный князь Глеб, во святом крещении Давид, является одним из первых русских мучеников-страстотерпцев. Он пострадал вместе со своим братом князем Борисом (во святом крещении Романом).
Автор «Истории государства Российского» Н.М. Карамзин подчеркивает: князь Глеб, сын крестителя Киевской Руси, святого равноапостольного князя Владимира, стал первым муромским князем. Матерью Глеба, как и его старшего брата Бориса, по мнению великих российских историков Соловьева и Татищева, была византийская царевна Анна. Глеб Владимирович, князь муромский, родился около 984 года, но точная дата неизвестна.
Великий князь Владимир питал особую слабость к «младшим царственным» детям, выделяя их среди своих двенадцати сыновей. Вероятно, это и сыграло роковую роль в их будущей судьбе.
ПРИЕЗД КНЯЗЯ
Вот как описывает приезд князя Глеба в свою вотчину, город Муром, наш первый краевед Алексей Алексеевич Титов в «Историческом обозрении города Мурома»:
«Юный князь, под руководством попечителя беспрепятственно достигнув города, думал, что граждане, приняв его как крепкого владетеля, отличаемого более других любовью Владимира Великого, скоро обратятся к познанию христианской веры. Но в этом отношении он не имел блаженного удела своего родителя. Жители Мурома не приняли от Глеба и бывшей с ним духовной миссии учения христианского. На них не подействовал даже пример соседей-суздальцев, принявших в 991 году христианскую веру По убеждению самого Владимира и двух епископов, народно для сего туда приходивших, не приняли потому, что народ Муромской области, обращавшийся более других в делах торговли и местной промышленности, неохотно принимал религиозные внушения, опасаясь допустить без особого испытания веру, с отечественными их преданиями не согласную…» .
Вот и пришлось молодому князю основать свой двор не в центре Мурома, в крепости, а устроить его на самом краю, в бору. Для собственной безопасности он приказал укрепить свой двор крепкой и высокой стеной.
В нем и проживал со своими придворными и духовенством, как сын государя Российского, несколько лет.
Трудно сказать, когда князь Глеб выехал из Киева в Муром в свой удел. По летописи, Владимир раздал города своим двенадцати сыновьям в 988 году. В то время Глеб был еще младенцем, или, что вероятнее, по мнению историков, совсем не родился. Ведь в трагическом 1015 году князь Борис, любимый брат его, изображается юношею, у которого только что пробиваются усы и борода; а Глеб был моложе Бориса. Полагают, что прибытие Глеба на Муромскую землю можно приблизительно отнести к 1010 году.
БРЕШЬ В ЯЗЫЧЕСКОМ НЕВЕЖЕСТВЕ
Нет сомнения, что главною заботою молодого князя было насаждение христианства в связи с заботами великого князя Владимира о распространении новой религии. Но эту задачу кардинально ему так и не удалось решить. Как сказано в прологе о Святом Глебе: «…много покусився невозможе одолети его (Мурома) и обратити во Св. Крещение; но поживе вдале его два поприща (два лета) и от Святополка позван лестию».
После смерти князя Глеба язычество оставалось основой веры жителей земли Муромской. «Привить» основы христианства удалось сделать лишь князю Константину спустя почти сто лет.
Муром на рубеже X-XI веков считался достаточно крупным и развитым экономически городом. Имел тесные торговые связи с Камской Булгарией, арабским Востоком и Скандинавией. Поэтому относительно религии у жителей города были свои аргументы. Принципами не торговали, а свою природную веру не предавали и хранили, сколько могли.
Князь Глеб поселился и основал княжеский двор выше по реке. Здесь он устроил первый храм во имя Всемилостивого Спаса, а затем монашескую обитель для просвещения Муромской земли Христовой верой. Ныне это Спасо-Преображенский мужской монастырь. После зверского убийства князь Глеб был канонизирован и стал первым святым Руси -страстотерпцем.
Позже в Спасо-Преображенском монастыре, в обители пребывали святитель Василий, епископ Муромский и Рязанский, святые благоверные князь Петр и княгиня Феврония, праведник Савва Мошокский. А преподобный Серафим Саровский посещал в монастыре святого старца Антония Грошовника.
Есть и другая версия пребывания в Муроме своего первого князя. Известно, что в 988 году князь Владимир разделил свою землю между сыновьями. Муром достался Глебу. Когда тот прибыл в город, ему не повезло. Жители оказались злостными язычниками. Они не приняли веру христианскую и не пустили его в город.
Имея дружину, молодой князь мог силой заставить муромцев впустить его. Но он решил не вступать в город силой. Князь Глеб оставил Муром и поселился в 12 верстах от него «на реке Ишне» (ныне Ушна).
По преданию, он неукоснительно выполнял волю своего родителя Великого князя Киевского Владимира, который «повеле ему в Муроме ставити святыя церкви». Считается, что именно князь Глеб основал монастырь рядом со своим княжеским двором на реке Ушне, где позже выросло село Борисоглеб. Свято-Борисоглебский монастырь успешно просуществовал свыше 600 лет и был ликвидирован указом императрицы Екатерины Великой в 1764 году, как и многие другие монастыри России. Его остатки и по сей день украшают это старинное село.
Но в любом случае именно князю Глебу принадлежит честь первого сеятеля христианства на Муромской земле. Именно он пробил первую брешь в языческом невежестве и темноте, которые еще долгое время царили на нашей древней земле.
ТРАГЕДИЯ НА РЕКЕ СМЯДЫНИ
1015 год. Он вошел в историю Древней Руси как один из самых мрачных. Именно в этот год случилось страшное злодеяние в великокняжеском роду Рюриковичей. По дороге в Киев, по указанию сводного брата Святополка, рвущегося к власти, был убит первый муромский князь — Глеб. В «Повести временных лет» Святополк показан как пример исключительно отрицательного князя. В его облике нет ни единой светлой черты, все его поступки — злодеяния.
Заняв освободившийся престол после кончины великого князя Киевского и крестителя Руси Владимира, он боялся всех и всего. Святополк чувствовал себя неуверенно. И он замыслил убийство: «Избью всю братью свою, и приму власть руськую един».
А произошло это следующим образом. В 1015 году князь муромский Глеб получил от своего старшего брата Святополка из Киева послание. Тот писал, что Глебу необходимо поскорее приехать в стольный град Киев, ибо отец болен и зовет его попрощаться: «Пойде вборзе, отец тя зовет, нездрав велеми». Как любящий сын, князь Глеб не мог остаться равнодушным и, взяв с собою малую дружину, отправился в путь.
Князь не сразу выехал в Киев. Он сначала заехал к своему брату Борису в Ростов Великий, где тот княжил. Но Глеб не застал дома брата. Тот ранее был послан отцом во главе большой великокняжеской дружины воевать с печенегами. И не знал муромский князь, что брат уже погиб от руки наемных убийц.
Затем муромского князя видели в Великом Новгороде, где княжил старший брат Ярослав. Глеб предложил тому поехать вместе с ним и навестить больного отца. Но Ярослав отказался. Более того, он пытался отговорить его от подозрительной поездки. Но младший брат не послушал.
С коня Глеб с дружиной пересел на ладью и взял курс по притоку Днепра речке Смядыни в сторону Смоленска. Вот тут-то и догнали его посланцы брата Ярослава, который в недалеком будущем войдет в историю Древней Руси под прозвищем Мудрый.
В своем послании старший брат предупреждал: «Не ходи, брате, отец ти умер, а Борис убиен от Святополка».
Великое горе охватило князя Глеба. Услышав это, он стал плакать и молиться, а тем временем подоспели посланные Святополком убийцы, которых тот отправил перехватить Глеба по дороге. Незаметно подкравшись к кораблю князя, убийцы захватили его и обезоружили всех его слуг. Случилась эта трагедия при впадении Смедыни в Днепр, в пяти верстах от Смоленска.
Тело муромского князя сбросили на берег и оставили его между двух берез в простом грубо сколоченном гробу, словно простолюдина, а сами ускакали прочь. Когда местные жители, спустя несколько лет, обнаружили его, то им показалось, что убили Глеба совсем недавно. Его привезли в Вышгород и погребли в церкви св. Василия рядом с братом Борисом, которого постигла такая же трагедия на полтора месяца ранее.
Позже великий князь Ярослав изгнал предателя-братоубийцу Святополка из Киева. Вскоре повелел он перенести мощи Глеба и Бориса в столицу и похоронить в церкви святого Василия. После большого пожара этого храма, казалось, тела должны были сгореть начисто. Но огонь их пощадил. И 2 мая 1072 года мощи перенесли во вновь построенный храм во имя Бориса и Глеба в стольном граде Киеве. Последнее перезахоронение случилось при Владимире Мономахе 2 мая 1115 года.
Христианский подвиг князя
Почему князь дал себя убить? Этот вопрос волнует многие поколения исследователей истории Древней Руси. С высоты нашего времени трудно понять, что князь Муромский Глеб Владимирович при приближении смерти вел себя смиренно. Тем более, он знал, что на пути в Киев его ждет неминуемая смерть.
Были и другие предвестники трагедии. По время движения по дороге случилась плохая примета: конь Глеба оступился. Князь повредил себе ногу. Нашлось и прямое предупреждение, когда он получил от старшего брата Ярослава письменную весть о смерти великого князя Владимира и убийстве Бориса от рук подосланных Святополком наемников. Но князь Глеб и не даже не пытался защищаться, чтобы спасти свою жизнь. Он взмолился: «Увы мне, господи! Лучше бы ми умрете с братом, нежели житии на свете семь».
На всех иконах и во многих повествованиях муромский князь Глеб показан совсем еще юным и чуть ли не отроком. Хотя на княжение в пресветлом граде Муроме он был поставлен отцом в 988 году, как сообщается в «Повести временных лет». Коварное же убийство произошло в 1015 году. Выходит, что княжил Глеб на муромской земле целых 27 лет! К сожалению, история не доносит нам его возраста реального вступления в княжение. Возможно, за него это делали наместники. Но даже если он был провозглашен муромским князем в год своего рождения, то он явно был не юнцом и вполне мог за себя постоять. Тем более, что его дружина находилась рядом.
Автор «Повести временных лет» в отступлении от трагического повествования рассказал о «встрече родных братьев в раю». Они были очень счастливы и радуются тому, что больше никогда не разлучатся. Автор завершил жизнеописание князей-мучеников великой похвалою. Он сравнил их подвиг с подвигом самого Христа, ибо Борис с Глеб пожертвовали своими жизнями, молясь за счастье живых соотечественников.
Имена братьев уже в древние времена были овеяны ореолом святости. Их гибель воспринималась как подвиг гражданского и религиозного подвижничества. Сверхсмирение братьев возвело их поступок в ранг религиозного подвига. Они не просто были убиты, а добровольно приняли смерть с тем, чтобы ни в чем не преступить не только родственные и гражданские установления, но и религиозные, не только человеческие, но и божеские.
Первый русский святой
Князь Глеб отдал свою жизнь ради мира между князьями и спокойствия своей Родины. Этим он обеспечил себе жизнь вечную. Точная дата его канонизации вызывает споры. По мнению А.А. Шахматова, она связано с перенесением около 1020 года тела Глеба с берега реки Смядыни в Вышгород и его погребением у церкви Святого Василия. А историк В.П. Васильев в своём сочинении «История канонизации русских святых» (1893 год) также связывает начало почитания с вышеуказанным фактом, но расширяет временные рамки канонизации до 1039 года. Но в любом случае муромский князь Глеб, как и его единокровный брат Борис, является первым русским святым. Он же считается лервопросветителем Муромо-Рязанской страны, где память о нем с древнейших времен и доселе хранится как о первом проповеднике христианской веры и о покровителе.
В 1072 году в честь святых князей установлено годовое празднество. «Как первые русские святые, -говорит профессор Голубинский, — они признаны были патронами Русской земли, и по этой причине в период домонгольский их память праздновалась весьма торжественно, была причисляема к годовым праздникам Русской церкви».
И в послемонгольский период память их пользовалась у нас великим почетом: об этом свидетельствует множество храмов и монастырей в разных местах, посвященных их имени. Во время нашествия монголов Вышгород был вконец разорен, церкви его разграблены или уничтожены. Мощи святых Бориса и Глеба исчезли неизвестно куда. Хотя попытки отыскать их следы делались на протяжении многих веков, том числе при императрице Елизавете Петровне в 1743 году, при Александре I в 1814 и 1816 годах и в новейшее время. Но все поиски остались напрасными.
В Муроме уже в XII веке существовала церковь святых Бориса и Глеба. И таких было множество по всей домонгольской Руси. Были популярны изображения Глеба и Бориса. Интересно отметить, что Муромо-Рязанская епархия в старину называлась Борисоглебской в честь святого Глеба, перводержавца и первопросветителя Муромо-Рязанской земли.
Сегодня мало кто знает, что в 1853 году на месте кончины святого Глеба был великолепно обустроен древний Смядынский колодезь. Это сделал на собственные средства муромский купец, городской глава А.В. Ермаков в знак особенного почтения к памяти хранителя и покровителя города Мурома.
Сегодня в Муроме не существует церкви в честь святого покровителя города князя Глеба. Нет и памятника святому князю Глебу, хотя он заслуживает его, как никто другой. Такой памятник наверняка бы не только украсил Муром и привлек новых туристов и верующих людей к православной церкви, но и сыграл бы положительную роль в воспитании новых поколений горожан.
Святые страстотерпцы Борис и Глеб почитаются как заступники Русской земли. Им молятся о добрых нравах властей, об укреплении Православной веры и о преодолении неверия, избавлении от бед, голода, болезней, скорбей и внезапной смерти.
Этим святым молятся об укрощении всякой вражды и злобы между людьми. Благоверных князей просят также испросить у Господа для молящихся оставление грехов, единомыслие и здравие, сохранение от нашествия внешних врагов, внутренних междоусобиц и мужество перед лицом смертельной опасности.
Необходимо помнить, что иконы или святые не «специализируются» в каких-то конкретных областях. Будет правильно, когда человек обращается с верой в силу Божию, а не в силу этой иконы, этого святого или молитвы.
и .
ЖИТИЯ СВЯТЫХ БЛАГОВЕРНЫХ КНЯЗЕЙ-СТРАСТОТЕРПЦЕВ БОРИСА И ГЛЕБА
Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб (в святом Крещении - Роман и Давид) - первые русские святые, канонизированные как Русской, так и Константинопольской Церковью. Они были младшими сыновьями святого равноапостольного князя Владимира (+ 15 июля 1015).
Святой князь Владимир с сыновьями
У Владимира имелось двенадцать сыновей от разных жен. Старшие дети Владимира часто враждовали между собой, они были рождены еще во времена, когда князь пытался укрепить языческую веру. Святополк родился от гречанки, бывшей монахини, которую Владимир взял в жены после брата, который им был свергнут с престола. Ярослав родился от Рогнеды Полоцкой, у которой Владимир убил отца и братьев. А затем сама Рогнеда пыталась убить Владимира, приревновав к Анне Византийской.
Борис и Глеб родились позже, примерно в годы Крещения Руси. Их мать была из Волжской Булгарии. Они были воспитаны в христианском благочестии и любили друг друга. Борис был наречен в святом крещении Романом, Глеб - Давидом. Есть свидетельства о том, что Борис читал какую-нибудь книгу, обычно жития или мучения святых, то Глеб сидел рядом и внимательно слушал, и так пребывал Глеб неотступно возле брата, потому что был еще мал.
Когда сыновья стали взрослеть, Владимир поручил им управление территориями. Борису достался Ростов, а Глебу - Муром. Княжение Глеба в Муроме оказалось нелегким. Рассказывают, что муромские язычники не допустили его в свой город, и князю пришлось жить вне пределов городских стен, в пригороде.
Святой князь Борис
Князь Владимир любил Бориса более других своих сыновей, во многом доверялся ему и намеревался передать ему Киев и великое княжение. Борис был женат на Эгнес, датской принцессе и со временем уже прославился как храбрый и искусный воин.
Незадолго до своей смерти великий князь Владимир призвал Бориса в Киев и направил его с войском против печенегов. Вскоре после отъезда Бориса Владимир умер. Это случилось 15 июля 1015 года в сельце Берестовом, близ Киева.
В это время в столице оказался один Святополк, который воспользовался своим положением и самовольно захватил власть в Киеве, провозгласив себя Великим князем Киевским. Он задался целью скорее избавиться от братьев-соперников, пока те ничего не предприняли. Святополк решил скрыть смерть отца. Ночью по его приказу в княжеском тереме разобрали помост. Тело Владимира завернули в ковер и спустили на веревках на землю, а затем отвезли в Киев, в церковь Пресвятой Богородицы, где и похоронили, не воздав ему должных почестей.
Борис, тем временем, не найдя печенегов, повернул обратно к Киеву. Весть о смерти отца и вокняжении в Киеве Святополка застала его на берегу небольшой речки Альта. Дружина уговаривала его пойти в Киев и занять великокняжеский престол, но святой князь Борис, не желая междоусобной распри, распустил свое войско:
“Не подниму руки на брата своего, да еще на старшего меня, которого мне следует считать за отца!”
Услыхав это, дружина ушла от него. Так Борис остался на Альтинском поле лишь с немногими своими слугами.
Святополк послал Борису лживое послание с предложением дружбы: «Брат, хочу в любви с тобой жить, а к тому, что отец тебе дал, еще прибавлю!»
Убийство князя Бориса
Сам же, в тайне от всех, направил наёмных убийц, верных ему бояр Путша, Талеца, Еловита (или Еловича) и Ляшко убить Бориса.
Святого Бориса известили о таком вероломстве Святополка, но не стал скрываться и, подобно мученикам первых веков христианства, с готовностью встретил смерть. Убийцы настигли его, когда он молился за утреней в воскресный день 24 июля (старый стиль) 1015 года в своем шатре на берегу реки Альты. Словно дикие звери набросились они на святого и пронзили его тело. Любимый слуга Бориса, некий угрин (венгр) по имени Георгий, прикрыл его собою. Его тут же убили вместе с князем и отрубили голову, чтобы снять с шеи золотое украшение -гривну, которую когда-то в знак любви и отличия, князь подарил ему.
Однако святой Борис был еще жив. Выйдя из шатра, он стал горячо молиться, а потом обратился к убийцам:
«Подходите, братия, кончите службу свою, и да будет мир брату Святополку и вам».
В это время один из убийц пронзил его копьем. Тело его завернули в шатер, положили на телегу и повезли к Киеву. Есть версия, что в дороге Борис еще дышал и, узнав об этом, Святополк послал двух варягов прикончить его. Тогда один из них извлек меч и пронзил его в сердце. Тело Бориса привезли тайно в Вышгород и похоронили в церкви святого Василия. Ему было около 25 лет.
В живых еще оставался князь Муромский Глеб. Святополк решил хитростью заманить Глеба в Киев: Глебу отправили гонцов с просьбой приехать в Киев, так как отец тяжко болен (для чего Святополк и скрывал смерть отца). Глеб тотчас сел на коня и с малой дружиной помчался на зов. Но его настиг гонец от брата Ярослава:
«Не езжай в Киев: отец твой умер, а брат твой Борис убит Святополком!».
Глубоко скорбя, святой князь предпочел смерть, нежели войну с братом. 
Встреча Глеба с убийцами произошла в устье реки Смядыни, неподалеку от Смоленска. Он обратился к ним с трогательной мольбой пощадить «колос еще не созревший, соком беззлобия налитый».
Затем, вспомнив слова Господа, «что за имя Мое преданы будете братьями и родичами», вручил Ему свою душу. Малая дружина Глеба, увидев убийц, пала духом. Главарь, по прозвищу Горясер, глумясь, велел повару, бывшему при Глебе, зарезать князя. Тот, «именем Торчин, вынув нож, зарезал Глеба, как безвинного ягненка». Ему было около 19 лет. Тело его было брошено на берегу, и так лежало в безвестности, между двумя колодами.
Но ни зверь, ни птица не тронули его. Долго о нем никто не знал, но иногда в этом месте видели зажженные свечи, слышали церковное пение. Лишь через много лет, по повелению князя Ярослава, оно было перенесено в Вышгород и положено в церкви святого Василия рядом с Борисом. Позже Ярослав Мудрый построил на этом месте каменный пятиглавый Борисоглебский собор, который вскоре стал семейным храмом Ярославичей, святилищем их любви и верности, братского согласия и служения Отечеству.
Благоверные князья-страстотерпцы не захотели поднять руку на брата, но Господь Сам отомстил властолюбивому тирану:
«Мне отмщение и аз воздам» (Рим. 12:19).
Князь Ярослав, собрав войско из новгородцев и наемников-варягов, двинулся на Киев и изгнал Святополка из Руси.
Решающее сражение между ними состоялось в 1019 году на реке Альте - на том самом месте, где был убит святой князь Борис. По свидетельству летописцев, когда разгромленный Святополк бежал с поля брани, напала на него болезнь, так что ослабел он всем телом и не мог даже на коня сесть, и несли его на носилках. Святополк, названный русским народом Окаянным, бежал в Польшу и, подобно первому братоубийце Каину, нигде не находил себе покоя и пристанища и был объят таким страхом, что везде чудилось ему, что преследуют его, и он умер за пределами своего отечества, «в некоем пустынном месте». А от могилы его исходил смрад и зловоние. «С того времени, - пишет летописец, - затихла на Руси крамола».
У Владимира были и другие сыновья, погибшие в усобице. Святослав, князь Древлянский, был убит Святополком, но не причислен к лику святых, потому что включился в борьбу за власть и собирался привести венгерское войско на помощь. Другой брат — победитель Ярослав — с оружием в руках пошел на брата. Но он не проклят как Святополк. Недаром Ярослав имел прозвище Мудрый. Многолетними трудами, постройкой храмов, принятием законов заслужил он быть причисленным к благоверным князьям, являя собой образец выдающегося правителя.
С рациональной точки зрения смерть святых братьев кажется бессмысленной. Они не были даже мучениками за веру в подлинном смысле этого слова. (Церковь чтит их как страстотерпцев - этот чин святости, кстати, не известен византийцам).
Жизнь святых страстотерпцев была принесена в жертву главной христианской ценности - любви.
«Кто говорит: «Я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец» (1 Ин. 4:20).
Они приняли смерть в знак беспредельной любви ко Христу, в подражание его крестной муке. В сознании русских людей своей мученической кончиной они как бы искупали грехи всей Русской земли, еще недавно прозябавшей в язычестве. Через их жития, писал выдающийся русский писатель и историк Г. П. Федотов, «образ кроткого и страдающего Спасителя вошел в сердце русского народа навеки как самая заветная его святыня».
Святые братья сделали то, что в те времена на Руси, привыкшей к кровной мести, было еще ново и непонятно, они показали: за зло нельзя воздавать злом даже под угрозой смерти.
Впечатление от их поступка было настолько велико, что вся земля признала их святыми. Это был переворот от языческого сознания (властолюбие и нажива) к христианству (достижение духовного и нравственного идеала).
Борис и Глеб были первыми святыми, канонизированными Русской Церковью. Даже их отец, князь Владимир, был причислен к лику святых намного позже. Их чтили в Константинополе, икона Бориса и Глеба была в константинопольской Софии. Их житие было включено даже в армянские Минеи (книги для чтения на каждый месяц). Прославляя святых, посвященное им сказание говорит, что стали они помощниками людей «всех земель».
Святые Борис и Глеб - особые покровители, защитники Русской земли. Их именем освобождались от уз невинные, а иногда и прекращались кровавые междоусобицы.
Известны многие случаи их явления в трудное для нашего Отечества время, например, - накануне сражения на Неве в 1240 году (когда св. Борис и Глеб явились в ладье, посреди гребцов, «одетых мглою», положив руки на плечи друг другу… «Брате Глебе, сказал Борис, вели грести, да поможем сроднику нашему Александру»), или накануне великой Куликовской битвы в 1380 году (когда святые братья явились в облаке, держа в руках свечи и обнаженные мечи, сказав воеводам татарским: «Кто вам велел истреблять отечество наше, от Господа нам дарованное?»
Имена Борис и Глеб так же, как Роман и Давид, были излюбленными во многих поколениях русских князей. Братья Олега Гориславича носили имена Роман (+ 1079), Глеб (+ 1078), Давыд (+ 1123), один из сыновей его носил имя Глеб (+ 1138). У Мономаха были сыновья Роман и Глеб, у Юрия Долгорукого — Борис и Глеб, у святого Ростислава Смоленского — Борис и Глеб, у святого Андрея Боголюбского — святой благоверный Глеб (+ 1174), у Всеволода Большое Гнездо — Борис и Глеб. Среди сыновей Всеслава Полоцкого (+ 1101) — полный набор «борисоглебских» имен: Роман, Глеб, Давид, Борис.
ВЕЛИЧАНИЕ БЛАГОВЕРНЫМ КНЯЗЬЯМ БОРИСУ И ГЛЕБУ, ВО СВЯТОМ КРЕЩЕНИИ РОМАНУ И ДАВИДУ
Велича́ем вас, страстоте́рпцы святи́и Бори́се и Гле́бе, и чтим честна́я страда́ния ва́ша, я́же за Христа́ претерпе́ли есте́.
ВИДЕОФИЛЬМ О СВЯТЫХ
Одно из самых темных мест первоначальной отечественной истории - смерть князей Бориса и Глеба, ставших впоследствии первыми русскими святыми. Официально считается, что оба брата были убиты по приказу Святополка «Окаянного», которого затем изгнал из Киева знаменитый Ярослав, прозванный потомками «Мудрым». Эта версия подтверждается летописями, агиографическими сказаниями и повестями, содержится в качестве основной или единственной в многочисленных учебниках, энциклопедиях и монографиях.
Однако даже при беглом прочтении источников возникают серьезные сомнения в правдоподобности описанных событий. Судите сами.
Первое упоминание Святополка и Ярослава в летописи относится к 988 году. Автор сначала перечисляет всех двенадцать сыновей Владимира, а затем описывает, кто на какой стол был в том году посажен. Вряд ли тогда уже родились все отпрыски великого князя, но нас пока интересуют только самые старшие. Вышеслав сел в Новгороде, Изяслав стал основателем Полоцкой династии, Святополку достался Туров, а Ярославу - Ростов.
Следующей строкой идет известие о смерти Вышеслава (на самом деле он умер намного позже, за несколько лет до смерти Владимира). Ярослав переходит в Новгород, Ростов достается Борису, Глеб становится муромским князем, Святослав - древлянским, Всеволод - волынским, а Мстислав едет в отдаленную Тмуторокань. Изяслав к тому времени уже умер, и в Полоцке правит его сын Брячислав.
И вот здесь - первая недомолвка летописи. Почему нет упоминания самого старшего из наследников, Святополка? По идее, именно он должен был занять новгородский стол. Запомним этот важный момент и идем дальше.
Наша история начинается в 1014 году. Ярослав, сидящий в Новгороде, отказывается выслать отцу законную дань в две тысячи гривен. Владимир начинает собирать войско и отдает приказ торить дороги и мостить переправы. Однако отцу не доведется выступить в поход против сына. Его сваливает тяжелый недуг. Летописец говорит, что «не дал Бог дьяволу радости». Несмотря на столь оптимистичное заявление, эти события становятся прологом долгой десятилетней войны между потомками Владимира.
На следующий год старый князь умирает. Незадолго до этого Борис, находящийся в Киеве при отце, отправляется в поход на печенегов. Он ведет дружину Владимира и киевское войско (ополчение). Вот тут-то и начинаются странности. Власть в Киеве захватывает не совсем понятно как там очутившийся Святополк. Он начинает раздавать киевлянам подарки и «имение», те берут, но все равно (по словам летописца) хотят Бориса.
Одновременно Святополк посылает гонцов с вестью о смерти отца к Борису, который в это время возвращается назад, так как печенегов «не нашел». Дружина и киевское войско предлагают Борису идти на Киев и брать власть. Тот отказывается, мотивируя это тем, что не пойдет против старшего брата, тот ему теперь «вместо отца» и т.д.
Вообще-то, агиографические повести и сказания представляют Бориса и Глеба совсем юными, у них даже борода и усы то ли не растут, то ли совсем малы. Однако, судя по всему, в те годы Борису было уже примерно 27-28 лет. По тем временам, когда начинали самостоятельно княжить в 15-16 лет, этот возраст уж никак не назовешь младенческим.
Дружина и вои бросают незадачливого князя и уходят. Святополк узнает об этом и едет в Вышгород. Местные бояре соглашаются поехать и убить Бориса. Всё это время последний сидит в своем шатре на Альте (приток Трубежа), молится, плачет и распевает псалмы. Даже, когда он узнает, что его хотят убить, ничего не предпринимает. Заговорщики врываются в шатер и пронзают князя и его слугу сулицами (короткие копья). При этом слуге отрубают голову (немаловажная деталь, запомним её, как и весь антураж с ночным нападением).
Убийцы везут тело Бориса в Вышгород. По дороге тот начинает подавать признаки жизни, это становится известно Святополку, который посылает двух варягов добить Бориса. Последняя подробность вообще выглядит просто фантастически. Как Святополк узнал о том, что Борис ещё жив, зачем он посылал варягов его добить (почему это не могли сделать сами заговорщики - совесть проснулась, что ли?), как те успели так быстро обернуться и т.д.
Не менее странно и поведение Бориса. Он - сын великого киевского князя, вполне законный наследник правителя огромной восточноевропейской империи. Отец незадолго до смерти вызывает его к себе, фактически делает своим соправителем, отдает под начало личную дружину и войско стольного града. И дружина, и сами киевляне хотят видеть Бориса своим князем. О чем это говорит? Думается, о том, что личные качества Бориса вполне устраивали и профессиональных воинов, и средние зажиточные слои киевлян (тех, из кого и состояло воинское ополчение). То есть - он был как минимум смелым и решительным воякой, в то же время, наверное - достаточно умелым и жестким администратором.
И вдруг Борис отказывается от предложенной ему самой судьбой власти, начинает проливать слезы, распевать псалмы и ничего не предпринимает даже после того, как узнает, что против него уже высланы убийцы. Честно говоря, образ этого «непротивленца злу» и «ботаника-интеллигента» никак не вяжется с реальным русским князем, любимцем дружины и обеспеченных слоев «вооруженного народа». Понятно, что авторы летописи могли и слегка присочинить, придавая облику Бориса «святости», как они её понимали. Но в любом случае - поведение Бориса логичным никак не назовешь.
Самое интересное, что не совсем логично и поведение «окаянного» Святополка. Он прекрасно знает, что ему не подчинятся ни Ярослав, ни Мстислав, ни Брячислав. Будет война. При этом Борис (и Глеб) не выказывают ему ни малейшего сопротивления (как старшему в роду). А он зачем-то приказывает убить своих потенциальных союзников. Ничем другим, как «окаянностью», это и не объяснишь. Летописец, впрочем, особо и не пытается.
С Глебом же история выходит совсем странная. Святополк отправляет ему гонца с наказом «прибыть к умирающему отцу». Тот едет из Мурома на Волгу, затем - на Смоленск, чуть ниже города садится в корабль (или насад). Вообще-то, путь из Мурома в Киев никак не лежит ни через Волгу, ни через Смоленск и проходит значительно южнее. Если по рекам - то по Оке и потом через притоки Десны - в Чернигов. Можно было бы предположить, что Глеб едет из Ростова, где временно княжит вместо отозванного в Киев Бориса. Однако, учитывая более чем странное поведение его личной охраны (отроков), такой вариант тоже маловероятен.
По пути Глеба встречают гонцы от Ярослава (из Новгорода), которые сообщают о смерти отца и убийстве Бориса. Глеб тут же начинает проливать слезы (и, наверное, распевать псалмы). Прибывшие вскоре от Святополка убийцы при полном непротивлении людей Глеба отдают приказ личному повару последнего (!) зарезать своего господина ножом. Что тот и делает.
Более глупой и нелогичной версии придумать, наверное, было просто невозможно. Зачем Глеб поперся в кружной путь через Волгу и Смоленск? Почему его отроки не оказали ни малейшего сопротивления? Если он был таким мягкотелым, что его откровенно презирали собственные люди, включая личного повара - зачем вообще было его убивать, какую опасность он мог представлять для старшего в роду Святополка? И вообще - не слишком ли много нерешительных рохлей среди сыновей и наследников великого князя?
В общем, ясно, что официальная версия никуда не годится. А что же было на самом деле? Восстановить картину помогают зарубежные источники. Но сначала очень кратко опишем последующие события в трактовке летописи.
После смерти Глеба по приказу Святополка убивают Святослава древлянского. Ярослав в следующем году (1016) выступает против Святополка и побеждает его. Последний бежит в Польшу и возвращается через два года (1018) с армией польского короля Болеслава. Теперь спасается бегством уже Ярослав. Ещё через год Святополк изгоняет ляхов. Ярослав выступает в новый поход и одерживает окончательную победу, в том числе и над союзными Святополку печенегами. Святополк бежит и умирает от ран.
А теперь обратимся к хронике Титмара Мерзебургского, который до конца 1018 года был епископом немецких земель на границе с Польшей. По сведениям Титмара, один из сыновей Владимира был женат на дочери польского короля Болеслава. О том же сообщает и польская хроника Галла Анонима. Учитывая то, что Святополк был одним из старших сыновей (после умершего Изяслава и Вышеслава) и бежал затем именно в Польшу, очевидно, речь идет именно о нем.
Судя по всему, поначалу Владимир хотел сделать Святополка своим наследником и возможно даже соправителем. Однако затем он заподозрил заговор и заключил сына в темницу (вместе с женой и её священником Рейнберном). Вероятно, именно к этому времени относится смерть новгородского князя Вышеслава и как раз по этой причине Святополк не указан в перечне сыновей, получивших новые уделы.
Но тогда получается, что во время смерти Владимира Святополк сидел в заключении! По свидетельству Титмара, ему удалось бежать лишь спустя некоторое время, причем жена оставалась в Киеве, под замком. Значит, Святополк никак не мог организовать убийство Бориса, Глеба и Святослава (если они произошли в 1015 году, как утверждает летопись). Более того, не мог он и сражаться с армией пошедшего в 1016 году на Киев Ярослава!
С кем же тогда последнему пришлось бороться за стольный град? Понятно, что в 1018 году именно Святополк вместе с Болеславом изгонял Ярослава (тут хроника Титмара подтверждает сведения летописи). Нет особых сомнений и в том, что Ярослав правил Киевом с 1016 года. Но - кого ему пришлось побеждать в битве на берегах Днепра? Здесь нам сведения Титмара ничем не могут помочь, он не называет имени русского князя, правившего непосредственно после смерти Владимира.
Помощь приходит со стороны скандинавских саг. В двух из них, «Саге об Ингваре Путешественнике» и «Пряди об Эймунде», упоминаются интересующие нас события. В обоих источниках Эймунд (то ли швед, то ли норвежец) прибывает в Хольмгард, где правит конунг Ярицлейф, женатый на Ингигерде. В это время в Гардарике идет борьба между тремя сыновьями умершего короля Вальдамара. Один, по имени Вартилав, княжит в Полтескью. Второй обладает самыми богатыми землями, его столица - Кенугард, а зовут его Бурицлейф или Бурислаф. В дальнейшем «Эймундова Прядь» подробно описывает ход войны между Ярицлейфом и Бурислафом.
Здесь нет никаких сомнений, что под первыми двумя выведены княживший в Новгороде Ярослав (его женой действительно была Ингигерда) и Брячислав Полоцкий (внук Владимира). А вот кем же был Бурислаф, сидевший в Киеве (Кенугарде скандинавских источников)? Историки пытались объяснить сообщения саги тем, что в столице Руси в то время находился польский король Болеслав, имя которого и передали как Бурислаф или Бурицлейф.
Однако стоит внимательнее посмотреть на описание войны. Бурислаф требует от Ярицлейфа часть земель. Последний выступает в поход и изгоняет соперника из Киева. На следующий год уже Бурислаф идет войной на Ярослава. Тому удается отбить нападение, причем он получает ранение в ногу и на всю жизнь остается хромым (что согласуется с известными нам данными). Ещё через год Бурислаф выступает в свой последний поход. И вот здесь - самая интересная подробность.
Эймунд берет с собой воинов и отправляется навстречу. На опушке леса, ночью, варяги врываются в шатер и убивают князя вместе со всеми его спутниками. Ничего не напоминает? Затем они отрубают Бурислафу голову и везут её Ярицлейфу. Тот приказывает им похоронить убитого князя. Два варяга отправляются назад за телом. Вот и появляется разумное объяснение двум варягам, которых непонятно зачем уже после убийства посылал «Святополк», вот и всплывает голова, якобы отрубленная у слуги погибшего князя.
Так что же получается? Бурислаф - это Борис/Борислав, и именно с ним и боролся за киевский стол Ярослав? Очень похоже, что именно так все и было. По крайней мере, эта версия - единственная, которая не противоречит ни одному из зарубежных источников. А вот своя собственная придворная летопись Ярославичей вполне могла быть сфальсифицирована.
Вопрос о том, кто убил Глеба и Святослава, при этом оказывается вряд ли разрешимым. Вполне вероятно, что Святослав стал жертвой Бориса, который сначала захватил землю древлян, а уже потом стал предъявлять претензии и на территории Ярослава. А, может быть, Святослав погиб от рук того же Ярослава. Или его убийца - действительно Святополк, который захватил Киев в 1018 году при помощи польских войск.
Так же не ясна и причина смерти Глеба. Если верить летописи, то он был родным братом Бориса, их матерью была «болгарыня» (эта версия подтверждается и именами князей). При этом - вполне вероятно, что после смерти Владимира он мог стать (или стал) правителем не только Мурома, но и Ростова. В таком случае он автоматически становился довольно сильным противником и для Ярослава, и для самого Бориса. Объясняется при этом и его путь на Киев через Волгу. А, может, он шел на соединение с Ярославом?
В общем, по поводу возможного убийцы Глеба у нас данных совсем мало. Ведь зарубежные источники об этом ничего не говорят, а угадывать, в чем именно врет летопись и о чем она «всего лишь» не договаривает - занятие в данном случае заведомо бесполезное.
Помимо приведенных аргументов вышеописанной версии войны между наследниками Владимира, есть у нас и косвенные доводы. Во-первых, никто из сыновей Ярослава не получил имен Бориса и Глеба (как и крестильных - Романа и Давида). Учитывая насаждавшийся культ святых «невинно убиенных окаянным Святополком» братьев - не очень логично. Среди дальнейших потомков Ярослава эти имена тоже не очень распространены.
А вот имя Святополка, наоборот, не подвергается никакой «обструкции». Именно так назван один из старших внуков Ярослава, ещё при жизни деда. Это имя начинает выходить из употребления только после широкого распространения церковной легенды и, очевидно, после окончательного редактирования летописной повести.
В пользу подобной гипотезы говорят и черты личности самого Ярослава. Так, например, он жестоко и коварно расправился с новгородцами (как раз перед началом войны за Киев). Или более подходящий пример - его поступок по отношению к брату Судиславу. С 1024 по 1036 год Ярославу приходилось делить власть с Мстиславом, который сидел в Чернигове и правил «Левобережной» Русью.
После смерти Мстислава Ярослав тут же засадил последнего оставшегося в живых Владимировича Судислава в поруб. Даже летописец прямо говорит, что сделано это было по навету (то есть брат был оклеветан, и это прекрасно было всем известно).
Единственный противник, до которого у Ярослава так и не смогли дотянуться руки - его племянник Брячислав. Независимая прямая линия полоцких князей будет пресечена только при правнуке Ярослава Мстиславе Великом, сыне Владимира Мономаха. После этого на Руси на главных столах долгое время будут править только представители различных ветвей Ярославичей.