В . С . Щепин

CMA Small Systems AB

[email protected]

Ключевые слова: искусственный интеллект, модель окружения, фрактальный объект, фрактальная память, машина Тьюринга, структура исследования, диалог, обмен информацией

Целью работы является структуризация прагматики диалогового взаимодействия. Рассмотрены этапы восприятия интеллектом информации о внешней среде, построения модели среды и обмена информацией о внешней среде с другим интеллектом. Структуры окружающей среды и памяти интеллекта фрактальны, то есть допускают бесконечное уточнение и расширение в любой точке. Работа направлена на достижение качественного понимания, что есть знание, для чего оно может быть использовано и где проходит граница между знанием и незнанием. Диалог понимается, как обмен информационными моделями, сформированными в памяти субъектов в процессе исследования внешней среды. Предлагаемая модель может рассматриваться и как модель взаимодействия программиста с компьютером. Результаты работы могут иметь практическое значение для проектирования перспективных структур компьютерной памяти и программного обеспечения, включая языки человеко-машинного взаимодействия.

1. Введение

Схема предлагаемой модели состоит в следующем. Два интеллекта исследуют окружающую среду, составляя ее модели, а затем в диалоге обмениваются результатами своей деятельности. В результате в памяти каждого интеллекта формируется суммарная модель среды, сформированный ими коллективно. Другими словами, происходит "обмен опытом", и суммарный опыт затем может использоваться каждым интеллектом индивидуально.

2. Окружающая среда как фрактальный объект

В процессе исследования или взаимодействия субъекта с окружением окружающая среда предстает в виде взаимосвязанных объектов более низкого уровня, которые в свою очередь могут быть подвергнуты дальнейшей декомпозиции, и такой процесс декомпозиции - бесконечен.

Другими словами, мы представляем себе окружающую среду, как фрактальный объект, в котором любая часть подобна целому в процессе познания - представления объекта в виде взаимосвязанных между собой частей, являющихся также объектами.

Окружающая среда структурируется в процессе познания, говорить об априорной структуре неизвестной части среды неконструктивно – она неизвестна и может быть любой. При этом и любая локальная часть среды может быть исследована лишь частично; среда всегда допускает дальнейшую детализацию структуры в любой точке. Мы ничего априорно не знаем об окружающей среде за исключением того, что она фрактальна.

3. Декомпозиция среды на объекты

3.1. Исследование окружающей среды

В процессе исследования окружающая среда структурируется и информация о ней должна быть записана в память субъекта, чтобы затем использоваться для целенаправленного поведения и быть предметом обмена в процессе общения с другим субъектом в режиме диалога.

Целью является структура представления информации об окружающей среде в памяти интеллекта, для чего необходимо проанализировать процесс исследования интеллектом окружающей среды. Процесс исследования можно разложить на следующие этапы:

• Сканирование воспринимаемой части среды и выделение объектов;
• Установление связей между объектами;
• Занесение в память структуры объектов и их связей;
• Смена "точки стояния" субъекта;
• Повторение предшествующих шагов.

3.2. Объекты как опорные точки в среде

Выделение объектов - это первый этап структуризации среды. Объекты определяются по локальным совокупностям характерных признаков, позволяющих выделить их из среды в процессе восприятия. Объект это не обязательно физическое тело. Разделы доклада или сообщения вполне могут рассматриваться как объекты, представляющие собой декомпозицию темы.

Прагматика отображения объектов в памяти интеллекта сводится к информации, требуемой для вызовов программ действий, необходимых для поиска и распознавания объектов. Информации об объекте, сохраненной в памяти, должно быть достаточно для обнаружения этого объекта в окружающей среде. Это может быть визуальный образ объекта или некоторое описание на ЕЯ, которое может храниться в памяти субъекта.

3.3. Связи между объектами

Связи между объектами конструируются интеллектом в процессе структуризации окружающей среды. Связи между объектами устанавливаются посредством процессов, выполняемых субъектом, таких как "отследить взаимное расположение", "увидеть", "пройти расстояние от одного объекта до другого", "понять логические взаимосвязи между разделами текста". Другими словами, прагматика отображения связей между объектами сводится к действиям субъекта по выявлению этих связей.

Выявление связи это действие интеллекта по установлению отношения между объектами. Связи описываются наборами параметров, которых достаточно для того, чтобы запустить "программу", позволяющую интеллекту распознать конкретную связь между объектами.

Связи могут храниться в памяти интеллекта в виде информации, управляющей его органами восприятия, а также в виде фрагментов текстов на ЕЯ.

Цель этой работы - структурная модель. Будем считать, что и связи между объектами, и сами объекты записываются в единицах (ячейках) памяти интеллекта. Необходимо понять, каким образом ячейки должны быть связаны между собой, какой должна быть структура памяти интеллекта для обеспечения возможности построения модели окружающей среды.

4. Формирование структурной модели среды в памяти интеллекта

4.1. Обход объектов и построение модели в памяти интеллекта

Основное предположение данной работы относительно функционирования памяти интеллекта состоит в том, что в памяти формируется модель окружающей среды и некий "курсор" (мысленный взор) всегда направлен на ту ячейку памяти, которая соответствует объекту внешней среды, куда в данный момент направлено внимание субъекта. При этом происходит либо первоначальное занесение объекта или отношения (связи) в память, либо сопоставление восприятия с ранее записанной в память информацией.

Также предполагается, что 2 интеллекта, участвующие в мысленном эксперименте, являются обученными, и у них уже есть заранее определенные программы распознавания объектов и связей, согласно которым и происходит структуризация среды в процессе их деятельности. Для обоих интеллектов наборы объектов и связей между объектами, которые они могут увидеть в окружающей среде, являются одинаковыми.

Интеллект осуществляет процесс сканирования окружающей среды с целью выделения объектов и установления связей между ними. Наиболее простое предположение заключается в том, что этот процесс происходит по древовидному алгоритму: выделяется первый объект, затем первая связь этого объекта с следующим и так далее. "Видимый горизонт" может быть записан в память, как простая последовательность ячеек, хранящих объекты и связи, либо в виде дерева, если не удалось обойти все видимые объекты по связям без возвратов.

Из принципа параллельного сканирования модели и окружающей среды приведенный выше алгоритм исследования среды запишется несколько иначе:

• Найти объект, включая связь с предшествующим объектом.
• Если объекта и/или связи нет в модели – включить их в модель.
• Вернуться к шагу 1

Можно предположить параллельное формирование в памяти структуры визуально-двигательных образов и структуры языковых понятий, (идентификаторов), обозначающих объекты и отношения между ними.

4.2. Требования к модели окружающей среды

4.2.1. Планирование пути . Модель должна обеспечить возможность планирования пути для достижения определенного объекта, уже включенного в модель.

4.2.2. Отслеживание ситуации. Модель должна обеспечивать решение задачи "Ориентирование на местности" или "Возвращение в исходную точку".При перемещении в окружающей среде необходимо отслеживать ситуацию, чтобы в любой момент соотнести наблюдаемые объекты с их отображением в модели и обеспечить возможность возвращения в исходную точку.

4.2.3. Расширение видимого горизонта. При обходе объектов, включенных в модель, повторение сканирования с точек вблизи объектов, может выявить новые объекты. Соответственно модель должна быть расширена в этих точках. Расширения модели привязываются к прежде известным точкам, что позволяет сохранить целостность картины мира.

В структурной модели от объекта должна быть порождена связь типа "расширение горизонта", ведущая к новому фрагменту модели.

Возникает проблема отличить новый объект от ранее включенного в модель, поскольку с "нового горизонта" можно увидеть объекты одного или нескольких предыдущих горизонтов. Такие объекты не должны заново вноситься в модель, в соответствующих точках должны быть проставлены ссылки на описания объектов, включенные в модель ранее. Другими словами, необходимо установить факт, что наблюдаемый объект является известным, если его отображение уже присутствует в модели.

4.2.4. Детализация объектов. Объекты при приближении к ним могут быть детализированы, в них может быть выделена новая структура, то есть новые объекты и связи в той сущности, которая издалека представлялась одним неделимым объектом.

В этом случае в модели от объекта должна быть порождена связь типа "детализация", ведущая к субмодели более низкого уровня.

4.2.5. Распознавание неизвестного окружения. Попадая в неизвестное окружение, ИИ должен поддерживать целостность модели мира, либо сопоставив воспринимаемые объекты уже присутствующим в модели и определив тем самым точку стояния, либо построив в памяти новый фрагмент модели, отложив на будущее присоединение этого фрагмента к ранее построенной модели.

4.3. Структура памяти для формирования модели окружения

4.3.1. Требования к ячейкам памяти. Будем предполагать, что в ячейке памяти ИИ можно хранить информацию об объектах и связях между ними. Как в виде зрительных образов, так и в виде языковых конструкций.

4.3.2. Требования к структуре памяти. Описанный выше процесс взаимодействия ИИ с окружением приводит к необходимости для ИИ иметь память, расширяемую в любой ее точке, чтобы можно было реализовать процессы "расширения горизонта" и "детализации".

Отсюда следует необходимость иерархической структуры памяти, ячейка, описывающая объект должна как бы "раскрываться" на новом уровне, и давать возможность записать в память "новый горизонт" или детализацию внутренней структуры объекта.

При этом структура памяти на всех уровнях одинакова, поскольку всегда запоминаются объекты и связи между ними. Отсюда следует, что память должна быть фрактальной - структура любой части и целого однотипны.

Можно представить структуру памяти ИИ каждого уровня в виде некоей среды, позволяющей формировать произвольный граф объектов и связей. Однако можно обойтись более простой древовидной структурой.

Восприятие объекта или связи между объектами требует активных действий - движения взгляда, например. Восприятие всей зрительной сцены можно представить себе, как последовательность таких действий, запоминающих последовательность объектов, а затем построение ветвлений с установлением связей к другим объектам от уже хранящихся в памяти. Для реализации такого алгоритма должна быть предусмотрена потенциальная возможность построения произвольного количества связей от любого объекта по принципу "расширения горизонта" - здесь это будет выглядеть как расширение области анализа визуальной сцены.

Из такой логики восприятия следует представление о ветвящейсядревовидной структуре памяти ИИ, где первая цепочка объектов и связей записывается в последовательность ячеек, а затем эта последовательность ветвится не предсказуемым заранее образом.

Один и тот же объект или связь не должен при этом несколько раз заноситься в модель. Связи к известным объектам записываются особым образом. В специальной ячейке, отсылающаей к известному объекту, запоминается цепочка действий перемещения "курсора" по построенной модели среды, ведущая к записанному туда ранее объекту.

4.3.3. О модели Фрактальной Машины Тьюринга. На основании требований к структуре памяти ИИ, сформулированных в предыдущем разделе, можно предложить модель Фрактальной Машины Тьюринга, необходимой и достаточной для реализации этих требований с точки зрения структуры. Суть модели состоит в том, что любая ячейка ленты обычной МТ может быть детализирована целой лентой следующего уровня, а курсор может перемещаться не только вдоль лент, но и с уровня на уровень.

4.3.4. Аргументы в пользу древовидной фрактальной структуры памяти. Перечислены ниже:

• Древовидная структура - простейший вариант, достаточный для построения структурной модели исследования окружающей среды.
• Структура нейрона также древовидна.
• Поведение ИИ несложно описать в виде дерева действий - ситуаций.

• Хорошо структурированные компьютерные программы древовидны.

5. Диалог как процесс обмена информацией

5.1. Диалог с точки зрения прагматики

Два интеллекта в процессе диалога обмениваются информацией. Инициатива ведения диалога может принадлежать одной или другой стороне, а также стороны по очереди могут владеть инициативой или быть активными.

Активность в диалоге означает следующее. Активная сторона фактически исследует модель окружения, построенную другой стороной. Это происходит по тому же алгоритму, что и исследование окружающей среды, описанное выше, вследствие того, что внутренняя модель окружающей среды, сформированная ИИ, является также фрактальным объектом. Задавая вопросы, участник диалога выявляет объекты и связи, отображенные в модели другой стороны. При этом процесс диалога структурно аналогичен процессу исследования окружения.

5.2. Этапы диалога

Рассмотрим этапы диалога в свете аналогии с этапами исследования:

1. Выделение общей для обоих субъектам известной части модели окружения. По существу это выбор темы диалога. Задавая вопросы об объектах и связях, присутствующих в его модели, активный субъект находитструктурно совпадающее множество объектов и связей в модели другого участника диалога. Это может напоминать решение задачи Распознавания Неизвестного Окружения.
2. Поиск в модели пассивного субъекта фрагмента модели части окружения, неизвестной активному участнику диалога. Алгоритм такого поиска сводится к обходу известных объектов совпавшей части модели и исследование возможностей детализации объектов или появления «нового горизонта», на тех объектах, которые не имеют подобных продолжений в модели активного участника диалога. Исследование выполняется посредством соответствующих вопросов.
3. "Копирование" знаний в модель окружающей среды активного субъекта. Активный участник может выбрать наиболее интересующий его объект, содержащий новую информацию, переместить "курсор" в своей модели к этому объекту, переместить «курсор» другого участника диалога к тому же самому объекту и начать достройку своей модели в режиме диалога, задавая вопросы о новых объектах и связях между ними. При этом могут быть заданы вопросы типа:

• Какие объекты есть?
• Как связан каждый объект с исходной точкой?
• Как связаны объекты между собой?

6. Выводы

1) Принципиальным свойством интеллекта является способность накапливать информацию о внешней среде и упорядочивать на основе этой информации свои действия, свое поведение в среде.

2) Структура памяти интеллекта соответствует структуре возможностей исследования окружающей среды интеллектом. Она должна быть фрактальной и скорее всего древовидной.

3) С точки зрения прагматики процесс исследования окружающей среды субъектом и исследование памяти другого субъекта в процессе диалога между субъектами имеют сходную структуру.

4) В качестве одного из субъектов диалога может рассматриваться ИИ (компьютер). В этом случае структурное построение компьютерной памяти по принципу Фрактальной Машины Тьюринга может оказаться весьма эффективным, так как соответствует структуре памяти человека.

5) Парадигмы информационных технологий могут основываться на моделях Искусственного Интеллекта, а не только на концепциях типа объектно-ориентированного программирования, представлениях об автоматизации обработки документов на рабочем столе или на идеях создания виртуальной реальности путем имитации реальности объективной. В частности, навигационные механизмы часто используются в системах программного обеспечения. Исследуя навигационные абстрактные модели, ИИ, как научная дисциплина, может внести вклад в практику создания программных систем.

6) Существует практически полезная реализация концепций этой работы. Это компьютерная "записная книжка" или можно сказать персональная информационная система, представляющая собой бесконечно расширяемую древовидную структуру текстовых строк. Она оказалась удобной для написания текстов путем поэтапного построения и последующей детализации структры заголовков и подзаголовков (с довольно частой их переструктуризацией). Она оказалась удобной для написания программ, которые сразу получались хорошо структурированными. При этом реализация, как и концепция, весьма просты, что и явилось поводом для появления на свет данного сообщения.

Structured model of dialog"s pragmatics based on fractal

Intelligence-environment model

V. S. Shchepin

Key words: artificial intelligence, environment model, fractal object, fractal memory, Turing machine, structure of investigation, dialog, information exchange.

The aim of this paper is to investigate the structure of pragmatics in dialog interactions. The following logical scheme was chosen: An Intelligence must first of all percept an environment then build an internal model of this environment and then be capable to exchange information from the model with another Intelligence, natural or artificial. How it could be done? This is a problem. The first suggestion is that environment is fractal i.e. it"s decomposition may be infinite at any point. The second suggestion is that an Intelligence memory should be fractal too. Fractal memory is needed to reflect a fractal reality of an environment.

During his activity in the environment the Intelligence must structure the environment in his memory. A structured model of environment should include objects and object’s relationships descriptions. The object’s description must contain information sufficient for object’s recognition by the Intelligence. The objects relationship’s description must contain information needed for checking the relationship in the environment. In fact relationships between environment’s objects are established by some actions of the Intelligence. In a process of the dialog between two Intelligences two structured environment models are first compared for common fragments and then extended by the unique fragments from both sides ensuring an exchange of experience. An environment is considered as static for simplicity.

The study of these questions may give us a qualitative understanding of what is knowledge, how it can be used and where is a boundary between known and unknown. The structured model proposed by this paper can serve for example as a model of interaction between a programmer and a computer. Hence the ideas expressed here may be useful for a computer memory and computer software perspective design including more powerful languages and operating systems for man-computer and for computer-computer interactions.

Цикл Колба – одна из моделей обучения, основанная на поэтапном формировании умственных действий.

Ее автором является специалист по психологии обучения взрослых Дэвид Колб (David A. Kolb). По его мнению, процесс обучения представляет собой цикл или своеобразную спираль. Это своего рода цикл накопления личного опыта, в дальнейшем – обдумывания и размышления, и в итоге – действия.

Основные 4 этапа модели Колба таковы:

1) Непосредственный, конкретный опыт (concrete experience) – любой человек должен уже иметь некоторый опыт в той области или сфере, которой хочет обучиться.

2) Наблюдение и рефлексия или мыслительные наблюдения (observation and reflection) – данный этап предполагает обдумывание и анализирование человеком имеющегося у него опыта, знаний.

3) Формирование абстрактных концепций и моделей или абстрактная концептуализация (forming abstract concepts) – на этом этапе происходит выстраивание некой модели, описывающей полученную информацию, опыт. Генерируются идеи, выстраиваются взаимосвязи, добавляется новая информация относительного того, как все работает, устроено.

4) Активное экспериментирование (testing in new situations) – последний этап предполагает экспериментирование и проверку на применимость созданной модели, концепции. Результатом этого этапа является непосредственный новый опыт. Далее круг замыкается.

Название этапа	Сущность	Результат
Полученный опыт	Человек пробует сделать что-либо из того, чему учится, на практике, причем так, как умеет сейчас, вне зависимости от того, являются ли его навыки достаточными.	Понимание необходимости дальнейшего обучения (не получилось или получилось не слишком хорошо) либо вывод о том, что и так все хорошо Очевидно, что в последнем случае дальнейшие шаги не нужны.
Рефлексия	Анализ плюсов и минусов приобретенного опыта, выводы о том, что было сделано удачно, а что можно было бы сделать лучше или по-другому.	Подготовленность к необходимости изменений и обучению, в ряде случаев – полное или частичное знание того, как действовать правильно.
Теория	Получение теоретических знаний о том, как действовать правильно в связке с приобретенным опытом и его анализом.	Получены правильные алгоритмы действий на будущее.
Закрепление на практике	Отработка теории, перевод знаний в умения и навыки, корректировка со стороны руководителя.	Полностью или частично отработаны и закреплены необходимые навыки.

Основным опасным моментом цикла Колба может стать демотивация и снижение самооценки индивида в том случае, когда полученный опыт будет откровенно неудачным. Поэтому, если вы решили применять цикл Колба в работе с сотрудниками, запаситесь терпением и заранее продумайте, как будете действовать в подобной ситуации. При использовании этого метода вам потребуются все ваше искусство обратной связи, знание правил критики.

Колб (1984) заметил, что разные люди отдают явное предпочтение разному поведению – практическим действиям либо теоретизированию. Тогда он предположил, что большую часть времени мы обучаемся одним из четырех способов:

• конкретный опыт (Concrete Experience);
• рефлексивное наблюдение (Reflection);
• абстрактное моделирование (Abstract Conceptualisation);
• активное экспериментирование (Active Experimentation).

Английские психологи П. Хоней и А. Мамфорд (P. Honey, A. Mumford) описали различные стили обучения , а также разработали тест для выявления предпочитаемого стиля обучения (Honey Mumford Preferred Learning Style Test).

Выделили следующие четыре стиля обучения :

• «активисты» – самостоятельные пробы и ошибки: активно делать новое и новое,
• «мыслители» – придумать своё перед выполнением: размеренный отстраненный анализ множества информации,
• «теоретики» – логически структурировать происходящее: создание последовательности целей и алгоритмов,
• «прагматики» – пробовать новые идеи для решения реальных задач: быстрая практическая польза.

Активист обожает узнавать что-то новое, получать новый опыт, он хочет сам все испытать и во всем сам поучаствовать. Ему нравится быть в центре событий и внимания, и он предпочитает занимать активную позицию, а не оставаться сторонним наблюдателем. Задачи решает наскоком.

Мыслитель предпочитает сначала понаблюдать, поразмышлять, понять новое до конца, а уже потом действовать. Он склонен заново анализировать увиденное, испытанное и пройденное. Любит находить собственное решение, не любит, когда его торопят, и предпочитает иметь запас времени, чтобы найти решение в свой срок.

Теоретику присущи развитое логическое мышление и методичность, он предпочитает шаг за шагом продвигаться к решению проблемы, задает много вопросов. Для него характерна некоторая отстраненность и аналитический склад ума. Любит задачи, требующие интеллектуальных усилий, недоверчиво относится к интуиции и нестандартному мышлению, отдавая предпочтение построению моделей и систем. Шаг за шага приближается к решению задачи.

Прагматику не нужна теория, ему нужно только подходящее для текущей задачи решение. Прагматик стремится найти практические решения, быстро все попробовать и перейти к действию. Не склонен углубляться в теорию. Любит экспериментировать, искать новые идеи, которые можно сразу опробовать в реальных условиях. Действует быстро и уверенно, подходит ко всему по-деловому, приземленно и с азартом берется за решение возникающих проблем.

Необходимо отметить, что люди не выбирают на сознательном уровне, с какого этапа начинать. Они являются заложниками своего подхода (модели поведения).

Для того чтобы определить, к какому типу относится человек, Э. Кемерон и М.Грин предлагают ответить на следующий вопрос:

«Если бы вы писали книгу о переменах и хотели передать будущим читателям максимум знаний, вам бы понадобилось:

• провести эксперимент (активист);
• достаточное количество вопросов для размышления (мыслитель);
• тщательно исследовать различные модели (теоретик);
• иллюстрировать ваши мысли примерами и включить полезные инструменты, техники и приложения (прагматик)».

Ниже примерно приведена одна из самых распространенных структур интерактивного урока , построенного согласно принципам Колба:

1. Мотивация и объявление новой темы
2. Закрепление (повторение) пройденного – 20 % времени от общей длительности урока;
3. Изучение нового материала – 50 % времени от общей длительности урока;
4. Оценивание – 10 % времени от общей длительности урока;
5. Подведение итогов урока (дебрифинг, рефлексия) – 10 % времени от общей длительности урока.

Временное распределение в данной схеме можно рассматривать условным, учитель может по своему усмотрению и в зависимости от особенностей урока продлевать или укорачивать те или иные этапы урока, однако желательно, чтобы все перечисленные качественные этапы урока сохранялись.

Предпочитаемый учащимся стиль обучения определяется с помощью специальных опросников, но сориентироваться поможет и предварительное интервью (собеседование). При его проведении нужно обращать внимание на характер вопросов относительно предстоящего тренинга, которые задают его будущие участники (табл. 1 ).

Табл. 1. Типы обучающихся и их предпочтения

Процесс совершенствования навыков, повышения профессионального мастерства никогда не прекращается: его можно представить в виде бесконечной спирали развития компетентности (рис. 4).

Спираль развития компетентности

Специалист в сфере управленческого консультирования Рег Реванс сформулировал своего рода закон успешной бизнес-адаптации : «Компания (и сотрудники) будет процветать до тех пор, пока темп обучения в ней будет выше (или равен) темпу изменения внешней среды».

Есть мнение, что модель Д. Колба является перепевом классической теории поэтапного формирования умственных действий, разработанной отечественным психологом П.Я. Гальпериным с сотрудниками ещё в начале 1950-х гг. Впоследствии данная теория получила развитие работами специалистов по дидактике – в первую очередь, Н.Ф. Талызиной (Талызина Н.Ф., Теоретические проблемы программированного обучения. Изд-во МГУ, 1969).

Историю термина «прагматика» (греч. «прагма» – дело, действие) принято вести от Ч.Морриса, выделившего в семиотике, теории знаковых систем, область прагматики наряду с областями семантики и синтактики .Как любая наука, прагматика имеет свой объект, предмет, субъект и метод исследования. Объектом исследования прагматики может быть речевой акт, слово, текст или совокупность текстов. Позже термин «прагматика» стал употребляться в языкознании, но не получил в среде лингвистов однозначного толкования.

Прагматика понималась как наука об употреблении языка , наука о языке в контексте, или наука о контекстуальности языка как явления , исследование языка (или любой другой системы коммуникации) с точки зрения преследуемых целей, различных способов их достижения и условий, при которых эти цели достигаются , теория интерпретации речевых актов , изучение языковых средств, служащих для обозначения различных аспектов интеракционального контекста, в котором выражается пропозиция . В отечественной лингвистике прагматика также понимается как теория, изучающая прагматические параметры литературной коммуникации [Арутюнова 1981], а также текста в его динамике, соотнесенного с «я» творящего текст человека [Степанов 1981, 1985].

Прагматика рассматривается как «значение минус условия истинности» ; это область изучения тех аспектов значения, которые не охватываются семантической теорией . Прагматика понимается как теория речевого воздействия [Киселева 1978]. Назначение прагматики видится в изучении языка как орудия общественной практики человека [Сусов 1974].

Т. ван Дейк считает, что в компетенцию прагматики входит выявление систем, характеризующих языковую форму, значение и деятельность . По мнению Т. ван Дейка, в наиболее теоретизированном и абстрагированном понимании прагматика призвана осуществлять спецификацию (теоретически допустимых) условий (теоретически допустимой) пригодности (теоретически допустимых) структур высказывания. К эмпирическим задачам теории прагматики относится разработка когнитивной модели производства, понимания, запоминания речевых актов, а также модели коммуникативного взаимодействия и использования языка в конкретных социокультурных ситуациях .

Серьезная трудность заключена во взаимоопределении понятий прагматики и семантики. По мнению Г.В.Колшанского: «…Любое речевое образование есть результат понятийной обработки какого-либо познавательного акта, что неизбежно и придает любому осмысленному высказыванию когнитивный характер, относимый обычно к семантике в широком смысле слова. В этом плане вполне понятно устремление лингвистов не отрывать фактор прагматического функционирования языка в целом от его содержательного характера и включать, таким образом, прагматику лишь как компонент в единую семантику языковых коммуникативных единиц» [Колшанский 1985: 175].

Как бы ни были разнообразны варианты определения прагматики, основным в них можно считать то, что они исходят из схемы Ч.Морриса. Одним из свойств знака является отношение между знаком и его пользователем – человеком. Человеческий фактор признается в качестве ведущего понятия прагмалингвистики [Арутюнова 1981 ; Булыгина 1981; Гак 1982; Степанов 1981, 1985 и другие]. Прагматика изучает все те условия, при которых человек использует языковые знаки. При этом под условиями пользования понимаются условия адекватного выбора и употребления языковых единиц с целью достижения конечной цели коммуникации – воздействия на партнера.

В современных исследованиях прагматики все большее значение приобретает субъект деятельности, который в прагматике понимается как «абстрактный индивид (виртуальный коммуникант), являющийся носителем комплекса характеристик: психологических, социальных, географических, национально-культурных и т.д.» [Багатурия 2004: 4]. Эта возрастающая роль субъекта определяет выбор методов исследования предмета прагматики. Если рассматривать прагматику как науку, изучающую язык с точки зрения «использующего его человека в аспекте выбора языковых единиц, ограничений на их употребление в социальном общении и эффекта воздействия на участников коммуникации» , следует отнести эту науку к категории практических, основанных на индуктивных методах познания действительности.

Деятельность по передаче человеком знакового сообщения изучается прежде всего как процесс коммуникации – всем циклом научных дисциплин, изучающих коммуникацию, и первые трудности в выделении собственно предмета прагматики возникают именно в этом отношении. Как считает В.Г.Колшанский: «Прагматика как отрасль, изучающая отношение человека к языковому знаку, вообще теряет свой смысл по той причине, что отношение к знаку не может выявляться в языке помимо пользования самим языком, что и является по определению коммуникацией» (выделено нами – А.Ш.) [Колшанский 1985: 131].

Нередко прагматику определяют посредством акцентуации на отдельном аспекте процесса коммуникации, а именно – на воздействии или коммуникативном воздействии : «…Независимо от определения прагматического аспекта языка, лейтмотивом остается, как правило, идея о воздействии на поведение человека с помощью вербальных средств речевых актов» [там же: 139].В настоящее время коммуникативное воздействие понимается достаточно широко. Например, Ю.К.Пирогова выделяет «…Воздействие на сознание путем выстраивания рациональной аргументации (убеждение), или воздействие на сознание через эмоциональную сферу, или воздействие на подсознание (суггестия), воздействие с помощью вербальных (речевое) или невербальных средств» [Пирогова 2001: 541]. Речевое воздействие в лингвистике изучается в связи с социальной стороной речевого общения [Федорова 1991: 46-50]. В теории речевой коммуникации речевое общение представляется в виде двухуровневого образования, включающего социологический и коммуникативный уровни. Под содержанием коммуникативного уровня понимается обмен информацией между собеседниками, а содержание социологического уровня предполагает социальное взаимодействие участников коммуникации, то есть их влияние на поведение, образ мыслей и чувства друг друга. Речевое воздействие определяется как речевая форма социального воздействия говорящего на слушающего в процессе общения [там же: 46].

Нам представляется, что выделение предмета прагматики текста СМК не может целиком строиться на понятии «воздействие». Ряд материалов СМК действительно имеет цель воздействовать на знания, отношения и намерения адресата, цель добиться нужной для адресанта оценки определенного объекта – например, в рекламе или в призыве проголосовать на выборах. Однако в текстах СМК можно найти и другие цели, например, ведущую цель «развлечь» или увлечь реципиента (привлечь его внимание). В этом случае издание удовлетворяет психическую потребность субъекта в развлечении, стимулируя потенциального покупателя приобретать все новые и новые выпуски развлекательных материалов издания. Так, в материалах «желтой» прессы в субъекте-реципиенте инициируются те состояния, за которые тот готов платить: страх, удивление, негодование, умиление и другие. Аналогичным образом художественно-публицистические тексты апеллируют к «чувству прекрасного», пониманием которого, с достаточной степенью вероятности, обладает аудитория этих текстов. В подобных случаях оснований говорить о «воздействии на знания, отношения и намерения адресата...» примерно столько же, сколько в случае трансляции по каналу СМК футбольного матча. Можно ли в развлекательных или в художественно-публицистических материалах найти признаки коммуникативного воздействия? В широком смысле, безусловно, можно. При этом мы рискуем опять вернуться к всеобъемлющим определениям (в данном случае – понятия воздействия) и потерять предмет исследования, необходимый нам для реализации в первую очередь методических задач. Например, по мнению Г.Г.Матвеевой: «…Воздействие, или управление поведением, является целью всякого (выделено нами – А.Ш.) общения. Общение – это социальная ориентация, в которой реализуется приспособительная функция человека. Она сводится к функциональным регулирующим целям. Цели эти имеют прямое и непрямое воздействие. При последнем тоже происходит управление, например при информировании, при выражении оценки, отношения, на основании которых тоже может быть принято решение о регуляции поведения» [Матвеева 1984: 44].

На наш взгляд, недопустимо смешивать понятия воздействия и пафоса СМК. Как отмечает Ю.В.Рождественский: «…Пафос массовой информации состоит в том, чтобы сделать сообщения о событиях (в принципе, не касающихся получателя) интересными для него, так чтобы он стал вовлеченным в эти события духовно. Поэтому массовая информация подбирает сообщения о событиях и комментирует их так, чтобы ее материалы вызывали интерес. Это достигается вызыванием эмоций, любознательности, страха и сострадания. Цель формирования такой эмоции состоит в том, чтобы включить получателя информации в массовые действия» [Рождественский 1997: 593].

В свою очередь, под воздействием «в нужном для адресанта направлении» правильнее понимать такое воздействие, которое строится вокруг конкретного объекта действительности. При этом адресант добивается вполне определенной мысли, эмоции или линии поведения адресата по отношению к этому объекту действительности.

Таким образом, понятие коммуникативного воздействия на практике эффективнее связывать с теми текстами СМК, содержание которых призвано сформировать картину мира реципиента, понимание им действительности в отношении избранного объекта или группы объектов. Как мы покажем в дальнейшем, данные тексты можно сгруппировать по общим целям: они могут быть направлены на убеждение, побуждение или рекламирование. В этих случаях (текстах) прагматика текста СМК связана с воздействием, однако как понятие имеет под собой собственную предметную реальность. Доказательством этого может служить, например, прагматика текстов СМК с ведущими целями по информированию или развлечению аудитории, не имеющих явно выраженного потенциала воздействия.

Рассмотрим другую возможность в определении предмета прагматики. Допустим, исследование прагматических характеристик языковых знаков возможно в самой системе языка . Естественным развитием подобной логики становится выделение в качестве предмета исследования определенного лингвистического материала, единиц языка, имеющих узко прагматическую направленность.

Такие единицы выделяет Л.А.Киселева: «…Прагмемы – единицы разных уровней языка, обладающие прагматической заданностью: они предназначены для регуляции человеческого поведения. К ним относятся прежде всего те языковые единицы, которые отражают явления эмоционально-волевой сферы психики адресата и через нее – его интеллектуальной сферы (путем эмоционального внушения, заражения, убеждения) с целью регуляции его поведения. Это те единицы, которые принадлежат к ядру прагматического поля (например эмоциональные, эмоционально-оценочные и побудительные междометия, а также эмоционально-оценочные слова типа отвратительный, чудный, голубчик, прелесть и т. п.)» [Киселева 1978: 106].

Подобное направление исследования критикуется, в основном, за изолированность рассмотрения языковых единиц, за невыраженность связи знака с реципиентом. Как отмечает В.Н.Комиссаров: «…Нельзя привести никаких доказательств того, что так называемые эмоциональные слова (типа приводимых в подобных работах – безобразный, восхитительный и т.д.) непосредственно обращены к чистой психике, минуя нормальное интеллектуальное восприятие подобных единиц, имеющих очевидное понятийное содержание, относящееся к разряду так называемых оценочных как продукта мыслительной деятельности человека» [Комиссаров 1990: 140–141].

Выделив отдельную область в сфере языка (ведь язык, в отличие от речи, имеет абстрактную и системную сущность), исследователь получает необходимую системность, логику и предсказуемость функций тех или иных знаков и отношений между ними, прямо вытекающие из системности и логики языка как явления. Однако в рамках данного подхода исследователь вынужден вскрывать отношения между знаками (в рамках системы языка), а никак не отношения между знаком и реципиентом, – из чего исходит определение прагматики. Таким образом, выделение предмета прагматики в самой системе языка, в выделении особых языковых знаков, на наш взгляд некорректно .

Итак, определим нашу собственную позицию в исследовании предмета прагматики : исследованию подлежит скорее не прагматический аспект языка, а прагматический аспект конкретного текста, входящего в совокупность текстов, в нашем случае – СМК. В совокупности текстов СМК необходимо выделить авторские интенции, имеющие устойчивый характер, повторяющиеся уровни воздействия и, безусловно, языковые средства, успешно реализующие установленный комплекс целей и задач. Фактор успешности языкового знака в условиях реализации комплекса целей и задач конкретного текста позволяет оставаться в рамках отношения «знак – реципиент», а не ограничиваться сугубо абстрактными отношениями знаков в системе языка.

Сама по себе логика выделения предмета прагматики в зависимости от сферы употребления текста (в социальной практике) не нова. Как пишет Г.В.Колшанский: «…Если понимать под прагматикой речевого общения достижение какой-либо цели – практической, теоретической, физической, интеллектуальной и т. д., то можно в какой-то степени говорить о характеристике использования человеком языкового знака, но только, видимо, в смысле «успешно» или «неуспешно» была осуществлена коммуникативная цель. Такой успех вербальной коммуникации может быть определен как для индивидуального речевого акта, так и в целом для некоторого социального коллектива. Вопрос о целесообразности разработки критериев «прагматической успешности» речевого акта может быть решен только в чисто прикладном плане и применительно к конкретным областям языкового общения человека » (выделено нами – А.Ш.) [Колшанский 1985: 149].

Когнитивная лингвистика тесно связана с коммуникативной прагматикой и теориями дискурса. В отношении к этим темам она резко отличается от структурной лингвистики. Если для структурной лингвистики достаточно было постулировать существование языка как некоей абстрактной сети взаимозависимостей, то для когнитивной лингвистики в центре внимания оказывается не только язык в неразрывном единстве его формы и субстанции, но и более высокое единство – единство языка и человека, действующего в реальном мире, мыслящего и познающего, общающегося с себе подобными.

Структурная лингвистика, статическая по своей сущности, в познании языка шла от таких языковых объектов, как слово и его грамматическая форма, предложение, текст; языковая прагматика, опирающаяся на когнитивную лингвистику, отправляется от человека, его потребностей, мотивов, целей, намерений и ожиданий, от его практических и коммуникативных действий, от коммуникативных ситуаций, в которых он участвует либо как инициатор и лидер, либо как исполнитель «второй» роли.

Такие дисциплины, как анализ дискурса и развивающийся внутри него анализ разговора (т.е. спонтанной устной речи) ориентируются на установки деятельностной парадигмы. Для представителей этой парадигмы язык не самоценен и не изучается в самом себе и для себя. Он онтологически и эпистемически включён в человеческую деятельность, являясь и одним из важнейших её инструментов, и одним из ценнейших её продуктов. Таким образом, коммуникативный подход к языку можно определить как подход антропологический.

Введение в лингвистику антропологического подхода к языку активизировало интерес к личностным и социальным сторонам деятельности говорящего. Стало ясно, что реализация и интерпретация определённых стратегий речевого общения не могут осуществляться без учёта многообразных личностных и социокультурных аспектов коммуникативного процесса. С позиций современных подходов дискурс – это сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текстов, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста.

Как же учитываются в коммуникативной прагматике когнитивные процессы? В естественном языковом общении – при огромном и бесконечном разнообразии определяющих его факторов – число возможных «ходов» просто не может быть исчислено. Сложнейшая задача их исчисления упрощается лишь за счёт выявления некоторых рекуррентных, наиболее типичных структур, вызывающих определённые когнитивные реакции. Многие исследователи выделяют два основных аспекта в когнитивном анализе дискурса – структуры представления знаний и способы его концептуальной организации.

Таким образом, для коммуникативной прагматики, как и для когнитивной психологии и для искусственного интеллекта, столь же важна тема репрезентации знаний. Всякое коммуникативное действие в рамках спонтанного или организованного дискурса представляет собой реализацию тех или иных коммуникативно-когнитивных структур. Такими когнитивными структурами являются фреймовые модели, содержащие информацию социокультурного характера, или знания о том, что Витгенштейн называл «языковыми играми».

Для понимания текстов – как письменных, так и устных – имеет значение то, как «автор» послания и реципиент «моделируют» знания о мире. Общение оказывается возможным только при наличии в сознании каждого говорящего, в его картине мира неких смысловых, информационных «сгущений» («фреймов», «ментальных моделей», «сценариев», «моделей ситуации»). Ещё в 30-тых годах XX в. Ф.Бартлетт дал определение понятию «схемы информации», схемы, представленной в памяти. Это понятие также вошло в когнитивную психологию. Как уже говорилось, в компьютерной лингвистике используют понятия «сценарий», «фрейм», в лингвистике и социологии также используется понятие фрейма. Фреймы способствуют адекватной когнитивной обработке типичных ситуаций, связности текста, обеспечивают контекстные ожидания, дают возможность прогнозирования предстоящих событий на основе ранее встречавшихся. Коммуникативно-когнитивная прагматика, таким образом, предлагает некоторые способы изучения того, что делает тексты цельными и связными для воспринимающего.

При описании единичного речевого действия во внимание принимаются не только общие типичные схемы практической и коммуникативной деятельности, но и типичные схемы организации внутреннего мира говорящего, иначе говоря, представленный в его картине мира (социально и этнокультурно обусловленной, но индивидуальной по способу существования) набор познавательных структур. В основе порождения и понимания речи лежат не только абстрактные знания о стереотипных событиях и ситуациях – как в ментальных моделях, сценариях и фреймах, – но и личностные знания носителей языка, аккумулирующие их предшествовавший индивидуальный опыт, установки и намерения, чувства и эмоции. Т. ван Дейк формулирует это таким образом, что люди действуют не столько в реальном мире и говорят не столько о нем, сколько о субъективных моделях явлений и ситуаций действительности. В связи с этим можно привести цитату из книги известного отечественного лингвиста и филолога Б. Гаспарова: «Уникальность жизненно-языкового опыта каждого из нас все время относит нас друг от друга» (Б. Гаспаров. Язык, память, образ: Лингвистика языкового существования. М., 1996. С. 16).

Тем не менее мы всегда как-то понимаем друг друга – правильно или нет; направленность на понимание есть фундаментальное условие человеческого общения. При этом успешное понимание осуществляется не только тогда, когда люди пытаются понять значение слов и словосочетаний в высказывании, но и прежде всего тогда, когда они сосредоточены на интенции собеседника, на том, что он хочет выразить, какое речевое действие производит.

Первая попытка взглянуть на речь сквозь призму действий носителя языка выражена в теории речевых актов, в формировании которой большую роль сыграли взгляды таких учёных, как Дж. Остин, Дж. Серль, П. Грайс.

В теории речевых актов, впервые сформулированной Дж. Остином, основной единицей является «речевой акт» – квант речи, соединяющий единичное намерение («иллокуцию»), завершённый минимальный отрезок речи и достигаемый результат. Фундамент этого тезиса – представление о том, что минимальной единицей человеческой коммуникации является не предложение или другое выражение, а действие – совершение определенных актов, таких как констатация, вопрос, приказ, описание, объяснение, извинение, благодарность, поздравление.

Идеи Дж. Остина были развиты в работе Дж. Серля «Speech Acts», в которой говорение рассматривается как совершение определенных действий. Речь, по Серлю, имеет перформативный характер, целью ее является либо изменение в окружающей среде говорящего, либо в образе мыслей собеседника. «Иллокуционное намерение» говорящего – это то, что пытается передать последний при помощи языка, и соответственно, суть процесса коммуникации заключается в разгадывании этого намерения. Для объяснения понимания/непонимания в процессе общения был предложен термин – «успешный иллокуционный акт», суть которого в достижении определенного результата, ради которого он был задуман и осуществлен.

Исследователю коммуникации необходимо знать, что именно способствует правильному восприятию слушающим интенции говорящего, – а это во многом все то, что остается за пределами вербального выражения и тем не менее оказывается неотъемлемой частью высказывания. Это остающееся «за кадром» содержание относится и к индивидуальному опыту участвующих в коммуникации индивидов, и к тому знаниевому «фону», который их объединяет или, наоборот, разъединяет.

Общепризнан тот факт, что для различных типов языковых сообществ и социально-культурных слоёв общества характерно своеобразие использования языка. В процессе овладения контекстом произведения речи участники речевого события должны иметь общие фоновые знания как языкового, так и исторического, культурного, социального характера. И.В. Гюббенет определяет фоновые знания как социально-культурный фон, характеризующий воспринимаемую речь. В.С.Виноградов выделяет национальный аспект фоновых знаний, без исследования которых невозможно достижения полного и правильного понимания при обмене информацией. Для успешности коммуникации имеет значение схожесть менталитета, которая позволяет добиться минимальных изменений знаний в процессе общения. Исследователю коммуникации, таким образом, необходимо учитывать «фоновые знания», которые представляют собой обоюдное знание реалий говорящим и слушающим, что является основой языкового общения.

В настоящее время в исследовании дискурса выделяются шесть основных направлений: теория речевых актов, интеракциональная социолингвистика, этнография коммуникации, прагматика, конверсационный анализ и вариационный анализ. Источниками формирования моделей понимания и методов анализа дискурса в перечисленных подходах (при всём множестве различий между ними) стали достижения таких дисциплин, как лингвистика, антропология, социология, философия, теория коммуникация, социальная психология и искусственный интеллект.

Несмотря на различия в этих подходах, в них наблюдается нечто общее и объединяющее, что одновременно является общим во всех когнитивно-ориентированных лингвистических исследованиях. Это – антропоцентричность языка, точнее – заложенных в языке практических, теоретических и культурных знаний, опыта, освоенных, осмысленных и прямо или косвенно вербализованных носителями языка, и восстановимых в конечном счете – в результате семантического и концептуального анализа – в виде языковой картины мира.

Поворот в лингвистических исследованиях к прагматике языка, реальным условиям его функционирования, был закономерным и необходимым. Ведущие направления в науке о языке 60-х - 70-х годов, - лингвистический структурализм и логическая семантика имели один существенный недостаток -слабую связь с реальностью и практической деятельностью людей. Высказывание (и речь в целом) связывалось в этих теориях с условным "средним" носителем языка, и за пределами анализа оставались реальные, пользующиеся языком люди с их чувствами, взаимоотношениями, намерениями и целями {Гак 1998: 555). Постепенно пришло понимание, что для более полного объяснения языка, - как его устройства, так и особенностей употребления в речи - необходимо обратиться к факторам функционирования языковых единиц, т.е. к прагматике.

Выделение и формирование собственно лингвистической прагматики было стимулировано, с одной стороны идеями Ч.С. Пирса и ЧУ. Морриса, а с другой стороны опиралось на концепцию позднего Витгенштейна. По мнению В.В. Петрова, именно работы Л. Витгенштейна во многом способствовали трансформации прагматики, как части общей семиотической теории в самостоятельную область исследований, положив начало мощному потоку современных работ по прагматике {Петров 1987). Начало интенсивного развития прагматики условно относят к 1970 году - времени проведения Международного симпозиума по прагматике естественных языков (Булыгина 1981:333).

Прагматика как особое направление в исследовании языка с самого начала своего существования заявила о себе как очень обширная и весьма

неопределенная научная дисциплина. Практически каждая работа по прагматике (независимо от того, ориентируется ли ее автор в целом на лингвистическую семантику, философию языка или формальную логику) начинается с того, что заново очерчивается предмет исследования и в соответствии с этим определяется авторское понимание прагматического в языке.

Характеризуя задачи и проблемы прагматических исследований, Н.Д. Арутюнова и Е.В. Падучева отмечают, что они, постепенно расширяясь "обнаруживают тенденцию к стиранию границ между лингвистикой и смежными дисциплинами (психологией, социологией и этнографией) с одной стороны, и соседствующими разделами лингвистики (семантикой, риторикой, стилистикой) - с другой" {Арутюнова, Падучева 1985: 4).

Лингвистическая прагматика тесно связана с социолингвистикой и психолингвистикой. Наличие общих интересов у прагматики и социолингвистики настолько велико, что послужило причиной выделения в зарубежной науке даже отдельной дисциплины - социопрагматики (sociopragmatics), изучающей зависимость речевого общения от социальных факторов (АРСЛС 1996: 541; см. также Leech 1983:10).

Размытость границ лингвистической прагматики связана, по всей видимости, с тем, что она за короткое время вобрала в себя идеи теории языкового общения, теории текста, коммуникативной грамматики, новых концепций риторики, теории речевых актов, теории дискурса, т.е. всех тех дисциплин, которые имеют своим предметом использование языка человеком.

В результате в научной среде постепенно утверждается понимание прагматики как направления, связанного с решением самых разнообразных проблем описания функционирования языка. Развитие идей лингвистической прагматики, определение сфер ее приложения и задач находит отражение в многочисленных толкованиях термина "прагматика".

Термин "прагматическое" (изучение языка) появился в 1920-х годах, - в форме прилагательного он был использован в 1923 году Б. Малиновским в приложении к книге Огдена и Ричардса "The Meaning of Meaning". Затем, и это положение в "истории прагматики" является общепринятым, термин "прагматика" создал Ч. Моррис в 1938 году для использования в известной триаде синтактики (синтаксиса), семантики и прагматики как частей семиотики (Nerlich & Clarke 1994; Nerlich 1995). Ч. Моррис, проводя исследования, ставившие целью изучение структуры знаковой ситуации (семиозиса) в динамическом, процессуальном аспекте, включая и участников этой ситуации, разграничил три вышеуказанных аспекта семиотики, определив прагматику как "отношение знаков к тем, кто их интерпретирует" {Morris 1938: 6). Однако, в дальнейшем, в связи с развитием взглядов исследователя, а также в связи с тем, что термин уже успел приобрести нежелательную двусмысленность и размытость, Моррис определяет прагматику как исследование "образования, использования и воздействия знаков (the origin, uses and effects of signs)" (Morris 1946: 219). Из этого определения следует, что внимание исследователя должно быть направлено на комплексное изучение трех взаимосвязанных процессов одной цепи - образования, использования (функционирования) и воздействия знаков. Созвучное определению Морриса понимание прагматики находим в работе Г. Клауса, который относит к прагматике "психологические и социальные аспекты употребления языковых знаков" (Клаус 1967: 22).

Интересным представляется видение прагматики, как оно представлено у Ч. Филлмора. Его определение достаточно подробно и звучит следующим образом: "Прагматика изучает трехмерное отношение, которое объединяет (1) языковые формы, (2) коммуникативные функции, которые эти формы способны выполнять с (3) контекстами или окружениями, в которых эти языковые формы могут иметь данные языковые функции" (цит. по Почепцов (мл.) 1984: 33).

Известным лингвистическим определением прагматики конца 70-х -начала 80-х годов стало определение, предложенное Р.С. Столнейкером. Прагматика по Столнейкеру занимается изучением речевых актов и тех контекстов, в которых они производятся и реализуются. Целью прагматики как дисциплины должно быть выделение классификации речевых актов и их продуктов, т.е. соответствующих высказываний (Stalnaker 1972).

Часто подчеркивается, что прагматика в значительной степени отвечает принципу деятельности, и таким образом вводит в описание языка акциональный (деятельностный) аспект. Соответствие прагматики требованиям принципа деятельности находит отражение в определении предмета прагматики, данном Э.С. Азнауровой. Предметом лингвистической прагматики, по ее мнению, является "изучение языка в аспекте человеческой деятельности в широком социальном контексте" (Азнаурова 1988: 8). 1 Изучение фактов языка в аспекте человеческой деятельности рассматривается как основной постулат прагматики. Но, как далее отмечает Э.С. Азнаурова, "широта постулата привела к значительному разбросу тем и проблем, обсуждаемых в рамках этого лингвистического направления, начиная от прагматической интерпретации языковых знаков и теории речевых актов, до изучения прагматических параметров литературной коммуникации и текста в его динамике, соотнесенного с "Я" творящего текст человека" (там же: 10).

Широкому пониманию прагматики, когда в сферу ее интереса включаются вопросы дейксиса, речевых актов, пресуппозиций, конверсационных импликатур, проблемы, связанные с интерпретацией речи, когда задачей прагматики как отдельной лингвистической науки называется "изучение соответствий между единицами языка и эффектами их использования" (Почепцов 1985: 16) или "изучение отношений между лингвистическими формами (сущностями) и пользователями этих форм" (Yule 1996: 4) противопоставлен подход, когда единственным реальным объектом исследования в сфере прагматики считается реализованная в тексте

Говоря о предмете прагматики, следует иметь в виду, что хотя с признанием за прагматикой статуса особой лингвистической дисциплины согласно большое количество лингвистов, эта позиция не является общепринятой. Ряд исследователей отказывает прагматике в обладании собственным предметом исследования и делает вывод о невозможности ее рассмотрения в качестве еще одного компонента теории языка. Ей предоставляется лишь статус особой перспективы (pragmatic perspective) в рассмотрении языковых явлений (см. Verschueren 1999). прагматическая установка, в самом общем виде определяемая как "материализованное в тексте осознанное намерение отправителя сообщения оказать соответствующее воздействие на получателя речи" (Наер 1985: 16). Сторонники такого понимания прагматики считают, что предлагаемое максимальное ограничение приложения прагматики позволяет выделить в языке сферу, связанную с целеполагающим речевым воздействием, аналогичным поступку {Гелия 1988: 189).

Такое понимание задач прагматики находит отражение в исследованиях, акцент в которых делается на конечный итог коммуникации - эффект воздействия (перлокутивный эффект по Остину), когда во главу угла ставятся вопросы изучения вербального управления человеческим поведением, моделирования социального и индивидуального поведения людей посредством речи (Киселева 1978).

Прагматический подход к пониманию природы языка сформировался и продолжает развиваться под знаком включения в это понимание субъективности говорящего. Так, в концепции Ю.С. Степанова категория субъекта определяется как центральная категория современной прагматики (Степанов 1981; 1985; 2001). Одновременно, с все большей ясностью, осознается необходимость учитывать и фактор адресата, т.е. субъективность слушающего, что служит отправной точкой для разработки теории интерпретации речевых произведений, которые появляются в тех или иных коммуникативных контекстах, когда объектом интерпретации является то, что принято называть прагматическим значением высказывания (Арутюнова 1981).

Некоторые исследователи считают, что понятие интерпретации позволяет самым естественным образом формулировать наблюдения над свойствами языка и, так или иначе, присутствует в любом прагматическом исследовании (Демъянков 1981: 369). Третьей точкой зрения на значимость факторов субъекта речи и адресата является подход, определяющий траекторию прагматики как движение от эгоцентризма к принципу совокупной бинарности "по линии синтеза субъективности отправителя и субъективности адресата в единый и совокупно действующий фактор" (Сидоров 1995: 470).

Комплексный учет различных факторов, на которые делается акцент в прагматических исследованиях "позволяет глубже постичь специфику языка в его реальном употреблении" (Гак 1997: 361) и свидетельствует о незаурядном потенциале прагматики.

Как видно из приведенных выше определений, выведение на передний план той или иной группы факторов позволяет говорить о разных видах или вариантах прагматики. Еще в начале 1970-х годов Т.М. Дридзе с уверенностью предположила существование двух прагматик - "прагматики коммуникатора" и "прагматики реципиента" (Дридзе 1972: 34-35). Дж. Юл, уже в конце 1990-х годов конкретизирует понятие пользователя ("user") и дает емкое определение прагматики, которое учитывает позицию отправителя, позицию получателя и определяет разные варианты прагматики, в зависимости от ракурса исследования. Прагматика у Дж. Юла "имеет дело с исследованием значения, как оно сообщается говорящим (или пишущим) и интерпретируется слушающим (или читающим), что позволяет говорить о: (1) прагматике как значении говорящего (pragmatics is the study of speaker"s meaning); (2) прагматике контекстного значения (pragmatics is the study of contextual meaning); (3) прагматике импликации (pragmatics is the study of how more gets communicated than said); (4) прагматике выражения дистанционных отношений между участниками коммуникации (pragmatics is the study of the expression of relative distance) (Yule 1996: 3).

Здесь интересно сравнить разновидности прагматики, предлагаемые Дж. Юлом, с достаточно подробным представлением задач прагматики как они формулируются Н.Д. Арутюновой. Автор выделяет четыре главных проблемы, включающие комплекс вопросов, связанных с говорящим субъектом, адресатом, их взаимодействием в коммуникации и ситуацией общения.

В связи с субъектом речи в прагматике изучаются: (1) явные и скрытые цели высказывания; (2) речевая тактика и типы речевого поведения; (3) правила разговора, подчиненные принципу сотрудничества; (4) установка говорящего или прагматическое значение высказывания; (5) референция говорящего; (6) прагматические пресуппозиции; (7) отношение говорящего к тому, что он сообщает.

В связи с адресатом речи рассматриваются: (1) интерпретация речи; (2) воздействие высказывания на адресата; (3) типы речевого реагирования на полученный стимул.

В связи с отношениями между участниками коммуникации изучаются: (1) формы речевого общения; (2) социально-этикетная сторона речи; (3) соотношение между участниками коммуникации в тех или иных речевых актах (т.е. ролевые отношения).

В связи с ситуацией общения в прагматике исследуются: (1) интерпретация дейктических знаков, а также индексальных компонентов в значении слов; (2) влияние речевой ситуации на тематику и формы коммуникации (Арутюнова 1990а: 390).

Сравнивая варианты прагматики Дж. Юла и сферы приложения, задачи прагматики у Н.Д. Арутюновой, нельзя не заметить, что выделяемая Юлом в отдельный пункт прагматика импликации включается у Н.Д. Арутюновой в широкий спектр вопросов, изучающихся в связи с субъектом речи, а прагматика контекстного значения у Юла, есть не что иное, как суженый круг вопросов, рассматриваемых в связи с адресатом речи. В целом же, мы наблюдаем изоморфизм в определении комплекса основных вопросов, что можно интерпретировать как постепенное становление контуров прагматики.

Обращение лингвистов к изучению функционирования языковых единиц в речи "позволяет говорить о прагматике в смысле коммуникативных свойств рассматриваемых единиц. Говорят о "прагматике слова", "прагматике предложения" (высказывания) и т.д. имея в виду, во-первых, особенности использования языковых сущностей в определенных прагматических ситуациях и условия функционирования и, во-вторых, реализацию значения в контексте под влиянием различных прагматических параметров. В первом случае можно вести речь о "внешней прагматике", а во втором - о "внутренней прагматике" (называемой иногда прагмасемантикой)" 1 (Горшунов 1999: 5-6). Мы считаем, что эксплицитно предлагаемое Ю.В. Горшуновым разделение прагматики на "внешнюю" и "внутреннюю", содержащееся имплицитно в целом ряде работ, представляет теоретический интерес и еще раз подтверждает все основания говорить о прагматическом значении, как части языкового значения.

Понимание "внутренней прагматики", как социально осознанной и закрепленной узусом на уровне системы прагматической информации, допускает троякое толкование: (1) семантическая информация рассматривается как часть информации коммуникативно-прагматической; (2) оба компонента мыслятся равноправными, автономными, но выполняющими свое назначение в тесной взаимосвязи друг с другом, либо (3) прагматическая информация считается встроенной в информацию семантическую (ср. Leech 1983: 6).

Первый подход (Малкольм и другие философы-оксфордцы) опирается на идеи позднего Витгенштейна, когда "для обширного класса случаев - хотя и не для всех, - в которых мы пользуемся словами, значение можно определить так: значение слова есть его употребление в языке" (цит. по Арутюнова 1976: 44). Теория значения при таком подходе теряет свой денотативный характер и становится коммуникативной теорией значения, которая была отнесена не только к смыслу высказывания, но и к значению входящих в него слов. Для лингвистики такого рода теория, в которой не делается принципиального различия между значением слова, предложения и высказывания едва ли может оказаться эффективной (см. подробнее Арутюнова 1976: 39-45).

В рамках второго подхода имеются попытки отнести к ведению семантики независимые от контекста значения языковых единиц, а к ведению прагматики - речевые функции языковых высказываний и ситуационно

М.В. Никитин определяет прагмасемантику как исследование той части совокупного значения высказываний и текстов, которая относится к интенциям речи, т.е. к тем прагматическим задачам, которые говорящий решает посредством речи (Никитин 1996. 619). Ср. определение языка толкований, используемого в Московской и Польской школах семантики как "прагмасемантического языка" в Санников 1989. См. также в этой связи Почещов (мл.) 1984; Stalnaker 1972.

Обусловленную сторону выраженных в них пропозиций. Некоторые исследователи определяют границы прагматики изучением тех аспектов значения, которые не охватываются семантической теорией (Levinson 1983). Вместе с тем предлагая такого рода разграничения, признается тот факт, что пока еще не разработана адекватная (семантическая или прагматическая) теория, которая позволяла бы однозначно ответить на вопрос, где кончается семантика и начинается прагматика (см., например, Булыгииа 1981; The Semantics/Pragmatics interface... 1999).

С другой стороны, многие исследователи указывают на то, что наиболее адекватные результаты могут быть достигнуты, если рассматривать семантику и прагматику как взаимосвязанные части одного целого: "Не существует семантики без прагматики - но не существует также и прагматики без семантики" (Кифер 1985: 347). П. Сгалл также отмечает, что все попытки изучения семантики, не принимая во внимание прагматику, обречены на неудачу (Sgall 1986: 45).

Большой интерес по поводу соотношения прагматики и семантики представляет точка зрения Ю.Д. Апресяна. Понимая прагматику достаточно широко, автор считает, что лингвистический интерес представляет лишь та прагматическая информация, которая лексикализована или грамматикализована, т.е. приобрела постоянный статус в языке {Апресян 1988; 1995а). Аналогичную точку зрения высказывает еще один представитель Московской школы семантики, - В.З. Санников, который под значением языковой единицы понимает её семантику и прагматику, трактуя последнюю как "сведения об отношении говорящего и слушающего к описываемым объектам и друг к другу" {Санников 1989: 84).

Много общего с концепцией Ю.Д. Апресяна имеет видение прагматики В.И. Заботкиной (Заботкина 1989; 1993). Признавая наличие сложной диалектической связи между прагматикой и семантикой, исследователь определяет прагматику слова как часть совокупной семантики, которая несет в себе информацию о социальном статусе говорящих, о реальных условиях потребления и об ожидаемом эффекте воздействия на слушающего. Иными словами, речь здесь идет о прагматических составляющих, которые закрепляются благодаря узусу в семантической структуре слова, отражают параметры его употребления в типизированных ситуациях общения и обеспечивают прагматическую маркированность слова на уровне системы.

Самым радикальным образом решает проблему границы между семантикой и прагматикой А. Вежбицкая и ее последователи (Е.В. Падучева и др.). Сам этот вопрос, считает Вежбицкая, не имеет смысла, в связи с тем, что такой границы не существует: прагматика - это часть семантики, изучающая определенный круг языковых значений. В концепции Вежбицкой автономность прагматики по отношению к семантике оказывается мнимой, существует единая семантика прагматики, или просто прагматика - одна из частей, на которые автор делит задачу описания семантики языка. "Языковые значения прагматичны в принципе: с человеком, с речевой ситуацией связаны в языке не какие-нибудь особо выделенные экспрессивные элементы, а вообще значение подавляющего большинства слов и грамматических единиц" (Падучева 1996: 222). Границы прагматики, как они понимаются в работе Wierzbicka 1991, очерчиваются именно на основании характера значения, когда в компетенцию прагматики попадают те языковые элементы, у которых установочные компоненты (субъективные, экспрессивные и прочие) доминируют над денотативными, т.е. языковые элементы любого формального типа, объединенные лишь тем, что они несут по преимуществу "прагматическую информацию" (Падучева 1996: 223).

Известно, что со значениями языковых единиц тесно связаны выполняемые ими функции, так как изучение функций той или иной формы охватывает анализ ее значения: "Значение прямо подчинено той функции, которую выполняет соответствующая ему единица; оно формируется в зависимости от предназначения этой единицы" (Арутюнова 1976: 44). Различая семантические и структурные функции языка, некоторые лингвисты указывают на сложное соотношение между функциями семантическими и прагматическими . Последние могут рассматриваться как особый аспект семантических функций, суть которого заключается в передаче отношения содержания языковых единиц и высказывания в целом к участникам речевого акта и его условиям (Боидарко 1987: 8-9). То есть, провести четкую грань между семантикой и прагматикой довольно затруднительно. И та и другая (в той или иной степени) отражают антропоцентризм, пронизывающий современную науку, широко применяют экстралингвистические данные, должны принимать во внимание фактор контекста и др.

В своем диссертационном исследовании мы исходим из широкого понимания прагматики как особой лингвистической дисциплины, принимая за основу емкое, многогранное определение Д. Кристалла. Прагматика - это наука "изучающая язык с точки зрения использующего его человека, в аспекте отбора языковых единиц, ограничений на их употребление в социальном общении и эффекта воздействия на участников коммуникации" (Crystal 1985: 240)."

В понимании прагматики как части языкового значения мы придерживаемся прагматико-семантического подхода основанного на концепциях Ю.Д. Апресяна, А. Вежбицкой, В.И. Заботкиной.

Не вызывает сомнения, что изучение "внутренней прагматики" (прагмасемантики) составляет одну из задач лингвистической прагматики и касается ее малоизученной и дискуссионной области (Горшунов 2000). Исследование, разработка и уточнение уже установленных прагматических составляющих, выявление особенностей их взаимодействия и воздействия на адресата на различном лексическом материале, представляют значительный теоретический и практический интерес и играют важную роль в исследовании семантики и прагматики языковых единиц.

Становление прагматики, вероятно, еще не завершилось. Остается еще немало дискуссионных вопросов. Это вопросы об отношении прагматики и

Ср. с более поздним определением того же автора: "Прагматика изучает факторы, которые определяют наш выбор языковых средств в социальном взаимодействии и воздействие этого выбора на других" (Crystal 1997: 120) социолингвистики, психолингвистики, стилистики, риторики, с которыми прагматика имеет обширные области пересечения исследовательских интересов. Это круг вопросов связанный с тем, как человек воплощает себя в языковом знаке, в высказывании, живет и действует как языковая личность, использующая язык для достижения своих целей, передачи своего отношения к действительности, содержанию сообщения, к партнерам по коммуникации, воздействию на них.

Глубоким и точным в этой связи представляется тезис Дж. Версурена о том, что измерение (dimension), которое прагматика призвана постичь и раскрыть, является пространством, созданным связью языка и человеческой жизнью в целом (Verschueren 1999: 6).