Каждый язык отражает определенный способ восприятия и устройства мира, или его языковую картину. Совокупность представлений о мире, заключенных в значении различных слов и выражений языка, складывается в некую единую систему взглядов и установок, которая в той или иной степени разделяется всеми говорящими на данном языке.

Языковая картина мира - отраженные в категориях (отчасти и в формах) языка представления данного языкового коллектива о строении, элементах и процессах действительности. Целостное изображение языком всего того, что существует в человеке, вокруг него. Осуществляемое средствами языковой номинации изображение человека, его внутреннего мира, окружающего мира и природы .

Представления, формирующие картину мира, входят в значения слов в неявном виде, так что человек принимает их на веру, не задумываясь. Пользуясь словами, содержащими неявные смыслы, человек, сам того не замечая, принимает и заключенный в них взгляд на мир. Напротив того, смысловые компоненты, которые входят в значение слов и выражений в форме непосредственных утверждений, могут быть предметом спора между разными носителями языка и тем самым не входят в общий фонд представлений, формирующих языковую картину мира.

При сопоставлении разных языковых картин мира обнаруживаются их сходства и расхождения, причем иногда весьма существенные. Наиболее важные для данного языка идеи повторяются в значении многих языковых единиц и являются поэтому ключевыми для понимания той или иной картины мира.

Различия между языковыми картинами обнаруживают себя, в первую очередь, в лингвоспецифичных словах, не переводимых на другие языки и заключающих в себе специфические для данного языка концепты . Исследование лингвоспецифичных слов в их взаимосвязи и в межкультурной перспективе позволяет говорить о восстановлении достаточно существенных фрагментов языковой картины мира и определяющих ее идей.

Понятие языковой картины мира восходит к идеям Вильгельма фон Гумбольдта и неогумбольдтианцев (Вайсгербер и др.) о внутренней форме языка, с одной стороны, и к идеям американской этнолингвистики, в частности так называемой гипотезе лингвистической относительности Сепира – Уорфа, – с другой. Современные представления о языковой картине мира изложил академик Ю.Д. Апресян.

В последнее время активизировались вопросы изучения языка, формирования языковых картин мира, мышления и рассуждения, а также другой деятельности естественного интеллекта в рамках информатики и особенно в рамках теории искусственного интеллекта.

Сегодня обозначилась необходимость в понимании компьютером естественного языка, однако достижение этого сопряжено с рядом сложностей. Сложность понимания естественных языков при решении задач искусственного интеллекта объясняется многими причинами. В частности выяснилось, что для использования языка необходимы большой объем знаний, способностей и опыта. Успешное понимание языка требует осмысления естественного мира, знания человеческой психологии и социальных аспектов. Для этого нужна реализация логических рассуждений и интерпретация метафор. Из-за сложности и многогранности человеческого языка на первое место выходит проблема исследования представления знаний. Попытки таких исследований увенчались успехом лишь частично. На основе знаний были успешно разработаны программы, понимающие естественный язык в отдельных предметных областях. Возможность создания систем, решающих проблему понимания естественного языка, до сих пор является предметом споров.

Важно, что проблемами изучения языка и языковой картины мира занимаются различные науки и научные направления: лингвистика, этнография, искусственный интеллект, философия, этика, культурология, логика, педагогика, социология, психология и другие. Достижения каждой из них и в смежных областях влияют на развитие всех направлений и создают условия для разностороннего изучения предметной области.

Следует отметить, что на сегодняшний день данная предметная область изучена далеко не полностью, она требует дальнейшего тщательного рассмотрения и систематизации. Имеющихся знаний недостаточно для составления полной картины изучаемого явления.

Основной задачей данной работы является изучение историко-философских аспектов развития понятия «языковая картина мира» в рамках различных дисциплин и направлений, а также обозначение сферы практического применения накопленного знания.

Раздел 1. Теоретические основы понятия «языковая картина мира»

Теория языковой картины мира Вайсгербера

Теорию языковой картины мира (Weltbild der Sprache) построил немецкий ученый Лео Вайсгербер на основе учения Вильгельма Гумбольдта «О внутренней форме языка». К разработке понятия «языковая картина мира» Вайсгербер приступил в начале 30-х годов XX века. В статье «Связь между родным языком, мышлением и действием» (Die Zusammenhange zwischen Muttersprache, Denken und Handeln) (1930) Л. Вайсгербер писал, что словарный запас конкретного языка включает в себя совокупность понятийных мыслительных средств, которыми располагает языковое сообщество. По мере того, как каждый носитель языка изучает этот словарь, все члены языкового сообщества овладевают этими мыслительными средствами, поэтому можно сделать вывод о том, что родной язык содержит в своих понятиях некую картину мира и передает ее членам языкового сообщества .

Термином «картина мира» Л. Вайсгербер пользовался и раньше (например, он использовал его в своей монографии «Родной язык и формирование духа», опубликованной в 1929 году), но в ней он еще не относил этот термин к языку как таковому. Он указывал, что «картина мира» играет лишь стимулирующую роль языка по отношению к формированию у человека единой картины мира. Ученый писал: «Он (язык) позволяет человеку объединить весь опыт в единую картину мира и заставляет его забыть о том, как раньше, до того, как он изучил язык, он воспринимал окружающий мир» .

В вышеупомянутой статье 1930 года Л. Вайсгербер уже прямо вписывает картину мира в сам язык, делая ее его фундаментальной принадлежностью. Но в ней картина мира пока еще внедряется только в словарный состав языка, а не в язык в целом. В статье «Язык» (Sprache), опубликованной в 1931 году, он делает новый шаг в соединении понятия картины мира с языком, а именно - вписывает его в содержательную сторону языка вцелом. “В языке конкретного сообщества, - пишет он, - живет и воздействует духовное содержание, сокровище знаний, которое по праву называют картиной мира конкретного языка” .

Важно подчеркнуть, что в 30-е годы Л. Вайсгербер не делает чрезмерного акцента на мировоззренческой стороне языковой картины мира. Лишь со временем он оставляет в стороне объективную основу языковой картины мира и начнет подчеркивать ее мировоззренческую, субъективно-национальную, «идиоэтническую» сторону, проистекающую из факта, что в каждом языке представлена особая точка зрения на мир - та точка зрения, с которой смотрел на него народ, создавший данный язык. Сам же мир, по мнению ученого, всегда будет оставаться в тени этой точки зрения. Начиная с 50-х годов ученый выделяет в языковой картине мира ее «энергейтический» (от «энергейя » В. Гумбольдта) аспект, связанный с воздействием картины мира, заключенной в том или ином языке, на познавательную и практическую деятельность ее носителей, тогда как в 30-е годы он делал упор на «эргоническом» (от «эргон» В. Гумбольдта) аспекте языковой картины мира .

Научная эволюция Л. Вайсгербера в отношении к концепции языковой картины мира шла в направлении от указания на ее объективно-универсальную основу к подчеркиванию ее субъективно-национальной природы. Вот почему начиная с 50-х годов он стал все больше и больше делать упор на «энергейтическое» определение языковой картины мира, поскольку воздействие языка на человека, с его точки зрения, в первую очередь проистекает из своеобразия его языковой картины мира, а не из универсальных ее составляющих.

Чем в большей тени оставлял Л. Вайсгеребер объективный фактор формирования языковой картины мира - внешний мир, тем больше он превращал язык в некоего «создателя мира». Своеобразную перевернутость отношений между внешним миром и языком можно обнаружить у Вайсгербера в решении им вопроса о соотношении научной и языковой картин мира. Он не пошел здесь по пути Эрнста Кассирера , который в своей «Философии символических форм» в решении этого вопроса нашел вполне взвешенную позицию, полагая, что дело ученого, кроме всего прочего, состоит в освобождении от уз языка, с помощью которого он осмысливает объект своего исследования, чтобы выйти на него как таковой. При этом язык он ставил на один уровень с мифом. «…философское познание вынуждено прежде всего освободиться от уз языка и мифа, - писал Э. Кассирер, - оно должно оттолкнуть этих свидетелей человеческого несовершенства, прежде, чем оно сможет воспарить в чистый эфир мысли» .

Кассирер признавал власть языка над научным сознанием. Но он признавал ее лишь на начальном этапе деятельности ученого, направленной на исследование того или иного предмета. Он писал: «…отправной точкой всякого теоретического познания является уже сформированный языком мир: и естествоиспытатель, и историк, и даже философ видит предметы поначалу так, как им их преподносит язык». Здесь важно подчеркнуть слово «поначалу» и указать на то, что ученый должен стремиться, по Э. Кассиреру, к преодолению власти языка над его исследовательским сознанием. Поясняя мысль о неприемлемости в науке многих представлений о мире, закрепленных в языке, Э.Кассирер писал: «Научное познание, взращенное на языковых понятиях, не может не стремиться покинуть их, поскольку оно выдвигает требование необходимости и универсальности, которому языки как носители определенных разнообразных мировидений, соответствовать не могу и не должны» .

По поводу решения вопроса о соотношении науки и языка у Л.Вайсгербера сформировалось собственное мнение. Чтобы облегчить понимание вопроса о влиянии языка на науку, Вайсгерберу необходимо было их сблизить, показать, что разница между ними не столь велика, как может показаться на первый взгляд неискушенному человеку. Он пытался развеять «предубеждение» о том, что наука свободна от идиоэтнизма и что в ней господствует универсальное. Он писал о научном познании: «Универсально оно в том смысле, что оно независимо от пространственных и временных случайностей и что его результаты в том смысле адекватны структуре человеческого духа, что все люди вынуждены признать определенный ход научного размышления… Такова цель, к которой наука стремится, но которая нигде не достигнута». По мнению исследователя, существует нечто, что не дает науке быть универсальной. «Связь науки с предпосылками и сообществами, - писал Вайсгербер, - не имеющими общечеловеческого масштаба». Эта-то связь и «влечет за собой соответствующие ограничения истинности» .

По рассуждениям Вайсгербера можно сделать вывод, что если бы люди были лишены своих этнических и индивидуальных особенностей, то они сумели бы добраться до истины, а поскольку они не имеют этой возможности, то полной универсальности они никогда не смогут достичь. Казалось бы, из этих размышлений ученый должен был бы сделать вывод о том, что люди (и в особенности - ученые), по крайней мере, должны стремится к освобождению своего сознания от субъективизма, проистекающего из их индивидуальности. К такому выводу в решении вопроса о соотношении науки и языка пришел Э.Кассирер. Но Л.Вайсгербер рассудил иначе.

С его точки зрения, попытки людей (в том числе и ученых) освободиться от власти родного языка всегда обречены на провал. В этом состоял главный постулат его философии языка. Объективный (безъязыковой, невербальный) путь познания он не признавал. Из этих предпосылок следовало его решение вопроса о соотношении науки и языка: раз уж от влияния языка наука освободиться не в состоянии, то надо превратить язык в ее союзника.

В вопросе о соотношении научной и языковой картин мира Л.Вайсгербер был предшественником Б.Уорфа . Как и последний, немецкий ученый предлагал в конечном счете строить научную картину мира, исходя из языковой. Но между Л.Вайсгербером и Б.Уорфом здесь имеется и различие. Если американский ученый пытался поставить науку в полное подчинение от языка, то немецкий признавал это подчинение лишь частично - только там, где научная картина мира отстает от языковой.

Вайсгербер понимал язык как «промежуточный мир» (Zwischenwelt) между человеком и внешним миром. Под человеком здесь надо иметь в виду и ученого, который, как и все прочие не в состоянии в своей исследовательской деятельности освободиться от уз, налагаемых на него картиной мира, заключенной в его родном языке. Он обречен видеть мир сквозь призму родного языка. Он обречен исследовать предмет по тем направлениям, которые ему предсказывает его родной язык.

Однако Вайсгербер допускал относительную свободу человеческого сознания от языковой картины мира, но в ее же рамках. Иначе говоря, от языковой картины мира, имеющейся в сознании, в принципе никто освободиться не может, но в рамках самой этой картины мы можем позволить себе некоторые движения, которые и делают нас индивидуальностями. Но своеобразие личности, о котором здесь говорит Л.Вайсгербер, всегда ограничено национальной спецификой его языковой картины мира. Вот почему француз всегда будет видет мир из своего языкового окна, русский - из своего, китаец - из своего и т.д. Вот почему, как и Э.Сепир , Л.Вайсгербер мог сказать, что люди, говорящие на разных языках, живут в разных мирах, а вовсе не в одном и том же мире, на который навешаны лишь разные языковые ярлыки.

Л.Вайсгербер прибегал ко многим лексическим примерам, чтобы показать мировоззренческую зависимость человека от его родного языка. Можно привести следующий, в котором Вайсгербер отвечает на вопрос о том, как в нашем сознании формируется мир звезд. Объективно, с его точки зрения, никаких созвездий не существует, поскольку то, что мы называем созвездиями, на самом деле выглядят как скопления звезд лишь с нашей, земной, точки зрения. В реальности же звезды, которые мы произвольно объединяем в одно «созвездие», могут быть расположены друг от друга на огромных расстояниях. Тем не менее звездный мир в нашем сознании выглядит как система созвездий. Мировоззренчески - творящая сила языка в данном случае заключена в тех наименованиях, которые имеются в нашем родном языке для соответственных созвездий. Именно они и заставляют нас с детства творить в сознании свой мир звезд, поскольку, усваивая эти наименования от взрослых, мы вынуждены перенимать и представления, связанные с ними. Но, поскольку в разных языках имеется неодинаковое число звездных наименований, то, стало быть, у их носителей будут разные звездные миры. Так, в греческом Л.Вайсгербер нашел лишь 48 наименований, а в китайском - 283. Вот почему у грека - свой звездный мир, а у китайца свой.

Подобным образом дело обстоит, по Вайсгерберу, и со всеми другими классификациями, которые имеются в картине мира того или иного языка. Именно они в конечном счете и задают человеку ту картину мира, которая заключена в его родном языке.

Признавая высокий авторитет Лео Вайсгербера, как автора весьма глубокой и тонко разработанной концепции языковой картины мира, современные ученые, однако, принять идею ее автора о том, что власть родного языка над человеком абсолютно непреодолима не могут. Не отрицая влияния языковой картины мира на мышление человека, необходимо, вместе с тем, указать на возможность неязыкового (невербального) пути познания, при котором не язык, а сам объект задает то или иное направление мысли. Таким образом, языковая картина мира в конечном счете влияет на мировоззрение, но формирует ее сам мир, с одной стороны, и независимая от языка концептуальная точка зрения на него, с другой.

Гипотеза лингвистической относительности Сепира - Уорфа

Гипотеза лингвистической относительности (от лат. lingua – язык) — предположение, выдвинутое в работах Э. Сепира и Б. Уорфа, согласно которому процессы восприятия и мышления обусловлены этноспецифическими особенностями структуры языка. Те или иные языковые конструкции и словарные связки, действуя на бессознательном уровне, приводят к созданию типичной картины мира, которая присуща носителям данного языка и которая выступает в качестве схемы для каталогизации индивидуального опыта. Грамматический строй языка навязывает способ выделения элементов окружающей действительности .

Гипотеза лингвистической относительности (известная также как «гипотеза Сепира – Уорфа»), тезис, согласно которому существующие в сознании человека системы понятий, а, следовательно, и существенные особенности его мышления определяются тем конкретным языком, носителем которого этот человек является.

Лингвистическая относительность – центральное понятие этнолингвистики, области языкознания, изучающей язык в его взаимоотношении с культурой. Учение об относительности («релятивизм») в лингвистике возникло в конце 19 – начале 20 в. в русле релятивизма как общеметодологического принципа, нашедшего свое выражение как в естественных, так и в гуманитарных науках, в которых этот принцип трансформировался в предположение о том, что чувственное восприятие действительности определяется ментальными представлениями человека. Ментальные представления, в свою очередь, могут изменяться под воздействием языковых и культурных систем. Поскольку в конкретном языке и, шире, в конкретной культуре концентрируется исторический опыт их носителей, ментальные представления носителей различных языков могут не совпадать .

В качестве простейших примеров того, как по-разному языки концептуализуют внеязыковую реальность, часто приводят такие фрагменты лексических систем, как названия частей тела, термины родства или системы цветообозначения. Например, в русском языке для обозначения ближайших родственников одного с говорящим поколения используются два разных слова в зависимости от пола родственника – брат и сестра. В японском языке этот фрагмент системы терминов родства предполагает более дробное членение: обязательным является указание на относительный возраст родственника; иначе говоря, вместо двух слов со значением "брат" и "сестра" используется четыре: ani "старший брат", ane "старшая сестра", otooto "младший брат", imooto "младшая сестра". Кроме того, в японском языке имеется также слово с собирательным значением kyoodai "брат или сестра", "братья и/или сестры", обозначающее ближайшего родственника (родственников) одного с говорящим поколения вне зависимости от пола и возраста (подобные обобщающие названия встречаются и в европейских языках, например, английское sibling "брат или сестра"). Можно говорить о том, что способ концептуализации мира, которым пользуется носитель японского языка, предполагает более дробную понятийную классификацию по сравнению со способом концептуализации, который задан русским языком .

В разные периоды истории лингвистики проблемы различий в языковой концептуализации мира ставились, в первую очередь, в связи с частными практическими и теоретическими задачами перевода с одного языка на другой, а также в рамках такой дисциплины, как герменевтика . Принципиальная возможность перевода с одного языка на другой, как и адекватная интерпретация древних письменных текстов, базируется на предположении о том, что существует некоторая система представлений, универсальных для носителей всех человеческих языков и культур или, по крайней мере, разделяемая носителями той пары языков, с которого и на который осуществляется перевод. Чем ближе языковые и культурные системы, тем больше шансов адекватно передать на языке перевода то, что было уложено в концептуальные схемы языка оригинала. И наоборот, существенные культурные и языковые различия позволяют увидеть, в каких случаях выбор языкового выражения определяется не столько объективными свойствами обозначаемой ими внеязыковой действительности, сколько рамками внутриязыковой конвенции : именно такие случаи не поддаются или плохо поддаются переводу и интерпретации. Понятно поэтому, что релятивизм в лингвистике получил мощный импульс в связи с возникшей во второй половине 19 в. задачей изучения и описания «экзотических» языков и культур, резко отличных от европейских, прежде всего языков и культур американских индейцев.

Лингвистическая относительность как научное понятие ведет свое начало от работ основоположников этнолингвистики – американского антрополога Франца Боаса , его ученика Эдварда Сепира и ученика последнего Бенджамена Уорфа. В той наиболее радикальной форме, которая вошла в историю лингвистики под названием «гипотезы Сепира – Уорфа» и стала предметом продолжающихся и поныне дискуссий, гипотеза лингвистической относительности была сформулирована Уорфом, а точнее, приписана ему на основании ряда его утверждений и эффектных примеров, содержавшихся в его статьях. На самом деле эти утверждения Уорф сопровождал рядом оговорок, а у Сепира подобного рода категорических формулировок не было вообще .

Представление Боаса о классифицирующей и систематизирующей функции языка основывалось на тривиальном, на первый взгляд, соображении: число грамматических показателей в конкретном языке относительно невелико, число слов в конкретном языке велико, однако тоже конечно, число же обозначаемых данным языком явлений бесконечно. Следовательно, язык используется для обозначения классов явлений, а не каждого явления в отдельности. Классификацию же каждый язык осуществляет по-своему. В ходе классификации язык сужает универсальное концептуальное пространство, выбирая из него те компоненты, которые в рамках конкретной культуры признаются наиболее существенными.

Родившийся и получивший образование в Германии, Боас испытал несомненное влияние лингвистических воззрений В. фон Гумбольдта, считавшего, что в языке воплощаются культурные представления сообщества людей, пользующихся данным языком. Однако Боас не разделял гумбольдтовских представлений о так называемой «стадиальности». В отличие от Гумбольдта Боас считал, что различия в «картине мира», закрепленные в языковой системе, не могут свидетельствовать о большей или меньшей развитости его носителей. Лингвистический релятивизм Боаса и его учеников строился на идее биологического равенства и, как следствие, равенства языковых и мыслительных способностей. Многочисленные языки за пределами Европы, в первую очередь языки Нового Света, которые стали интенсивно осваиваться лингвистикой на рубеже 19–20 в., оказывались экзотическими с точки зрения лексики и особенно грамматики европейских языков, однако в рамках боасовской традиции эта необычность не считалась свидетельством «примитивности» этих языков или «примитивности» отраженной в этих языках культуры. Напротив, стремительно расширявшаяся география лингвистических исследований позволила понять ограниченность европоцентрических взглядов на описание языка, дав в руки сторонников лингвистической относительности новые аргументы .

Важнейший этап в исследовании языка как средства систематизации культурного опыта связан с работами Э.Сепира. Сепир понимал язык прежде всего как строго организованную систему, все компоненты которой – такие, как звуковой состав, грамматика, словарный фонд, – связаны жесткими иерархическими отношениями. Связь между компонентами системы отдельно взятого языка строится по своим внутренним законам, в результате чего спроецировать систему одного языка на систему другого, не исказив при этом содержательных отношений между компонентами, оказывается невозможным. Понимая лингвистическую относительность именно как невозможность установить покомпонентные соответствия между системами разных языков, Сепир ввел термин «несоизмеримость» (incommensurability) языков. Языковые системы отдельных языков не только по-разному фиксируют содержание культурного опыта, но и предоставляют своим носителям не совпадающие пути осмысления действительности и способы ее восприятия.

Внутриязыковые возможности системы, позволяющие членам языкового сообщества получать, хранить и передавать знания о мире, в значительной степени связаны с инвентарем формальных, «технических» средств и приемов, которыми располагает язык, – инвентарем звуков, слов, грамматических конструкций и т.д. Понятен поэтому интерес Сепира к изучению причин и форм языкового разнообразия: в течение многих лет он занимался полевыми исследованиями индейских языков, ему принадлежит одна из первых генеалогических классификаций языков Северной Америки. Сепир предложил и новаторские для своего времени принципы морфологической классификации языков, учитывавшие степень сложности слова, способы выражения грамматических категорий (аффикс, служебное слово и т.п.), допустимость чередований и другие параметры. Понимание того, что может и чего не может быть в языке как формальной системе, позволяет приблизиться к пониманию языковой деятельности как феномена культуры.

Наиболее радикальные взгляды на «картину мира говорящего» как результат действия языковых механизмов концептуализации высказывались Б.Уорфом. Именно Уорфу принадлежит сам термин «принцип лингвистической относительности», введенный по прямой и намеренной аналогии с принципом относительности А.Эйнштейна. Уорф сравнивал языковую картину мира американских индейцев (хопи, а также шауни, паюте, навахо и многих других) с языковой кариной мира носителей европейских языков. На фоне разительного контраста с видением мира, закрепленным в индейских языках, например в хопи, расхождения между европейскими языками представляются малосущественными, что дало основания Уорфу объединить их в группу «языков среднеевропейского стандарта» (SAE – St andard Average European) .

Инструментом концептуализации по Уорфу являются не только выделяемые в тексте формальные единицы – такие, как отдельные слова и грамматические показатели, – но и избирательность языковых правил, т.е. то, как те или иные единицы могут сочетаться между собой, какой класс единиц возможен, а какой не возможен в той или иной грамматической конструкции и т.д. На этом основании Уорф предложил различать открытые и скрытые грамматические категории: одно и то же значение может в одном языке выражаться регулярно с помощью фиксированного набора грамматических показателей, т.е. быть представленным открытой категорией, а другом языке обнаруживаться лишь косвенно, по наличию тех или иных запретов, и в этом случае можно говорить о скрытой категории. Так, в английском языке категория определенности/неопределенности является открытой и выражается регулярно с помощью выбора определенного или неопределенного артикля. Можно рассматривать наличие артикля и, соответственно, наличие открытой категории определенности в языке как свидетельство того, что представление об определенности является важным элементом картины мира для носителей данного языка. Однако неверно считать, что значение определенности не может быть выражено в языке, где нет артиклей. В русском языке, например, существительное в конечной ударной позиции может быть понято и как определенное, и как неопределенное: слово старик в предложении Из окна выглянул старик может обозначать как вполне определенного старика, о котором уже шла речь, так и некоторого неизвестного старика, впервые возникающего в поле зрения говорящих. Соответственно, в переводе данного предложения на артиклевый язык в зависимости от более широкого контекста возможен как определенный, так и неопределенный артикль. Однако в начальной безударной позиции существительное понимается только как определенное: слово старик в предложении Старик выглянул из окна может обозначать только конкретного и скорее всего ранее упомянутого старика и, соответственно, может быть переведено на артиклевый язык только с определенным артиклем.

Уорфа следует считать также родоначальником исследований, посвященных роли языковой метафоры в концептуализации действительности. Именно Уорф показал, что переносное значение слова может влиять на то, как функционирует в речи его исходное значение. Классический пример Уорфа – английское словосочетание empty gasoline drums "пустые цистерны [из-под] бензина". Уорф, получивший профессиональное образование инженера-химика и работавший в страховой компании, обратил внимание на то, что люди недооценивают пожароопасность пустых цистерн, несмотря на то, в них могут содержаться легко воспламеняемые пары бензина. Лингвистическую причину этого явления Уорф видит в следующем. Английское слово empty (как, заметим, и его русский аналог прилагательное пустой) как надпись на цистерне предполагает понимание "отсутствие в емкости содержимого, для хранения которого эта емкость предназначена", однако это слово имеет еще и переносное значение: "ничего не значащий, не имеющий последствий" (ср. русские выражения пустые хлопоты, пустые обещания). Именно это переносное значение слова приводит к тому, что ситуация с пустыми цистернами «моделируется» в сознании носителей как безопасная .

В современной лингвистике именно изучение метафорических значений в обыденном языке оказалось одним из тех направлений, которые наследуют «уорфианские» традиции. Исследования, проводившиеся Дж.Лакоффом, М.Джонсоном и их последователями начиная с 1980-х годов, показали, что языковые метафоры играют важную роль не только в поэтическом языке, они структурируют и наше обыденное восприятие и мышление. Однако современные версии уорфианства интерпретируют принцип лингвистической относительности прежде всего как гипотезу, нуждающуюся в эмпирической проверке. Применительно к изучению языковой метафоры это означает, что на первый план выдвигается сравнительное изучение принципов метафоризации в большом корпусе языков разных ареалов и различной генетической принадлежности с тем, чтобы выяснить, в какой степени метафоры в отдельно взятом языке являются воплощением культурных предпочтений отдельно взятого языкового сообщества, а в какой отражают универсальные биопсихологические свойства человека. Дж.Лакофф, З.Кёвечеш и ряд других авторов показали, например, что в такой области понятий, как человеческие эмоции, важнейший пласт языковой метафоризации основан на универсальных представлениях о человеческом теле, его пространственном расположении, анатомическом строении, физиологических реакциях и т.п. Было обнаружено, что во множестве обследованных языков – ареально, генетически и типологически далеких – эмоции описываются по модели «тело как вместилище эмоций». При этом конкретно-языковые, внутрикультурные вариации возможны в том, например, какая часть тела (или все тело целиком) «отвечает» за данную эмоцию, в виде какой субстанции (твердой, жидкой, газообразной) описываются те или иные чувства. Например, злость и гнев во многих языках, том числе и в русском (Ю.Д.Апресян и ряд других авторов), метафорически связаны с высокой температурой жидкообразного содержимого – закипел от гнева/ярости, ярость клокочет, выплеснул свою злость и т.д. При этом вместилищем гнева, как и большинства других эмоций в русском языке, является грудь, ср. закипело в груди. В японском языке (К.Мацуки) гнев «размещается» не в груди, а в части тела, которая называется hara "брюшная полость, нутро": рассердиться по-японски означает ощутить, что hara ga tatsu "нутро поднимается" .

Выдвинутая более 60 лет назад, гипотеза лингвистической относительности поныне сохраняет статус именно гипотезы. Ее сторонники нередко утверждают, что она ни в каких доказательствах не нуждается, ибо зафиксированное в ней утверждение является очевидным фактом; противники же склонны полагать, что она и не может быть ни доказана, ни опровергнута (что, с точки зрения строгой методологии научного исследования, выводит ее за границы науки; впрочем, сами эти критерии с середины 1960-х годов ставятся под сомнение). В диапазоне же между этими полярными оценками укладываются все более изощренные и многочисленные попытки эмпирической проверки данной гипотезы.

Раздел 2. Современное видение «языковой картины мира» и ее прикладное значение

Современное понимание «языковой картины мира»

Как уже говорилось ранее, современное состояние проблемы изучения языковых картин мира озвучил в своих работах академик Юрий Дереникович Апресян . Представления о них согласно ученого выглядят следующим образом.

Естественный язык отражает собственный способ восприятия и организации мира. Его значения образуют единую систему взглядов, которая является обязательной для всех носителей языка и называется языковой картиной мира. Она является «наивной» в том плане, что зачастую отличается от «научной» картины мира. При этом отраженные в языке наивные представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные .

Исследование наивной картины мира разворачивается в двух основных направлениях.

Во-первых, исследуются отдельные характерные для данного языка концепты, своего рода лингво-культурные изоглоссы и их пучки. Это прежде всего "стереотипы" языкового и более широкого культурного сознания. Например можно выделить типично русские концепты: душа, тоска, судьба, задушевность, удаль, воля (вольная), поле (чистое), даль, авось. С другой стороны, это специфические коннотации неспецифичных концептов. В данном случае можно сказать о символике цветообозначений в разных культурах .

Во-вторых, ведется поиск и реконструкция присущего языку цельного, хотя и "наивного", донаучного взгляда на мир. Развивая метафору лингвистической географии, можно было бы сказать, что исследуются не отдельные изоглоссы или пучки изоглосс, а диалект в целом. Хотя национальная специфика и здесь учитывается со всей возможной полнотой, акцент ставится именно на цельной языковой картине мира. На сегодняшний день ученых в большей степени интересует именно этот подход. Ю. Д. Апресян выделил его основные положения .

1. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (концептуализации) мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. Когда-то грамматические значения противопоставлялись лексическим как подлежащие обязательному выражению, независимо от того, важны они для существа конкретного сообщения или нет. В последние десятилетия было обнаружено, что многие элементы лексических значений тоже выражаются в обязательном порядке .

2. Свойственный языку способ концептуализации действительности (взгляд на мир) отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков .

3. С другой стороны, он "наивен" в том смысле, что во многих существенных деталях отличается от научной картины мира. При этом наивные представления отнюдь не примитивны. Во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные. Таковы, например, наивные представления о внутреннем мире человека. Они отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир .

4. В наивной картине мира можно выделить наивную геометрию, наивную физику пространства и времени (например, вполне релятивистские, хотя и донаучные понятия пространства и времени говорящего и понятие наблюдателя), наивную этику, наивную психологию и т. п. Так, из анализа пар слов типа хвалить и льстить, хвалить и хвалиться, обещать и сулить, смотреть и подсматривать, слушать и подслушивать, смеяться (над кем-л.) и глумиться, свидетель и соглядатай, любознательность и любопытство, распоряжаться и помыкать, предупредительный и подобострастный, гордиться и кичиться, критиковать и чернить, добиваться и домогаться, показывать (свою храбрость) и рисоваться (своей храбростью), жаловаться и ябедничать и др. можно извлечь представление об основополагающих заповедях русской наивно-языковой этики. Вот некоторые из них: "нехорошо преследовать узкокорыстные цели" (домогаться, льстить, сулить); "нехорошо вторгаться в частную жизнь других людей" (подсматривать, подслушивать, соглядатай, любопытство); "нехорошо унижать достоинство других людей" (помыкать, глумиться); "нехорошо забывать о своих чести и достоинстве" (пресмыкаться, подобострастный); "нехорошо преувеличивать свои достоинства и чужие недостатки" (хвастаться, рисоваться, кичиться, чернить); "нехорошо рассказывать третьим лицам о том, что нам не нравится в поведении и поступках наших ближних" (ябедничать); и т. п. Конечно, все эти заповеди — не более чем прописные истины, но любопытно, что они закреплены в значениях слов. Отражаются в языке и некоторые положительные заповеди наивной этики .

Сверхзадачей системной лексикографии является отражение воплощенной в данном языке наивной картины мира — наивной геометрии, физики, этики, психологии и т. д. Наивные представления каждой из этих областей не хаотичны, а образуют определенные системы и, тем самым, должны единообразно описываться в словаре. Для этого, вообще говоря, надо было бы сначала реконструировать по данным лексических и грамматических значений соответствующий фрагмент наивной картины мира. На практике, однако, в этом, как и в других подобных случаях, реконструкция и (лексикографическое) описание идут рука об руку и постоянно корректируют друг друга.

Итак, понятие языковой картины мира включает две связанные между собой, но различные идеи: 1) что картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» (в этом смысле употребляется также термин «наивная картина мира») и 2) что каждый язык «рисует» свою картину, изображающую действительность несколько иначе, чем это делают другие языки. Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики . Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (в том смысле, что дают «ключ» к ее пониманию) и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов тоска, надрыв, авось, удаль, воля, неприкаянный, задушевность, совестно, обидно, неудобно), либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова душа, судьба, счастье, справедливость, пошлость, разлука, обида, жалость, утро, собираться, добираться, как бы). В последние годы в отечественной семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода; его целью является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа лингвоспецифических концептов русского языка в межкультурной перспективе (работы Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, А.Вежбицкой, А.А.Зализняк, И.Б.Левонтиной, Е.В.Рахилиной, Е.В.Урысон, А.Д.Шмелева, Е.С.Яковлевой и др.).

Прикладное значение теории «языковой картины мира»

Анализ языковых картин мира имеет огромное прикладное значение, а особенно в современных условиях глобализации и информатизации, когда стираются границы между странами и регионами, а потенциал современных информационных технологий достиг невиданных доселе вершин.

Изучение проблем языка, речи и их взаимодействия и взаимопроникновения приобретает особую актуальность в контексте диалога культур. Слово, проявляющее в конкретной речевой ситуации одно из своих современных значений, аккумулирует в себе весь опыт и знания (т.е. культуру в широком смысле слова), полученные на протяжении развития человечества, а значит, отражает определенный фрагмент языковой картины мира. Говоря о культуре речи, нужно иметь в виду, что она должна пониматься не только как соблюдение различных норм языка, но и как способность, с одной стороны, правильно подбирать средства для выражения собственных мыслей, а с другой, правильно декодировать речь собеседника. Поэтому изучение языковой картины мира позволяет правильно понять собеседника, корректно перевести и интерпретировать его речь, что представляется немаловажным для решения задач перевода и общения.

Компьютеры вошли в жизнь человека - он все больше и больше полагается на них. Компьютеры печатают документы, управляют сложными технологическими процессами, проектируют технические объекты, развлекают детей и взрослых. Естественно стремление человека как можно полнее выразить себя в алгоритмических устройствах, преодолеть языковый барьер, разделявший два разных мира. Как уже отмечалось, язык, человек и реальность неразрывно связаны между собой. Поэтому обучение компьютера естественному языку – задача чрезвычайно сложная, связанная с глубоким проникновением в законы мышления и языка. Научить компьютер понимать естественный язык - это практически то же самое, что научить его чувствовать мир .

Многие ученые считают решение этой задачи принципиально невозможным. Но так или иначе процесс сближения человека и его «электронного создания» начался, и сегодня еще тяжело предположить, чем он закончится. Во всяком случае, человек, пытаясь моделировать задачу языкового общения, начинает понимать себя гораздо полнее, а значит и свою историю, культуру.

Важно изучение языковой картины мира для лингвистики, философии, социологии, психологии, управления, культурологии, этики, этнографии, истории и других наук. Это знание позволит изучить человека глубже, понять неизвестные еще принципы его деятельности и их основы, открыть дорогу к новым еще неизведанным горизонтам понимания человеческого сознания и бытия.

Заключение

В результате выполнения работы была достигнута поставленная во введении задача. Были рассмотрены основные историко-философские аспекты развития понятия «языковая картина мира» в рамках различных дисциплин и направлений, а также обозначены сферы практического применения накопленного знания.

Выяснилось, что теоретическую основу рассматриваемой предметной области заложил немецкий филолог, философ и языковед Вильгельм Гумбольдт в своей работе «О внутренней форме языка». Дальнейшие исследователи опирались на работу ученого, видоизменяя ее в соответствии с собственным видением проблемы.

Теорию языковой картины мира построил немецкий ученый Лео Вайсгербер, опираясь на учения Гумбольдта. Он же впервые и ввел понятие «языковая картина мира». Учитывая все заслуги Вайсгербера, как основоположника теории, современные ученые все же не согласны с выдвигаемой им идеей, что власть языка над человеком непреодолима и считают, что хотя языковая картина мира накладывает серьезный отпечаток на индивида, действие ее силы абсолютным не является.

Практически параллельно с Вайсгербером была разработана гипотеза «Лингвистической относительности Сепира – Уорфа», ставшая также фундаментальным камнем изучения языковой картины мира. Гипотеза лингвистической относительности является проявлением релятивизма в языкознании. Она гласит, что процессы восприятия и мышления человека обусловлены этноспецифическими особенностями структуры языка. Гипотеза лингвистической относительности, тезис, согласно которому существующие в сознании человека системы понятий, а, следовательно, и существенные особенности его мышления определяются тем конкретным языком, носителем которого этот человек является.

Выдвинутая более 60 лет назад, гипотеза лингвистической относительности поныне сохраняет статус именно гипотезы. В диапазоне же между полярными оценками ее сторонников и противников укладываются все более изощренные и многочисленные попытки эмпирической проверки данной гипотезы, которые, к сожалению, на сегодняшний момент не увенчались успехом.

Современные представления о языковой картине мира изложил академик Ю.Д.Апресян и его последователи. Кратко их можно представить следующим образом.

1. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка и является его языковой картиной.

2. Свойственный языку взгляд на мир отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков.

3. Языковая картина мира "наивна" в том смысле, что во многих существенных деталях отличается от научной картины мира. При этом наивные представления отнюдь не примитивны. Во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные, так как способны служить надежным проводником в мир этой языковой картины.

4. В наивной картине мира можно выделить наивную геометрию, наивную физику, наивную этику, наивную психологию и т. п. Из их анализа можно извлечь представление об основополагающих заповедях той или иной культуры, общности, что позволяет понять их лучше.

Изучением языковой картины мира занимается большое количество ученых, среди которых можно выделить Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюнову, А.Вежбицкую, А.Зализняк, И.Б.Левонтину, Е.В.Рахилину, Е.В.Урысон, А.Д.Шмелева, Е.С.Яковлеву и многих других.

Изучение языковой картины мира представляется важным для многих наук (лингвистики, философии, социологии, психологии, управления, культурологии, этики, этнографии, истории и других). Это знание позволит изучить человека глубже, понять неизвестные еще принципы его деятельности и их основы, открыть дорогу к новым еще неизведанным горизонтам понимания человеческого сознания и бытия.

Список использованной литературы

1. http://psi.webzone.ru/st/051800.htm
2. http://ru.wikipedia.org/
3. http://www.2devochki.ru/90/20739/1.html
4. http://www.booksite.ru/fulltext/1/001/008/051/698.htm
5. http://www.countries.ru/library/culturologists/sepir.htm
6. http://www.gramota.ru/
7. http://www.humanities.edu.ru/db/msg/44837
8. http://www.islu.ru/danilenko/articles/vaiskart.htm
9. http://www.krugosvet.ru/articles/06/1000619/1000619a1.htm
10. http://www.krugosvet.ru/articles/77/1007714/1007714a1.htm
11. http://www.krugosvet.ru/articles/87/1008759/1008759a1.htm
12. http://www.yazyk.net/page.php?id=38
13. Анисимов А.В. Компьютерная лингвистика для всех: Мифы.Алгоритмы.Язык- Киев: Наук. думка, 1991.- 208 с.
14. Апресян Ю.Д. Избранные труды, том II. Интегральное описание языка и системная лексикография. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. - 767 с.
15. Большая электронная энциклопедия Кирилла и Мефодия
16. Люгер Джордж Ф. Искусственный интеллект: стратегии и методы решения сложных проблем, 4-е издание – М.: Издательский дом «Вильямс», 2005. – 864 с.

Концепт (от лат. conceptus — мысль, понятие) - смысловое значение имени (знака), т. е. содержание понятия, объем которого есть предмет (денотат) этого имени (напр., смысловое значение имени Луна — естественный спутник Земли).

Вайсгербер Лео (Weisgerber, Johann Leo) (1899–1985), немецкий филолог. Изучал сравнительное языкознание, германистику, а также романистику и кельтологию. Вайсгербер исследовал вопросы истории языка. Важнейший труд – четырехтомник «О силах немецкого языка» («Von den Krften der deutschen Sprache»), в котором сформулированы и обоснованы положения его лингвофилософской концепции. Из поздних работ Вайсгербера особого внимания заслуживает его книга «Дважды язык» («Zweimal Sprache», 1973) .

Гумбольдт Вильгельм (1767-1835), немецкий филолог, философ, языковед, государственный деятель, дипломат. Развил учение о языке как непрерывном творческом процессе, как «формирующем органе мысли» и о «внутренней форме языка», как выражении индивидуального миросозерцания народа .

У Вильгельма фон Гумбольдта противопоставление «эргон – энергейя» соотносится с другим противопоставлением: «Язык есть не мертвый продукт, а созидающий процесс». В рамках гумбольдтовской диалектической картины мира язык и все связанное с ним предстают то как нечто готовое, законченное (эргон), то как пребывающее в процессе формирования (энергейя). Так, с одной точки зрения, материал языка предстает как уже произведенный, а с другой - как никогда не достигающий состояния завершенности, законченности. Развивая первую точку зрения, Гумбольдт пишет, что каждый народ получает с незапамятных времен материал своего языка от прежних поколений, и деятельность духа, трудящаяся над выработкой выражения мыслей, имеет дело уже с готовым материалом и, соответственно, не творит, а только преобразует. Развивая вторую точку зрения, Гумбольдт замечает, что состав слов языка нельзя представлять готовой массой. Не говоря о постоянном образовании новых слов и форм, весь запас слов в языке, пока язык живет в устах народа, есть непрерывно производящийся и воспроизводящийся результата словообразовательных сил. Он воспроизводится, во-первых, целым народом, которому язык обязан своей формой, в обучении детей речи и, наконец, в ежедневном употреблении речи. В языке как в «вечно повторяющейся работе духа» не может быть ни минуты застоя, его природа - непрерывное развитие под влиянием духовной силы каждого говорящего. Дух непрестанно стремится внести в язык что-либо новое, чтобы, воплотив в него это новое, опять стать под его влияние .

Кассирер Эрнст (Cassirer, Ernst) (1874–1945), немецкий философ и историк. Перу Кассирера принадлежит обширный исторический труд «Проблема познания в философии и науке Нового времени» («Das Erkenntnisproblem in der Philosophie und Wissenschaft der neueren Zeit», 1906–1957), в котором за систематическим изложением проблемы следует ее история от античности до 40-х годов 20 в. Сведя воедино результаты своих занятий культурологией, наукой и историей, он опубликовал еще один трехтомный труд – «Философия символических форм» («Philosophie der symbolischen Formen», 1923–1929). В этих и других работах Кассирер анализировал функции языка, мифа и религии, искусства и истории как «символических форм», через которые человек обретает понимание самого себя и окружающего мира .

Уорф Бенджамин Ли (1897 - 1941 гг.) - американский языковед, этнограф. Исследовал проблему соотношения языка и мышления. Под влиянием идей Э.Сепира и в результате наблюдений над юто-ацтекскими языками сформулировал гипотезу лингвистической относительности (гипотеза Сепира-Уорфа – смотри далее) .

Боас (Boas) Франц (1858 — 1942), американский лингвист, этнограф и антрополог, основатель школы «культурной антропологии». Боас разработал основы строго описательной методики анализа языков и культур, которая стала методологией культурной антропологии — самой значительной школы в американской культурологии и этнографии. Он одним из первых продемонстрировал комплексный описательный подход к изучению народов и культур, который впоследствии станет научной нормой антропологии 20-го века. В отличие от большинства антропологов своего времени, он отказывался считать, что так называемые «примитивные» народы находятся на более ранней ступени развития, чем «цивилизованные», противопоставляя этому этноцентрическому взгляду культурный релятивизм, т. е. убеждение, что все культуры, сколь бы они ни были различны на вид, развиты и ценны одинаково.

Юрий Дереникович Апресян (род. 1930) — российский лингвист, академик РАН (1992). Автор трудов в области семантики, синтаксиса, лексикографии, структурной и математической лингвистики, машинного перевода и др. Среди его трудов следует выделить: «Идеи и методы современной структурной лингвистики (краткий очерк)», 1966, «Экспериментальное исследование семантики русского глагола», 1967, «Интегральное описание языка и системная лексикография // Избранные труды», «Языки русской культуры», 1995 .

Изоглосса (от изо... и греч. glossa — язык, речь) - линия на карте, обозначающая в лингвистической географии границы распространения какого-либо языкового явления (фонетического, морфологического, синтаксического, лексического и др.). Например, можно провести И., показывающие распространение в юго-западных областях РСФСР слова «гомонить» в значении «говорить». Наряду с общим термином «И.» используются также частные — изофона (И., показывающая распространение звука), изосинтагма (И., показывающая распространение синтаксического явления) и т. п. .

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

хорошую работу на сайт">

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования и науки Российской Федерации

Государственное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования

«Челябинский государственный университет» (ФГБУ ВПО «ЧелГУ»)

Факультет лингвистики и перевода

Кафедра романских языков и межкультурной коммуникации

На тему: «Языковая картина мира»

Челябинск 2014

Введение

2. Язык как зеркало культуры

4. Концептуальный анализ

5. Взаимосвязь картин мира

Заключение

Введение

За последние десятилетия, как в России, так и в мире наблюдается возрастающий интерес к изучению культуры с позиции языкознания и психолингвистики, прежде всего к тому, что стоит за языком, за речью, за речевой деятельностью, т. е. к самому человеку как носителю, как субъекту речевой деятельности. Человек, как носитель определенной культуры и говорящий на определенном языке, рассматривается в тесном взаимоотношении с носителем культур и языков народов мира.

Актуальность исследования национально-культурной специфики картины мира признана в последнее время мировой наукой и практикой, что хорошо согласуется с общей тенденцией разных наук помещать культуру в центр теоретических построений, так или иначе связанных с изучением человека. Проблема языка и культуры касается самого развития науки о языке, которая в настоящее время не замыкается в рамках собственной языковой структуры и требует рассмотрения экстралингвистических факторов.

Актуально конкретное исследование того, как в языковых единицах отразился сам человек как национальная личность во всем многообразии своих проявлений.

Цели работы:

1) исследование картины мира и её составляющих;

2) определить составные элементы национальной языковой личности;

Практическая ценность исследования состоит в том, что полученные результаты могут найти применение в преподавании теоретических и специальных курсов по общему и сравнительному языкознанию, типологии языков, психолингвистики, лексикологии, лингвокультурологии, в практике преподавания иностранных языков и при составлении различного рода словарей и учебных пособий, а также для разработки тематики дипломных и курсовых работ.

1. Взаимосвязь языка и культуры. Язык как основа культуры

Начиная с XIX века и по сей день, проблема взаимосвязи, взаимодействия языка и культуры является одной из центральных в языкознании.

Первые попытки решения этой проблемы усматривают в трудах В. Гумбольдта еще в 1895 году, основные положения концепции которого можно свести к следующему:

· материальная и духовная культура воплощаются в языке;

· всякая культура национальна, ее национальный характер выражен в языке посредством особого видения мира;

· языку присуща специфическая для каждого народа внутренняя форма. Внутренняя форма языка - это выражение «народного духа», его культуры;

· язык есть опосредующее звено между человеком и окружающим его миром.

Мысль о том, что язык и действительность структурно сходны, высказывал еще Л. Ельмслев, отмечавший, что структура языка может быть приравнена к структуре действительности или взята как более или менее деформированное ее отражение.

Е.Ф. Тарасов отмечает, что язык включен в культуру, так как «тело» знака является культурным предметом, в форме которого опредмечена языковая и коммуникативная способность человека, значение знака - это также культурное образование, которое возникает только в человеческой деятельности. Также и культура включена в язык, поскольку вся она смоделирована в тексте.

Очевидно, что никто не обнаружит культуру в состоянии неопределенности, поскольку все человеческие сообщества состоят из человеческих существ, которые разговаривают, но культура, и, в сущности, так и происходит на самом деле, может изучаться в значительной изоляции, даже в большей, чем человеческое существо исследуется в физической антропологии; между тем лингвистика изучает не то, о чем говорит человеческое существо, а скорее структуру разговора. То, о чем оно говорит, называется (и философами и семантиками) смыслом, но для большинства антропологов это что и есть культура [Вегелин 1949:36].

Человеческая культура, с другой стороны, является не только хранилищем разрозненных актов. Антропологи (или, по крайней мере, большинство из них) давным-давно отказались от представления, что культура - это просто набор характерных особенностей, актов и артефактов. Культура скорее представляет собой, по словам Клакхона и Келли, "исторически сложившуюся систему явных и тайных моделей образа жизни, которая принимается всеми или специально назначенными членами группы" . Сумма знаний, приобретаемых человеком в процессе приобщения к какой-либо культуре - это организованный (или структурированный) набор вариантов поведения, из которых он отбирает и использует то, что применимо к возникающим ситуациям повседневной жизни. Со временем и особенно под воздействием многих новых ситуаций, например, в периоды быстрой аккультурации в человеческой группе возникали новые варианты жизнеустройства и модификации прежних образцов, сознательно или бессознательно извлеченные из ситуаций и проблем, с которыми сталкивались члены группы.

Язык без труда вписывается в эту концепцию культуры. Как культура вбирает все исторические сложившиеся, структурированные модели поведения, которые «принимаются всеми или специально назначенными членами группы», так и язык включает модели разговорной речи с точно такими же атрибутами. Языки, как и другие аспекты культуры, разнообразны и непохожи; каждое общество имеет свой язык, равно как и собственные технические приемы, формы социального и политического устройства и модели экономического и религиозного поведения. Язык подобно любому другому аспекту культуры аккумулирует и постоянно трансформирует «гигантскую и анонимную подсознательную работу многих поколений» [Сэпир 1921:235]. Наконец, совершенно невозможно себе представить происхождение или развитие культуры отдельно от языка, ибо язык - это такая часть культуры, которая в большей мере, чем любая другая, дает возможность человеку не только приобретать собственный опыт в процессе непрерывного обучения, но и пользоваться приобретенными в прошлом или настоящем опытом и знаниями других людей, которые являются или были членами группы. В той степени, в какой культура как целое состоит из общепонимаемых моментов, ее лингвистический аспект является ее наиболее жизненной и необходимой частью.

2. Язык как зеркало культуры

Язык -- зеркало окружающего мира, он отражает действительность и создает свою картину мира, специфичную и уникальную для каждого языка и, соответственно, народа, этнической группы, речевого коллектива, пользующегося данным языком как средством общения. Сравнение языка с зеркалом возможно: в нем действительно отражается окружающий мир. За каждым словом стоит предмет или явление реального мира. Язык отражает все: географию, климат, историю, условия жизни. Но между языком и реальным миром стоит человек.

Именно человек воспринимает и осознает мир посредством органов чувств и на этой основе создает систему представлений о мире. Пропустив их через свое сознание, осмыслив результаты этого восприятия, он передает их другим членам своего речевого коллектива с помощью языка. Иначе говоря, между реальностью и языком стоит мышление. Слово отражает не сам предмет реальности, а то его видение, которое навязано носителю языка имеющимся в его сознании представлением, понятием об этом предмете. Понятие же составляется на уровне обобщения неких основных признаков, образующих это понятие, и поэтому представляет собой абстракцию, отвлечение от конкретных черт. Путь от реального мира к понятию и далее к словесному выражению различен у разных народов, что обусловлено различиями истории, географии, особенностями жизни этих народов и, соответственно, различиями развития их общественного сознания. Поскольку наше сознание обусловлено как коллективно (образом жизни, обычаями, традициями и т. п., то есть всем тем, что выше определялось словом культура в его широком, этнографическом смысле), так и индивидуально (специфическим восприятием мира, свойственным данному конкретному индивидууму), то язык отражает действительность не прямо, а через два зигзага: от реального мира к мышлению и от мышления к языку.

Таким образом, язык, мышление и культура взаимосвязаны настолько тесно, что практически составляют единое целое, состоящее из этих трех компонентов, ни один из которых не может функционировать (а, следовательно, и существовать) без двух других. Все вместе они соотносятся с реальным миром, противостоят ему, зависят от него, отражают и одновременно формируют его.

3. Понятие языковой картины мира

В современном понимании картина мира - это своего рода портрет мироздания, это некая копия Вселенной, которая предполагает описание того, как устроен мир, какими законами он управляется, что лежит в его основе и как он развивается, как выглядят пространство и время, как взаимодействуют между собой различные объекты, какое место занимает человек в этом мире и т.п. Наиболее полное представление о мире дает его научная картина, которая опирается на важнейшие научные достижения и упорядочивает наши знания о различных свойствах и закономерностях бытия. Можно сказать, что это своеобразная форма систематизации знаний, это целостная и одновременно сложная структура, в которую может быть включена как общенаучная картина мира, так и картины мира отдельных частных наук, которые в свою очередь могут опираться на целый ряд различных концепций, причем концепций, постоянно обновляющихся и видоизменяющихся.

Выделяются три направления в изучении и картины мира:

· Философское (от Гегеля до наших дней);

· Психологическое или психолингвистическое (Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев и др.);

· Лингвистическое (Ю.Н. Караулов, Ю.С. Степанов и др.).

Понятие картины мира стало центральным в ряде наук таких, как культурология, этнография, психология, лингвистика. Представление о картине мира как некотором суммарном знании традиционно. Само понятие картина мира не всегда трактуется однозначно, так как к нему обращаются философы, психологи, нейрофизиологи, психолингвисты. [Зотова М.Е. 2013: 8].

Само понятие языковая картина мира (но не термин, его именующий) восходит к идеям Вильгельма фон Гумбольдта, выдающегося немецкого филолога, философа и государственного деятеля. Рассматривая соотношение языка и мышления, Гумбольдт пришел к выводу, что мышление не просто зависит от языка вообще, а до определенной степени оно зависит от каждого конкретного языка. Ему, конечно же, были хорошо известны попытки создания универсальных знаковых систем, подобных тем, которыми располагает, например, математика. Гумбольдт не отрицает того, что некоторое число слов различных языков можно «привести к общему знаменателю», но в подавляющем большинстве случаев это невозможно: индивидуальность разных языков проявляется во всем - от алфавита до представлений о мире; огромное число понятий и грамматических особенностей одного языка зачастую не может быть сохранено при переводе на другой язык без их преобразования.

Познание и язык взаимоопределяют друг друга, и более того: по мнению Гумбольдта, языки являются не просто средством изображения уже познанной истины, а орудием открытия еще непознанного, и вообще язык - это «орган, формирующий мысль», он не просто средство общения, а еще и выражение духа и мировидения говорящего. Через многообразие языков для нас открывается богатство мира и многообразие того, что мы познаем в нем, поскольку разные языки дают нам разные способы мышления и восприятия окружающей нас действительности. Знаменитая метафора, предложенная в этой связи Гумбольдтом, - это метафора кругов: по его мнению, каждый язык описывает вокруг нации, которую он обслуживает, круг, выйти за пределы которого человек может лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка. Изучение чужого языка является поэтому приобретением новой точки зрения в уже сложившемся у данного индивида мировосприятии.

И всё это возможно потому, что язык человека представляет собой особый мир, который расположен между существующим независимо от нас внешним миром и тем внутренним миром, который заключен внутри нас. Этот тезис Гумбольдта, прозвучавший в 1806 г., через сто с небольшим лет превратится в важнейший неогумбольдтианский постулат о языке как промежуточном мире (Zwischenwelt).

Заслуга Л. Вайсгербера заключается в том, что он ввел в научную терминологическую систему понятие «языковая картина мира». Это понятие определило своеобразие его лингвофилософской концепции наряду с «промежуточным миром» и «энергией» языка.

Основными характеристиками языковой картины мира, которыми её наделяет Л. Вайсгербер, являются следующие:

· языковая картина мира - это система всех возможных содержаний: духовных, определяющих своеобразие культуры и менталитета данной языковой общности, и языковых, обусловливающих существование и функционирование самого языка;

язык культура лингвоспецифичный

· языковая картина мира, с одной стороны, есть следствие исторического развития этноса и языка, а, с другой стороны, является причиной своеобразного пути их дальнейшего развития;

· языковая картина мира как единый «живой организм» чётко структурирована и в языковом выражении является многоуровневой. Она определяет особый набор звуков и звуковых сочетаний, особенности строения артикуляционного аппарата носителей языка, просодические характеристики речи, словарный состав, словообразовательные возможности языка и синтаксис словосочетаний и предложений, а также свой паремиологический багаж. Другими словами, языковая картина мира обусловливает суммарное коммуникативное поведение, понимание внешнего мира природы и внутреннего мира человека и языковую систему;

· языковая картина мира изменчива во времени и, как любой «живой организм», подвержена развитию, то есть в вертикальном (диахроническом) смысле она в каждый последующий этап развития отчасти нетождественна сама себе;

· языковая картина мира создает однородность языковой сущности, способствуя закреплению языкового, а значит и культурного её своеобразия в видении мира и его обозначения средствами языка;

· языковая картина мира существует в однородном своеобразном самосознании языковой общности и передается последующим поколениям через особое мировоззрение, правила поведения, образ жизни, запёчатлённые средствами языка;

· картина мира какого-либо языка и есть та преобразующая сила языка, которая формирует представление об окружающем мире через язык как «промежуточный мир» у носителей этого языка;

· языковая картина мира конкретной языковой общности и есть её общекультурное достояние

Итак, понятие языковой картины мира включает две связанные между собой, но различные идеи:

· что картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» (в этом смысле употребляется также термин «наивная картина мира»).

· что каждый язык «рисует» свою картину, изображающую действительность несколько иначе, чем это делают другие языки.

Научная картина мира существенно отличается от религиозных концепций мироздания: в основе научной картины лежит эксперимент, благодаря которому можно подтвердить или опровергнуть достоверность тех или иных суждений; а в основе религиозной картины лежит вера (в священные тексты, в слова пророков и т.п.).

Наивная картина мира отражает материальный и духовный опыт какого-либо народа, говорящего на том или ином языке, она может довольно существенно отличаться от научной картины, которая никоим образом не зависит от языка и может быть общей для разных народов. Наивная картина формируется под влиянием культурных ценностей и традиций той или иной нации, актуальных в определенную историческую эпоху и находит свое отражение, прежде всего, в языке - в его словах и формах. Используя в речи слова, несущие в своих значениях те или иные смыслы, носитель определенного языка, не осознавая, принимает и разделяет определенный взгляд на мир.

Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка, то есть лингвоспецифичные концепты, обладающие двумя свойствами: во-первых, они являются «ключевыми» для данной культуры, так как дают «ключ» к ее пониманию, и во-вторых, одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует, например, для русских слов авось, удаль, неприкаянный, совестно; либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными, например, русские слова душа, судьба, жалость, собираться, добираться, как бы. В последние годы в семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода; его целью является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа лингвоспецифических концептов русского языка в межкультурной перспективе.

4. Концептуальный анализ

Одним из распространенных приемов реконструкции языковой картины мира является анализ метафорической сочетаемости слов абстрактной семантики, выявляющий «чувственно воспринимаемый», «конкретный» образ, сопоставляемый в наивной картине мира данному «абстрактному» понятию и обеспечивающий допустимость в языке определенного класса словосочетаний, которые так же называются «метафорическими». Так, например, из существования в русском языке сочетаний таких как: его гложет тоска, тоска заела, тоска напала - можно сделать вывод о том, что «тоска» в русской языковой картине мира предстает как некий хищный зверь. Этот прием впервые был независимо применен в книге Н.Д. Арутюновой «Предложение и его смысл», в статье В.А. Успенского «О вещных коннотациях абстрактных существительных», а также в известной книге Дж. Лакоффа и М.Джонсона «Метафоры, которыми мы живем».

Выражения типа «гложет тоска» или «раздавлен горем» вводят в рассмотрение две ситуации: одна, «невидимая», «абстрактная», представление о которой мы хотим передать (т.е. являющаяся нашей «целью»), и другая, «видимая», «конкретная», сходство с которой является «источником» информации, средством создания нужного представления.

Представить себе - значит «поставить перед собой», чтобы увидеть. Для этого и нужна метафора: чтобы представить себе то, что увидеть трудно или невозможно, мы представляем себе то, что увидеть легко, и говорим, что «то» похоже на «это». Однако редко бывает так, чтобы некоторый абстрактный объект во всех отношениях был подобен некоторому конкретному объекту. Гораздо чаще искомый невидимый предмет обладает несколькими свойствами, и при этом конкретного, «представимого» объекта с тем же набором свойств найти не удается. В таком случае каждое свойство, будучи сущностью еще более абстрактной и невидимой, как бы «вырастает» в отдельный предмет, которым оно репрезентируется. Так, например, горе и отчаянье, с одной стороны, и размышления и воспоминания - с другой обладают некоторым свойством, которое репрезентируется образом водоема: первые два могут быть глубокими, а во вторые два человек погружается. Если попытаться описать это свойство, не используя метафору (что оказывается значительно труднее), то, по-видимому, оно состоит в том, что перечисленные внутренние состояния делают для человека недоступным контакт с внешним миром - как если бы он находился на дне водоема. Другое свойство перечисленных внутренних состояний репрезентируется образом живого существа, обладающего властью над субъектом или подвергающего его насилию. Размышления и воспоминания, кроме того, могут нахлынуть (образ волны) - здесь опять возникает водная стихия, но представляет она уже другое свойство: внезапность наступления этих состояний (плюс идея полной поглощенности - примерно та же, что в погрузиться).

Таким образом, каждое абстрактное имя вызывает к жизни представление не об одном конкретном предмете, а о целом ряде различных предметов, обладая одновременно свойствами, репрезентируемыми каждым из них. Иначе говоря, анализ сочетаемости слова абстрактной семантики позволяет выявить целый ряд различных и не сводимых воедино образов, сопоставленных ему в обыденном сознании. Так, представление о том, что совесть - это «маленький грызун», восстанавливаемое на основании сочетаний с глаголами грызть, кусать, царапать, вонзать зубы; угрызения совести (идея «маленький», по-видимому, возникает из-за того, что совесть в этих контекстах мыслится как находящаяся внутри человека), отражает свойство совести доставлять определенного рода неприятные ощущения. Какого именного рода - можно описать только через сравнение: как будто тебя кусает или царапает кто-то маленький. Сочетания чистая или нечистая совесть, «пятно на совести» основаны на образе, представляющем другое свойство совести: направлять поступки человека в сторону от зла (репрезентируемого образом чего-то нечистого). Наконец, сочетаемость с глаголами говорить, велеть, увещевать, дремать, пробуждаться, выражения укоры совести, голос совести и др., основанные на уподоблении совести человеку, отражают еще одно свойство совести - ее способность управлять мыслями, чувствами и поступками. Возможно, у совести можно обнаружить еще какие-то свойства, которые репрезентируются другими объектами.

5. Взаимосвязь картин мира

Современные авторы картину мира определяют как «глобальный образ мира, лежащий в основе мировоззрения человека, то есть выражающий существенные свойства мира в понимании человека в результате его духовной и познавательной деятельности» [Постовалова 2001:21]. Но «мир» следует понимать не только как наглядную реальность, или окружающую человека действительность, а как сознание-реальность в гармоничном симбиозе их единства для человека.

Картина мира представляет собой центральное понятие концепции человека, выражает специфику его существования. Понятие картины мира относится к числу фундаментальных понятий, выражающих специфику человеческого бытия, взаимоотношения его с миром, важнейшие условия его существования в мире. Картина мира есть целостный образ мира, который является результатом всей активности человека. Она возникает у человека в ходе всех его контактов и взаимодействий с внешним миром. Это могут быть и бытовые контакты с миром, и предметно - практическая активность человека. Так как в формировании картины мира принимают участие все стороны психической деятельности человека, начиная с ощущений, восприятий, представлений и заканчивая мышлением человека, то очень сложно говорить о каком-либо одном процессе, связанным с формированием картины мира у человека. Человек созерцает мир, осмысливает его, ощущает, познаёт, отражает. В результате этих процессов у человека возникает образ мира, или мировидение.

«Отпечатки» картины мира можно обнаружить в языке, в жестах, в изобразительном искусстве, музыке, ритуалах, этикете, вещах, мимике, в поведении людей. Картина мира формирует тип отношения человека к миру - природе, другим людям, задаёт нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к жизни (Апресян 1998:45).

Что касается отражения картины мира в языке, то введения понятия «картины мира» в антропологическую лингвистику позволяет различать два вида влияния человека на язык:

· влияние психофизиологических и другого рода особенностей человека на конститутивные свойства языка;

· влияние на язык различных картин мира - религиозно-мифологической, философской, научной, художественной.

Язык непосредственно участвует в двух процессах, связанных с картиной мира. Во-первых, в его недрах формируется языковая картина мира, один из наиболее глубинных слоёв картины мира у человека. Во-вторых, сам язык выражает и эксплицирует другие картины мира человека, которые через посредство специальной лексики входят в язык, привнося в него черты человека, его культуры. При помощи языка опытное знание, полученное отдельными индивидами, превращается в коллективное достояние, коллективный опыт. Каждая из картин мира, которая в качестве отображаемого фрагмента мира представляет язык как особый феномен, задаёт своё видение языка и по-своему определяет принцип действия языка. Изучение и сопоставление различных видений языка через призмы разных картин мира может предложить лингвистике новые пути для проникновения в природу языка и его познание.

Языковую картину мира принято отграничивать от концептуальной, или когнитивной модели мира, которая является основой языкового воплощения, словесной концептуализации совокупности знаний человека о мире. Языковую, или наивную картину мира так же принято интерпретировать как отражение обиходных, обывательских представлений о мире. Идея наивной модели мира состоит в следующем: в каждом естественном языке отражается определённый способ восприятия мира, навязываемый в качестве обязательного всем носителям языка. Ю.Д. Апресян языковую картину мира называет наивной в том смысле, что научные определения и языковые толкования не всегда совпадают по объёму и даже содержанию [Апресян 1998:357]. Концептуальная картина мира или «модель» мира, в отличие от языковой, постоянно меняется, отражая результаты познавательной и социальной деятельности, но отдельные фрагменты языковой картины мира ещё долго сохраняют пережиточные, реликтовые представления людей о мироздании.

Гносеологические, культурологические и другие особенности языковой концептуализации тесно связаны между собой, а их размежевание всегда является условным и приблизительным. Это относится как к отличиям способов номинации, так и к специфике языкового членения мира.

Следует учесть, что восприятие той или иной ситуации, того или иного объекта находится в прямой зависимости также и от субъекта восприятия, от его фоновых знаний, опыта, ожиданий, от того, где располагается он сам что непосредственно находится в поле его зрения. Это, в свою, очередь, даёт возможность описывать одну и ту же ситуацию с разных точек зрения, перспектив, что, несомненно, расширяет представления о ней. Каким бы субъективным не был процесс «конструирования мира», он, тем не менее, самым непосредственным образом предполагает учёт самых различных объективных аспектов ситуации, реального положения дел в мире; следствием же этого процесса является создание «субъективного образа объективного мира»

При оценке картины мира следует понимать, что она - не отображение мира и не окно в мир, а она является интерпретацией человеком окружающего мира, способом его миропонимания. «Язык - отнюдь не простое зеркало мира, а потому фиксирует не только воспринятое, но и осмысленное, осознанное, интерпретированное человеком» [Кубрякова 1967:95]. Это означает, что мир для человека - это не только то, что он воспринял посредством своих органов чувств. Напротив, более или менее значительную часть этого мира составляют субъективные результаты осуществлённой человеком интерпретации воспринятого. Поэтому говорить, что язык есть «зеркало мира», правомерно, однако это зеркало не идеально: оно представляет мир не непосредственно, а в субъективном познавательном преломлении сообщества людей.

Существует много интерпретаций понятия «языковая картина мира». Это обусловлено существующими расхождениями в картинах мира разных языков, так как восприятие окружающего мира зависит от культурно-национальных особенностей носителей конкретного языка. Каждая из картин мира задаёт своё видение языка, поэтому очень важно различать понятия «научной (концептуальной) картины мира» и «языковой (наивной) картины мира».

6. Русская языковая картина мира

Картины мира, рисуемые разными языками, в чем-то между собой похожи, в чем-то различны. Различия между языковыми картинами обнаруживают себя, в первую очередь, в лингвоспецифичных словах, не переводимых на другие языки и заключающих в себе специфические для данного языка концепты. Исследование лингвоспецифичных слов в их взаимосвязи и в межкультурной перспективе позволяет уже сегодня говорить о восстановлении достаточно существенных фрагментов русской языковой картины мира и конституирующих их идей.

Как отмечают многие исследователи (в частности, Н.И. Толстой, А.Д. Шмелев), для русской языковой картины мира характерно противопоставление «возвышенного» и «приземленного», «мира горнего» и «мира дольнего» одновременно с отчетливым предпочтением первого. Целый ряд важных понятий существует в русском языке в таких двух ипостасях, которые иногда называются даже разными словами - ср. следующие пары слов, противопоставленные, в частности, по признаку «высокий» - «низкий»: истина и правда , долг и обязанность , благо и добро. Ярким примером такого рода ценностной поляризации может служить пара радость - удовольствие.

Между словами радость и удовольствие имеется множество различий, среди которых два являются главными, определяющими все остальные. Первое состоит в том, что радость - это чувство, а удовольствие всего лишь «положительная чувственно-физиологическая реакция». Второе и главное - в том, что радость относится к «высокому», духовному миру, в то время как удовольствие относится к «низкому», профанному, телесному. При этом, поскольку оппозиция «душа - тело» уже входит в систему других аксиологически значимых оппозиций (высокое - низкое, небесное - земное, сакральное - профанное, внутреннее - внешнее и т.д.), соответствующее распределение происходит и в паре радость - удовольствие .

Относительно места интеллекта в русской языковой картине мира можно сказать следующее. Показательным является уже само по себе отсутствие в ней концепта, по своей значимости сопоставимого с душой (значимость концепта проявляется, в частности, в его разработанности, т.е. богатстве метафорики и идиоматики. Но главное - в том, что ум в русском языковом сознании являет собой относительно малую ценность. В известном стихотворении Тютчева Умом Россию не понять... содержится не только соответствующее явное утверждение, но еще и скрытая импликация (вытекающая из сопоставления со следующей строкой «аршином общим не измерить») - что истинное знание умом и не достигается. То есть то знание, которое является истинно ценным, локализуется в душе или в сердце , а не в голове .

Сравнение русских слов счастлив , счастье и английских happy, happiness показывает, что расхождения между ними столь существенны, что вообще вызывает сомнение их эквивалентность. Согласно А. Вежбицкой, слово happy является «повседневным словом» в английском языке, а happiness обозначает «эмоцию, которая ассоциируется с „настоящей“ улыбкой». По мнению сторонников теории «базовых эмоций», выделяемых на основании соответствующих им универсальных особенностей мимики, к их числу относится и эмоция, обозначаемая в английском языке словом happiness.

Тогда как русское счастье ни в коей мере не является «повседневным словом»: оно принадлежит к «высокому» регистру и несет в себе очень сильный эмоциональный заряд. Ни в каком смысле счастье не относится в русском языке к числу «базовых эмоций». В отличие от английского happy, констатирующего, что состояние человека соответствует некоторой норме эмоционального благополучия, русское слово счастлив описывает состояние, безусловно отклоняющееся от нормы. Счастье относится к сфере идеального и в реальности недостижимого (ср. Пушкинское На свете счастья нет... ); находится где-то рядом со «смыслом жизни» и другими фундаментальными и непостижимыми категориями бытия.

Часто обращают внимание на то, что границы между временами суток не совпадают в представлении носителей разных языков. Так, для говорящих на английском или французском языке утро - это часть суток от полуночи до полудня (например, one in the morning), тогда как для носителей русского языка время, непосредственно следующее за полуночью, - это ночь, а не утро: мы говорим час ночи , а не час утра. Однако различия этим не исчерпываются: особенность русской языковой картины мира состоит в том, что время суток в ней определяется деятельностью, которая его наполняет.

Русский язык располагает средствами для весьма детализированного обозначения первой части суток: утром , поутру , с утра , под утро , к утру , утречком , с утречка , с утреца и т.д. При этом, как выясняется, решая, какое из них выбрать, мы учитываем, в частности, чем человек занимался во время, до и после наступления этого времени суток. Так, мы можем сказать Завтра утречком я хотел бы сбегать на речку искупаться - при том, что фраза Завтра утречком я хотел бы подольше поспать звучит несколько странно. Действительно, утречком можно заниматься лишь какой-то активной деятельностью. Утречком выражает готовность и желание приступить к дневной деятельности, началом которой является утро; отсюда - оттенок бодрости и хорошего настроения. Выражения наутро , поутру и с утра используются, когда мы говорим о ситуациях, только что возникших или возобновившихся после перерыва на ночь. Наоборот, выражения под утро и к утру допустимы, лишь когда речь идет о чем-то, продолжавшемся всю ночь. Так, если мы говорим, что кто-то пил вечером вино , а с утра - коньяк , это значит, что в питье алкогольных напитков был сделан перерыв (скорее всего, для сна), но если сказать Вечером пили вино , а под утро - коньяк , это будет означать, что пили без перерыва или, во всяком случае, не ложились спать.

Итак, обозначение времени суток в русской языковой картине мира зависит от того, какой деятельностью оно заполнено, - в отличие от западно-европейской модели, где, наоборот, характер деятельности, которой надлежит заниматься, детерминируется временем суток. «Сейчас мы будем завтракать: каждой вещи свое время», - говорит героиня оперы Кавалер Роз в ответ на порыв страсти, охвативший утром ее юного любовника.

Авось , небось и как-нибудь . Одной из основных идейных составляющих русской языковой картины мира является представление о непредсказуемости мира: человек не может ни предвидеть будущее, ни повлиять на него. Эта идея реализуется в нескольких вариантах. С одной стороны, она входит в значение ряда специфических слов и выражений, связанных с проблемой вероятности, таких, как а вдруг ?, на всякий случай , если что , а также в знаменитом русском авось , которое в последнее время является устаревшим. Все эти слова опираются на представление о том, что будущее предвидеть нельзя; поэтому нельзя ни полностью застраховаться от неприятностей, ни исключить, что вопреки всякому вероятию произойдет что-то хорошее. С другой стороны, идея непредсказуемости мира оборачивается непредсказуемостью результата, в том числе результата собственных действий.

Глагол собираться является одним из весьма характерных и труднопереводимых слов русского языка. В современном языке он очень частотен, особенно в разговорной речи. Наиболее яркая особенность собираться состоит в следующем. Хотя этот глагол указывает прежде всего на определенное ментальное состояние субъекта, в нем достаточно сильна и идея процесса. Это отчасти обусловлено связью с другими значениями собираться , ср.: Распустив волосы , я долго сидела на постели , все собираясь что-то решить , потом закрыла глаза , облокотясь на подушку , и внезапно заснула (И. Бунин).

Процесс, подразумеваемый глаголом собираться , отчасти может быть понят как процесс мобилизации внутренних и иногда даже внешних ресурсов. Однако в гораздо большей степени собираться предполагает сугубо метафизический процесс, который не имеет никаких осязаемых проявлений. Идея такого процесса составляет специфику русского собираться и отличает его как от близких слов русского языка (намереваться , намерен ), так и от его эквивалентов в европейских языках (которые соотносятся скорее с намереваться , чем с собираться ), ср. англ. to intend (а также to be going to ).

Заключение

Изучение языковой картины мира оказывается в настоящее время актуальным и для решения задач перевода и общения, поскольку перевод осуществляется не просто с одного языка на другой язык, а с одной культуры - на другую. Даже понятие культуры речи трактуется теперь довольно широко: она понимается не только как соблюдение конкретных языковых норм, но и как способность говорящего корректно формулировать собственные мысли и адекватно интерпретировать речь собеседника, что в ряде случаев также требует знания и осознания специфики того или иного миропонимания, заключенного в языковых формах.

Понятие языковой картины мира играет немаловажную роль и в прикладных исследованиях, связанных с решением задач в рамках теорий искусственного интеллекта: сейчас стало понятно, что понимание компьютером естественного языка требует осмысления структурированных в этом языке знаний и представлений о мире, что связано зачастую не только с логическими рассуждениями или с большим объемом знаний и опыта, но и с наличием в каждом языке своеобразных метафор - не просто языковых, а метафор, представляющих собой формы мыслей и требующих правильных интерпретаций.

Языковая картина мира отображает обиходно-эмпирический, культурный или исторический опыт некоторого языкового коллектива. Следует отметить, что к рассмотрению национально-культурной специфики тех или иных аспектов или фрагментов картины мира исследователи подходят с разных позиций: одни берут за исходное язык, анализируют установленные факты межъязыкового сходства или расхождения через призму языковой системности и говорят о языковой картине мира; для других исходной является культура, языковое сознание членов определенной лингвокультурной общности, а в центре внимания оказывается образ мира. Картина мира представляет собой центральное понятие концепции человека, выражает специфику его существования. Картина мира формирует тип отношения человека к миру - природе, другим людям, задаёт нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к жизни

Исходя из вышеизложенного можно сказать, что язык выступает в качестве зеркала национальной культуры, ее хранителя. Языковые единицы, прежде всего слова, фиксируют содержание, которое в той или иной мере восходит к условиям жизни народа - носителя языка. В анализируемом нами английском языках, как и в любых других, важна и интересна так называемая национально-культурная семантика языка, т.е. те языковые значения, которые отражают, фиксируют и передают от поколения к поколению особенности природы, характер экономики и общественного устройства страны, ее фольклора, художественной литературы, искусства, науки, а также особенности быта, обычаев и истории народа.

Можно утверждать, что национально-культурная семантика языка - это продукт истории, включающий в себя также прошлое культуры. И чем богаче история народа, тем ярче и содержательнее строевые единицы языка.

Список использованной литературы

1. Вежбицкая А. Язык, культура, познание. М., 1996.

2. Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Русское «заодно» как выражение жизненной позиции. - 1996.

3. А.А. Зализняк, И.Б. Левонтина и А.Д. Шмелёв. Ключевые идеи русской языковой картины мира, 2005.

4. Шмелев А.Д. Лексический состав русского языка как отражение «русской души».

5. Э. Сепир. «Статус лингвистики как науки», 1993

6. Пеньковский А.Б. «Радость» и «удовольствие» в представлении русского языка», 1991.

7. http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/YAZIKOVAYA_KARTINA_MIRA.html

Размещено на Allbest.ru

...

Подобные документы

Феномен понятия "картина мира". Функциональные, образные и дискурсивные, номинативные средства языка как элементы языковой картины мира. Анализ фрагмента языковой картины мира лексико-семантического поля "Pleasure" в современном английском языке.

реферат , добавлен 06.09.2009


Исследование влияния культуры и образа жизни на семантические особенности языка. Выявление лингвокультурных особенностей картины мира Великобритании. Научно-теоретические основы отражения социально-культурных факторов русской языковой картины мира.

курсовая работа , добавлен 28.06.2010


Понятие языковая картина мира. Языковая картина мира в лингвокультурологии и этнопсихолингвистике. Различия в научной и наивной картинах мира. История рассмотрения языковой картины мира в науке и лингвистике. Изучение языковой картины мира в лингвистике.

реферат , добавлен 01.12.2008


Национально-культурная специфика фрагментов картины мира как основа понимания смысла речевого произведения. Анализ фактов межъязыкового сходства или расхождений; элементы национальной языковой личности. Понятие фрейма, закономерности текстопостроения.

реферат , добавлен 02.11.2011


Суть языковой картины мира. Неогумбольдтианская теория. Национальный язык. Территориальные и социальные диалекты, как особая языковая форма. Особенности немецких диалектов. Общее описание и лексические особенности баварского диалекта. Понятие изоглоссов.

курсовая работа , добавлен 04.06.2016


Взаимосвязь языка и культуры. Содержание понятия языковая картина мира в современной лингвистике. Сущность и главные свойства образности, классификация средств. Отражение в языковой образности социально-культурных факторов английской языковой личности.

дипломная работа , добавлен 28.06.2010


Языковая картина мира как форма фиксации национальной культуры. Концепт как основа языковой картины миры, фразеологическая единица - способ репрезентации. Сравнение репрезентации соматического пространства в русской и английской языковых картинах мира.

дипломная работа , добавлен 23.03.2013


Понятие языковой картины мира и роль метафоры в ее создании. Анализ использования в текстах англоязычной прессы различных метафорических конструкций. Оценка употребления метафор в текстах англоязычной прессы и способов создания языковой картины мира.

дипломная работа , добавлен 24.03.2011


Современные представления о языковой картине мира. Концепты как лексические категории, определяющие языковую картину мира. Концепт "брат" в художественном осмыслении, его место в русской языковой картине мира и вербализация в русских народных сказках.

дипломная работа , добавлен 05.02.2014


Взаимодействие мифологической и языковой картин мира в тексте литературной сказки. Стереотип как составляющая национальной языковой картины мира. Реализация мифологической и языковой картин мира в контексте сказки "Хоббит". Функции мифологем в тексте.

Проблема «Язык и картина мира» была заявлена В. Гумбольдтом и Потебней как важнейшая сторона изучения языка, его антропологи­ческой роли. В последующее время она стала предметом специального исследования в теории лингвистической относительности, представ­ленной в Европе неогумбольдтианством (Л. Вейсгербер), в Америке Э. Сепиром и Б. Уорфом («гипотеза Сепира - Уорфа»). Но в настоящее время проблема картины мира вызвала интерес у представителей разных наук, а не только у языковедов: философов, физиков, искус­ствоведов, антропологов, химиков и др.

Языковая картина мира формируется вместе с языком. В. Гум­больдт, а также его последователи, авторы концепции лингвистической относительности, утверждают, что язык системой своих значений, выражаемых понятий создает промежуточный мир между человеческим сообществом и действительностью. «...Каждый язык,- пишет В. Гум­больдт,- образует вокруг народа своего сферу, которую надо оставить, чтобы перейти в подобную сферу другого народа. Поэтому изучение чужого языка всегда должно бы быть приобретением новой точки

миросозерцания; в некоторой степени так и бывает, потому что в каждом языке содержится особенная ткань понятий и представлений одной части человечества» (44, с. 57). Надо полагать, что этот проме­жуточный мир создают не только понятия и представления, как обобщенно пишет В. Гумбольдт, но и другие формы мысли - образы, смыслы, суждения, включающие актуальное содержание, объективный истинностный элемент.

К сожалению, отсутствуют значительные обследования эмпириче­ского материала, воссоздающие цельную ту или другую языковую картину мира. В лучшем случае описание картины мира ограничивается отдельными наблюдениями над лексическими или грамматическими фактами, свидетельствующими о своеобразном преломлении действи­тельности в изучаемом языке (см. исследования Л. Вейсгербера, Э. Сепира, Б. Уорфа, а также см.: (45, 33). Поэтому суждения о языковых картинах мира, кроме указанных работ, основываются либо на изве­стных по другим исследованиям фактах, либо отчасти носят гипотети­ческий характер. Надо, однако, заметить, что изучение языковой картины мира имеет объективные трудности. Хотя о ней известно в языкознании давно, для языкознания эта проблема все еще остается новой, как и для других наук, где о соответствующей картине мира заговорили сравнительно недавно. Нет разработанных методологий, методов и методик описания языковой картины мира; нет четкого разграничения между собственно языковой и так называемой концеп­туальной картиной мира, основанной на знании (в широком смысле слова) человека о действительности, а не только на значениях языковых знаков, и др. Но одновременно у ученых нет и сомнений в объективном существовании языковой и других картин мира.

В положении, которое возникло в современной науке, стало мето­дологически важным определить в той или другой отдельной науке свое видение мира, основываясь на базовых теоретических категориях своей науки и в соответствии с общей научной парадигмой. В резуль­тате разрабатываются разные научные картины мира, характерные для прошлых и настоящей эпох: мифологическая, религиозная, философ­ская, физическая, художественная и др. Такой общий, можно сказать, интерес к данной теоретической проблеме повлек за собой и лингви­стов обратиться вновь к своей картине мира. О значении разработки языковой картины мира В.И. Постовалова пишет следующее: «В лингвистике появление понятия языковой картины мира является симптомом возникновения гносеолингвистики как части лингвистики, развиваемой на антропологических началах. Понятие языковой карти­ны мира позволяет глубже решать вопрос о соотношении языка и действительности, инвариантного и идиоматического в процессах язы­кового «отображения» действительности как сложного процесса ин­терпретации человеком мира.

Понятие картины мира становится органически необходимым 166

концептуальным элементом гносеологии, исходящей из идеи об истине как процессе движения от относительной истины к абсолютной» (33, с. 18).

На протяжении всей своей истории человек взаимодействовал с окружающим миром, отражая и познавая его в своей деятельности, в том числе и речевой. Человек не может непосредственно познать окружающую действительность, «войти» в нее, узнать ее внутреннее устройство, открыть ее существенные стороны. Для своего ориентиро­вания и познания противостоящего ему мира человек нуждается в особых опосредованных знаковых, символиче­ских структурах, прежде всего в языке, но также в мифологии, религии, науке, искусстве, выступающих в роли регуляторов его жиз­недеятельности. На основе понятий и категорий этих структур человек создает картину мира, которая считается одним из базисных понятий теории человека. «Картина мира,- продолжает В.И. Постовалова,- есть целостный глобальный образ мира, который является результатом всей духовной активности человека, а не какой-либо одной ее стороны. Картина мира как глобальный образ мира возникает у человека в ходе всех его контактов с миром. Опыты и формы контактов человека с миром в процессе его постижения характеризуются чрезвычайным разнообразием» (33, с. 19-20).

Язык как естественная знаковая система, как активное орудие и средство отражения и познания дает возможность личные достижения в познании мира делать общими, а общие, накопленные предшеству­ющими и настоящими поколениями,- усваивать отдельной языковой личностью данного сообщества. Все это служит накоплению знаний об окружающем мире. С помощью языковой коммуникации создается общая для данного языкового коллектива картина мира, регулирующая поведение, деятельность людей данного сообщества и обеспечивающая понимание между его членами, несмотря на разницу в возрасте, образовании, развитии... Такое взаимопонимание различных по ука­занным признакам людей возможно потому, что существует общее смысловое поле, создаваемое опытом общения и деятельности людей, владением значениями и смыслами языковых единиц, опреде­ленного объема знанием окружающей жизни. Понимание есть вклю­чение сообщаемого в это смысловое поле, которым владеет каждый говорящий на данном языке. Возможности взаимопонимания в этом смысловом поле весьма значительны благодаря наличию, во-первых, разных уровней в семантической структуре слова и, во-вторых, широ­кого диапазона и разной глубины практического и теоретического знания об окружающем мире. Такой «разброс» смыслового поля об­щества включает тот усвоенный говорящими минимум владения се­мантикой языка и знания, который и обеспечивает общение и взаимопонимание в языковом сообществе.

Как известно, Потебня выделял в семантической структуре слова

«ближайшее» и «дальнейшее» значения. «Ближайшее» значение народ­но, это семантическое ядро или семантический минимум, необходи­мый для общения и взаимопонимания людей, говорящих на данном языке. «Ближайшие» значения в сочетании с соответствующим им знанием действительности, которыми владеют все представители на­рода, скажем, русского, обеспечивают понимание между, например, неграмотным человеком и академиком-интеллектуалом. Разумеется, последний владеет не только общей языковой картиной мира, которую знает и его собеседник. Картина мира нашего академика, исследую­щего, допустим, явления микро- или макромира, неизмеримо отлича­ется по своей сложности и проникновению в окружающий видимый и невидимый мир от картины мира неграмотного собеседника, зани­мающегося несложным физическим трудом. Но не будем смотреть свысока на картину мира неграмотного человека. В ней обобщен и закреплен опыт многих поколений людей, обеспечивавший их жизне­деятельность, позволявший удовлетворять свои жизненные потребно­сти. «Дальнейшее» значение ненародно, субъективно, лично; однако диалектика отношений этих значений заключается в том, что, по Потебне, «из личного понимания возникает высшая объективность мысли, научная» (3, с. 20). Истину, замечал Декарт, скорее откроет личность, а не масса.

Владение говорящими «ближайшими» значениями, а следователь­но, и зафиксированной в них общей языковой картиной мира делает возможным их общение и взаимопонимание, несмотря на различия их в жизненном опыте, глубине и охвате восприятия и понимания дей­ствительных явлений, в наличии других картин мира. «Индивидуальная картина мира,- пишет В.И. Постовалова,- являет собой единство «личного» и «народного». Картины мира у людей соизмеримы, потому что они имеют общее ядро, которое «народно» (33, с. 28).

Однако любая человеческая картина мира, в том числе и основы­вающаяся на «дальнейших» значениях и категориях, представляющих собой последнее слово науки, в конечном счете ограничена в силу своей субъективности, заключая в себе относительную истину.

Языковая картина мира создается стихийно, независимо от инди­вида как отражение мира в значениях и категориях языка, в его форме и содержании. Она не осознается человеком в качестве определенного цельного мировидения и миропонимания (впрочем, как и сам язык: человек может свободно владеть языком, не зная ничего об его устройстве). Языковая картина мира не результат рефлексии человека; тем не менее он, не отдавая себе отчета, руководствуется в своей жизни этой картиной вместе с усвоенным языком. В зависимости от владения картиной мира осуществляется деятельность человека, его отношение к окружающему миру; несомненно ее влияние на сознание индивида и всего общества. Картина мира представляет собой безотчетный, но типический мотив поведения, деятельности человека; отсюда и труд-168

ность «извлечения» языковой картины мира в качестве мотива деятель­ности человека, в том числе и речевой.

Исследователи справедливо утверждают, что языковая картина мира есть не только понятийное и категориальное отражение мира; это одновременно и образно представляемая, эмоционально переживае­мая, динамично изменяющаяся картина мира в зависимости от возраста человека, условий его жизни, рода деятельности, образования, способ­ностей и др.

По мере развития знаний людей, в условиях углубляющегося разделения труда, обособления различных отраслей знания в обществе дифференцировались и усложнялись представления о мире. Появля­ются мифологическая, религиозная, философская, художественная, физическая и др. картины мира. Эти картины мира формируются на актуальном содержании, поэтому они обычно находятся «впереди» языковой картины, закрепленной прежде всего во внутренней форме языка (см. ниже). Таким образом, один и тот же естественный язык в своем актуальном речевом применении может включать разные кар­тины мира, используя при этом и другие знаковые системы. Естест­венный язык, в силу своих универсальных качеств как средство общения и выражения мысли, может участвовать в образовании раз­личных картин мира. Конвенциональные же, искусственные знаковые системы могут применяться только при выражении отдельных картин мира.

Поскольку отражение и познание мира возможно только субъек­тивным путем, то в каждом языке осуществляется индивидуальный поиск истины. Сторонники концепции образования или создания единого языка в человеческом обществе будущего - коммунистиче­ского или некоммунистического толка (см. 46) - видели в таком едином для всего человечества языке, а следовательно, и единой для всего человечества картине мира благо. Однако такая перспектива для человечества, по мнению ученых разных наук, напротив, означала бы деградацию человечества и даже его духовную катастрофу. До самого последнего времени умножение языков, их дифференциация в истории человечества преобладают над процессами ассимиляции, отмирания языков. Заимствование же тех или других языковых элементов одним языком у других не лишает его, как правило, самостоятельности и оригинальности. То же самое можно сказать и об интерференции языков.

Распространено мнение, что особая языковая картина создается прежде всего семантической организацией словарного состава языка, своеобразно представляющей действительность. Отсюда делается за­ключение, что целью изучения языковой картины мира должно быть описание и определение особенностей идеографического словаря язы­ка (семантические, понятийные, тематические поля), гиперо-, гипо-нимии, синонимии, вариантности и др. Однако хотя индивидуальная

семантическая организация лексики в том или другом языке, несом­ненно, играет важную роль в создании языковой картины мира, тем не менее эта картина будет далеко не полной, если не будут учтены другие компоненты системы языка, и прежде всего глубинные, отно­сящиеся к его внутренней структуре. Своеобразие картины мира создается в значительной мере категориальным пред­ставлением действительности в морфологической, синтаксической, словообразовательной системе языка. В языках, от­носящихся к разным морфологическим типам действительность орга­низуется и отражается по-разному. Кроме того, языковая картина мира зависит от характера образности языка, в чем находит выра­жение психология народа, его мировосприятие и мировидение, образ жизни и др.

Если же говорить обобщенно, то фундаментальные, основополага­ющие черты в языковую картину мира вносит форма языка, создавая особый ракурс отражения мира, его категориальное и акту­альное представление в динамической системе.

Внутренняя форма языка включает различные типы внутриязыко­вых значений - лексических, морфологических, синтаксических, сло­вообразовательных. Этот категориально-понятийный запас выработан в языке в течение столетий и тысячелетий. Форма закрепляет в «снятом» виде типичные, устоявшиеся взаимоотношения человеческого сооб­щества с окружающим миром. Особенно это относится к категориаль­ному составу языка. Посредством грамматических и словооб­разовательных аффиксов выражаются отношения между словами, об­разуются словоформы, синтаксические модели словосочетаний и пред­ложений, словообразовательные модели слов, отражающие поня­тийное и категориальное членение словарного состава, и др. Эти предельно отвлеченные в языке, модели и формы глубинны, нацио­нальны, заключая в себе всякий раз, на каждом этапе развития языка итог взаимоотношения человека и действительности, стереотипы та­кого взаимодействия и взаимоотношения.

Форма консервативна в своем применении и эволюции сравни­тельно с выражаемым с ее помощью содержанием; она имеет значи­тельную историческую глубину, а потому национальна. В силу своей консервативности она, разумеется, не может во многом соответ­ствовать различным научным и иным картинам мира, актуальному содержанию, выражаемому с ее помощью. Форма включает пережитки предшествующих картин мира, хотя и переосмысленных в процессе движения, эволюции языка. Непрерывность языка не отбра­сывает эти пережитки, а преобразовывает их под воздействием нового знания, развития понятий и смыслов и тем самым усугубляет особен­ный, национальный характер языка, его народность. Переосмысление и преобразование прежних значений во вновь образуемых значениях и смыслах слов и выражений порождает, как и в процессе синтеза

семантических элементов вообще, идиоматичность семанти­ки языковых знаков, т. е. ту их черту, которую многие языковеды считают фундаментальным их свойством. Непрерывность языка, на­личие в значениях языковых знаков семантических слоев, которые отражают разную степень приближения семантики языка к действи­тельности, а следовательно, разную степень объективности,- все это обеспечивает коммуникативные потребности людей, существенно раз­личающихся по своему развитию, образованию и пр.

Исследование языковой картины мира как выражения в языке особенного мировосприятия и мировидения народа по необходимости оказывается связанным с такими соотносительными категориями, как субъективность и народность и их выражением в языке. Все три категории - языковая картина мира, субъективность и народность в языке - в известной степени содержательно пересекают­ся, а потому органически связаны друг с другом, предполагают друг друга, отличаясь отношением к соответствующим им внеязыковым явлениям и фактам действительности и, как следствие, направлением их исследования.

Языковая картина мира представляет собой индиви­дуальное содержание, образованное в результате отражения и познания действительности народом-носителем данного языка. Языковая кар­тина мира заключает в себе особое мировосприятие и мировидение народа, закрепленное прежде всего в базисном понятийно-категори­альном составе языке (в лексике, грамматике, словообразовании), а также и в образном представлении окружающего мира в семантике различных языковых единиц.

Выражение народности в языке, в отличие от языковой картины мира, хотя и включает ее данные, вместе с тем содержит и другие факты языка, отличающие его от других языков. Кроме того, сам по себе язык являет собой лишь один, весьма существенный, признак народности как более общей категории. Известно, что под народностью понимается совокупность черт, признаков, отличающих один народ от другого. Говоря о важности языка среди других призна­ков народа - антропологических, психологических, этнографических, эстетических, этических и др.,- Потебня видел в языке наиболее совершенное подобие народности.

Субъективность предполагает отношение к объекту. Изу­чение субъективного в языке необходимо связано в каждом языке с особенным характером организации, использования человеческих, ан­тропоморфных средств для проникновения в противостоящий челове­ку-субъекту объективный мир с целью его отражения, познания его устройства, его свойств, качеств... и использования результатов позна­ния в своей жизнедеятельности (см. выше).

венно не осознается говорящими. Она является не предметом, а средством сообщения и потому не актуальна в общении. Категории - это выработанные в течение исторически весьма длительного времени логико-семантические схемы или рамки, в которые втискивается от­ражаемая действительность. Языковые категории формально, а потому глубинно обусловливают мировосприятие, образ жизни, отношение людей к действительности, а следовательно, в известной степени и поведение людей.

Надо сказать, что категориальное воздействие языка на мировосп­риятие и поведение человека в достаточной степени не исследовано. Теория лингвистической относительности объективно не оценена; в советском языкознании она преимущественно подвергалась критике (см. 47, 48 и др.). Исключение составляет коллективная монография (33), в которой намечено непредвзятое изучение этой проблемы. Между тем о субъективном и человекообразном характере отражения дейст­вительности в грамматических категориях, а следовательно, о выраже­нии в них национальной психологии, языковой картины мира, народности писали видные отечественные и зарубежные ученые.

В отвлеченных грамматических категориях.языка, по мнению Н.Я. Данилевского, сказывается особый психологический склад народа и воззрение на мир: «Если бы в племени не вырабатывалась особен­ность психологического строя, то каким бы образом могли произойти столь существенные различия в логическом строении языков? Отчего один народ так заботится об отличении всех оттенков времени, а другой (как славянский) почти вовсе опускает их из виду, но обращает внимание на качества действия; один употребляет как вспомогательное средство при спряжении глагол иметь, другой же - глагол быть и т. д. Сравнительная филология могла бы служить основанием для сравнитель­ной психологии племен, если бы кто успел прочесть в различии грамма­тических форм различия в психологических процессах и в воззрениях на мир, от которых первые получили свое начало» (49, с. 107-108).

В историческом формировании грамматических категорий и грам­матических систем действует, по мнению Б.А. Серебренникова, «прин­цип избирательности», т. е. выбора определенного представления или признака, который кладется в основу той или другой грамматической абстракции. Поскольку фамматическая абстракция призвана система­тизировать все подпадающие под ее обобщение факты языка, отличаться всеобщностью, то и признак должен быть весьма показательным, отра­жать типичные стороны образа жизни народа, его мировосприятия и психологии (см. многочисленные примеры в (45, с. 54-73).

Значения фамматических категорий предельно отвлечены, участ­вуют в организации и выражении множества различных содержаний. Выступая как отвлеченный, формальный элемент в акте речи, катего­рии как правило, не несут конкретной информации; они служат формальным средством ее организации и выражения. Будучи формаль-

ными рамками, выработанными в течение столетий и тысячелетий, категории отражают действительность в определенном ракурсе. Это отражение всеобще, потому оно подчиняет всех говорящих, одновре­менно оно глубинно, во многом определяя характер восприятия и видения действительности и демонстрируя тем самым черты нацио­нальной психологии.

Формальные категории, направляя и организуя наше восприятие и отражение действительных предметов и явлений, тем не менее не закрывают от нас последние; в категориях обнаруживается индивиду­альный национальный подход и ракурс отражения.

Могут возникнуть сомнения в правильности сказанного, поскольку известно, что всегда возможен перевод содержания с одного языка на другой. Для критиков теории лингвистической относительности это соображение является главным доказательством ее научной несостоя­тельности. Однако не нужно думать, что редчайший полиглот В. Гум­больдт, к идеям которого восходит концепция лингвистической отно­сительности, и представители последней не учитывали подобных со­ображений.

Значимые единицы языка, и прежде всего его узловая номинатив­ная - слово, имеют различные уровни семантики. Чем отвлеченнее уровень, тем он глубинней, становясь формой выражения различного содержания. В конкретном предметном содержании этот уровень малоинформативен, но как форма он самобытен и национален, опре­деляя направление восприятия и отражения действительности. Если определенная фамматическая абстракция в одном языке выражается фамматически, а в другом всякий раз лексически, то это не может не указывать на различие в структуре вербального мышления двух наро­дов, а следовательно, и на особенности их психологического склада. Однако с этой точки зрения семантика языковых единиц остается неисследованной.

Различия в формальных категориальных значениях слов разных языков не исключают их предметного тождества (кстати, оно возможно у слов, обозначающих разные понятия). Предметное тождество может быть обеспечено тождеством или сходством «внеязычного содержа­ния», которое благодаря информативной избыточности языков может быть представлено в цепочке разных закономерно связанных между собой преобразований (см. гл. VII). Поэтому при переводе всегда возможен выбор наиболее подходящего по смыслу к оригиналу преоб­разования. Адекватности перевода способствует синонимия, вариатив­ность языковых единиц, речевая подвижность и лабильность смыслов и др.

Выше говорилось, что существуют разные уровни семантики язы­ковых единиц, и прежде всего слова. В повседневном общении слова и их значения указывают на конкретные предметы и явления, которые вошли в круг интересов общающихся. В этих условиях люди офани-

чиваются «ближайшими значениями», т. е. семантическим миниму­мом, необходимым для взаимопонимания, указанием на Соответству­ющий предмет. И такое предметное речевое взаимопонимание не исключает категориальных различий, связанных с выражением мысли, как и разных субъективных представлений об обозначаемом. Вместе с тем такой обмен мыслями не передает всю связанную со словом потенциальную семантику, а следовательно, и возможную глубину понимания тем или другим говорящим обозначаемого. В обычном, рутинном общении в этом нет необходимости.

Использование в речи различных уровней семантики слова осуще­ствляется под воздействием контекста, цели сообщения в виде «мо­ментов тождества» (А.Ф. Лосев): слова и предмета, слова и понятия, слова и смысла, слова и образа...

Категориальные значения, будучи структурообразующими, фор­мальными, не препятствуют отражению множества признаков обозна­чаемых предметов и явлений, которые они упорядочивают, систематизируют в языковом выражении.

Литература:

Арутюнова Н.Д. Стиль Достоевского в рамке русской картины мира . – В кн.: Поэтика. Стилистика. Язык и культура. Памяти Т.Г.Винокур. М., 1996
Иорданская Л.Н. Попытка лексикографического толкования группы русских слов со значением чувства . – Машинный перевод и прикладная лингвистика, вып. 13. М., 1970
Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл . М., 1976
Арутюнова Н.Д. Аномалии и язык: К проблеме «языковой картины мира ». – Вопросы языкознания, 1987, № 3
Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем . – В кн.: Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987
Пеньковский А.Б. «Радость » и «удовольствие » в представлении русского языка . – В кн.: Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991
Апресян В.Ю., Апресян Ю.Д. Метафора в семантическом представлении эмоций . – Вопросы языкознания, 1993, № 3
Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира . (Модели пространства, времени и восприятия ). М., 1994
Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка . – В кн.: Апресян Ю.Д. Избранные труды, т. 2. М., 1995
Урысон Е.В. Фундаментальные способности человека и наивная «анатомия ». – Вопросы языкознания, 1995, № 3
Вежбицкая А. Язык, культура, познание . М., 1996
Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. «Попречный кус ». – Русская речь, 1996, № 5
Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Русское «заодно » как выражение жизненной позиции . – Русская речь, 1996, № 2
Зализняк Анна А., Шмелев А.Д. Время суток и виды деятельности . – В кн.: Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997
Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры . М., 1997
Шмелев А.Д. Лексический состав русского языка как отражение «русской души ». – В кн.: Т.В.Булыгина, А.Д.Шмелев. Языковая концептуализация мира (на материале русской граматики). М., 1997
Булыгина Т.В, Шмелев А.Д. Неожиданности в русской языковой картине мира . – POLYTROPON. К 70-летию Владимира Николаевича Топорова. М., 1998
Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков . М., 1999
Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Перемещение в пространстве как метафора эмоций
Зализняк Анна А. Заметки о метафоре
Зализняк Анна А. О семантике щепетильности («обидно », «совестно » и «неудобно » на фоне русской языковой картины мира ). – В кн.: Логический анализ языка. Языки этики. М., 2000
Зализняк Анна А. Преодоление пространства в русской языковой картине мира: глагол «добираться ». – В кн.: Логический анализ языка. Языки пространств. М., 2000
Крылова Т.В. Статусные правила в наивной этике . – В кн.: Слово в тексте и в словаре. Сборник статей к семидесятилетию академика Ю.Д.Апресяна. М., 2000
Левонтина И.Б, Шмелев А.Д. Родные просторы . – В кн.: Логический анализ языка. Языки пространств. М., 2000
Новый объяснительный словарь синонимов русского языка . Под общим руководством Ю.Д.Апресяна, вып. 1. М., 1997; вып. 2. М., 2000
Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен . М., 2000



II. Языковая картина мира Каждый язык имеет собственную языковую картину мира, в соответствии с которой носитель языка организует содержание высказывания. Именно так проявляется специфически человеческое восприятие мира, зафиксированное в языке.
Язык – важнейший способ формирования знаний человека о мире. Отображая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует результаты познания в словах. Совокупность этих знаний, запечатленных в языковой форме, и представляет то, что принято называть «языковой картиной мира». «Если мир – это человек и среда в их взаимодействии, то картина мира – результат переработки информации о среде и человеке».

В рамках антропоцентрического научного подхода языковая картина представлена в виде системы образов, заключающих в себе окружающую действительность.
Картина мира может быть представлена с помощью пространственных, временных, количественных, этнических и других параметров. На ее формирование огромное влияние оказывают традиции, язык, природа, воспитание, образование и многие социальные факторы.

Своеобразие национального опыта определяет особенности картины мира различных народов. В силу специфики языка, в свою очередь, формируется определенная языковая картина мира, через призму которой человек воспринимает мир. Концепты – составляющие языковой картины мира, через анализ которых можно выявить некоторые особенности национального мировидения

ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА

ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА, исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности. Понятие языковой картины мира восходит к идеям В. фон Гумбольдта и неогумбольдтианцев (Вайсгербер и др.) о внутренней форме языка , с одной стороны, и к идеям американской этнолингвистики, в частности так называемой гипотезе лингвистической относительности Сепира – Уорфа, – с другой.

Современные представления о языковой картине мира в изложении акад. Ю.Д.Апресяна выглядят следующим образом.

Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (= лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (в том смысле, что дают «ключ» к ее пониманию) и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов тоска , надрыв , авось , удаль , воля , неприкаянный , задушевность , совестно , обидно , неудобно ), либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова душа , судьба , счастье , справедливость , пошлость , разлука , обида , жалость , утро , собираться , добираться , как бы ). В последние годы в отечественной семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода; его целью является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа лингвоспецифических концептов русского языка в межкультурной перспективе (работы Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, А.Вежбицкой, Анны А.Зализняк, И.Б.Левонтиной, Е.В.Рахилиной, Е.В.Урысон, А.Д.Шмелева, Е.С.Яковлевой и др.).

Воротников Ю. Л. «Языковая картина мира»: трактовка понятия

Постановка проблемы . Языковая картина мира становится в последние годы одной из наиболее «модных» тем отечественного языкознания. И в то же время, как это часто бывает с получившими широкое распространение обозначениями, до сих пор не существует достаточно четкого представления, какой именно смысл вкладывается в это понятие пишущими и как, собственно, следовало бы истолковывать его читающим?

Можно, конечно, утверждать, что понятие языковая картина мира относится к числу тех «широких» понятий, обоснование применения которых не является обязательным, а еще точнее - является само собой разумеющимся. Ведь немного найдется таких исследователей, которые начинали бы свою работу в области, например, морфологии определением своего понимания сущности языка, хотя вполне понятно, что употреблять слово «язык» по ходу изложения им придется неоднократно. Более того, если их спросить, что такое язык, многие не сразу смогут на этот вопрос ответить. Причем качество данной конкретной работы совершенно не обязательно будет напрямую связано со способностью ее автора истолковать смысл употребляемых понятий.

Однако, относя понятие «языковая картина мира» к числу таких исходных понятий лингвистики, как «язык», «речь», «слово» и им подобных, следует иметь в виду одно существенное обстоятельство. Все перечисленные понятия можно употреблять в качестве до определенной степени «само собой разумеющихся», в некотором смысле «априорных», потому что им посвящена огромная литература, они как бы отшлифованы употреблением великих авторитетов, сломавших немало копий в спорах об их сущности. Именно поэтому часто достаточно бывает не давать своего определения такого понятия, а просто сослаться на одно из авторитетных его определений.

Некоторое равнодушие или, если угодно, хладнокровие лингвистов к этой стороне вопроса должно иметь и, конечно, имеет свое рациональное объяснение. Одно из них сводится к следующему. Выражение «языковая картина мира» по сути своей до сего дня не терминологично, оно употребляется как пусть и удачная, но все же метафора, а давать определения метафорическому выражению - это, вообще-то говоря, дело неблагодарное. В той же области, где слово «картина» употребляется терминологически (а именно в искусствознании), отношение к нему, конечно, совсем иное и баталии вокруг его понятийного содержания могут быть не менее жаркими, чем вокруг содержания термина «слово» в языкознании.

И все же сам факт обостренного интереса языковедов к проблемам, так или иначе связываемым с картиной мира, свидетельствует о том, что этим выражением обозначается нечто относящееся к основам, определяющее сущность языка, а точнее - воспринимаемое как определяющее его сущность «сейчас», т. е. на современном этапе развития науки о языке (возможно, впрочем, что и «здесь», т. е. в науке «западного» ареала в широком понимании этого слова).

То, что в сознание лингвистов постепенно (и до определенной степени неосознанно) входит некий новый архетип, предопределяющий направление всей совокупности языковедческих штудий, кажется достаточно очевидным. Можно, перефразируя название одной из статей Мартина Хайдеггера, сказать, что для науки о языке наступило «время языковой картины мира». А если еще больше конкретизировать характеристику момента, то и время углубленного рефлектирования по поводу содержания самого понятия «языковая картина мира», на наш взгляд, уже пришло.

Позиция М. Хайдеггера . Выражение «языковая картина мира» говорит о том, что могут существовать и другие способы его картинного представления, а в основе всех этих способов лежит сама возможность представления мира как картины. «Представить мир как картину» - что, собственно, это значит? Что в этом выражении есть мир, что есть картина и кто осуществляет представление мира в виде картины? Ответы на все эти вопросы попытался дать Мартин Хайдеггер в своей статье «Время картины мира», опубликованной впервые в 1950 г. Основу этой статьи составил доклад «Обоснование новоевропейской картины мира метафизикой», прочитанный философом еще в 1938 г. Мысли Хайдеггера, высказанные в этом докладе, значительно опередили последующие дискуссии в науковедении о существе общенаучной картины мира и нисколько не утратили своей значимости и в наше время.

По Хайдеггеру, в выражении «картина мира» мир выступает «как обозначение сущего в целом» . Причем это имя «не ограничено космосом, природой. К миру относится и история. И все-таки даже природа, история и обе они вместе в их подспудном и агрессивном взаимопроникновении не исчерпывают мира. Под этим словом подразумевается и основа мира независимо от того, как мыслится ее отношение к миру» .

Картина мира - это не просто изображение мира, не нечто срисованное: «Картина мира, сущностно понятая, означает таким образом не картину, изображающую мир, а мир, понятый в смысле такой картины» . По Хайдеггеру, «Где мир становится картиной, там к сущему в целом приступают как к тому, на что человек нацелен и что он поэтому соответственно хочет преподнести себе, иметь перед собой и тем самым в решительном смысле представить перед собой» , причем представить его во всем, что ему присуще и его составляет, как систему.

Задавая вопрос, каждая ли эпоха истории имеет собственную картину мира и каждый раз озабочена построением своей картины мира, Хайдеггер отвечает на него отрицательно. Картина мира возможна только там и тогда, где и когда бытие сущего «ищут и находят в представленности сущего» . Поскольку такое истолкование сущего невозможно, ни для средневековья, ни для античности, постольку и невозможно говорить о средневековой и античной картине мира. Превращение мира в картину - это отличительная черта Нового времени, новоевропейского взгляда на мир. Причем, и это очень важно, «превращение мира в картину есть тот же самый процесс, что превращение человека внутри сущего в subiectum» .