Латышская аристократия. О происхождении русских дворянских родов из древней пруссии Дворянский род прибалтийского происхождения

Экономическая дифференциация среди дворянства наглядно показывает разнородность дворянского сословия. Важным фактором, разделяющим дворян, было также наличие титула, деление на титулованную знать (князей, графов, баронов) и нетитулованное дворянство (большинство сословия) всегда присутствовало в жизни дворянского общества.

Родовые титулы появились в средневековой Европе для обозначения степени вассальной зависимости от сеньора. В новое время ни в России, ни в Европе обладание титулом не приносило его владельцу никаких особых юридических прав, титул давал возможность приобщиться к избранному кругу, был показателем либо знатности рода, либо особых заслуг перед престолом.

КНЯЗЬЯ

На Руси вплоть до XVIII столетия существовал лишь княжеский титул, который передавался по наследству. Титул князя означал принадлежность к роду, который когда-то управлял определенной территорией страны. У славян князьями называли предводителей дружины, а затем правителей отдельных земель - княжеств.

С XI в. княжеский титул принадлежал лишь потомкам Рюрика, правившим в различных землях. В XIV в. на русскую службу переходят потомки литовской великокняжеской династии - Гедиминовичи. В Московском государстве ХVII в. княжеским титулом обладали потомки этих двух родов - Рюриковичи (Оболенские, Волконские, Репнины, Одоевские, Гагарины, Вяземские и др.), Гедиминовичи (Куракины, Голицыны, Хованские, Трубецкие), а также некоторые потомки золотоордынской знати и кавказских родов (Урусовы, Юсуповы, Черкасские). Всего насчитывалось 47 княжеских родов .

До XVIII в. княжеский титул передавался только по наследству , его нельзя было получить в качестве царской милости. Пожалование княжеским титулом впервые происходит при Петре I, когда А. Д. Меншиков в 1707 г. стал именоваться князем Ижорским.

При Екатерине произошел целый ряд княжеских пожалований от императора Священной Римской империи - Г. А. Потемкину, П. А. Зубову, Г. Г. Орлову и др. При Павле в княжеское достоинство возводятся 5 человек, среди них А. В. Суворов, именуемый князем Италийским. Суворову в дальнейшем был пожалован титул светлейшего князя. Светлейшие князья (среди них были М. И. Голинищев-Кутузов, Н. И. Салтыков, А. К. Разумовский) именовались «ваша светлость» ; наследственные князья в отличие от них имели титул «ваше сиятельство» .

К концу XIX в. из-за пресечения некоторых родов (Безбородко, Лопухиных, Разумовских) число княжеских семей, получивших титул через пожалование, было около 20.
Новые княжеские роды возникали в XIX - начале XX в. также в результате морганатических браков. Так называли браки членов императорской фамилии с лицами, не принадлежавшими к владетельным домам. Такие браки имели законную силу, за исключением прав наследования. Если членом императорской семьи был муж, то жена и дети носили другую фамилию, являясь основателями нового рода.

ГРАФЫ

Титул графа изначально существовал в западноевропейских монархиях. В России появился с петровских времен. В 1706 г. первым собственно российским графом стал Б. П. Шереметев. Среди первых дворян, возведенных в графское достоинство, были Г. И. Головкин, Ф. М. Апраксин, П. А. Толстой. Первым морганатическим браком в российской царской династии был союз зеликого князя Константина Павловича с польской графиней Грудзинской, которая затем стала именоваться светлейшей княгиней Лович.

В 1880 г. появился род князей Юрьевских, этот титул был дарован Е. М. Долгоруковой, с которой вступил в морганатический брак император Александр II.Императрица Елизавета Петровна наградила графским титулом братьев Разумовских и Шуваловых, Екатерина - братьев Орловых.

ДВОРЯНСКИЕ ФАМИЛИИ

Некоторые фамилии трансформированы из иноземных, обладатели которых прибыли на Русь из других государств. Так, русский дворянский род Головиных произошел от известной византийской фамилии Ховриных, а дворяне Императрица Елизавета Петровна наградила графским титулом братьев Разумовских и Шуваловых, Екатерина - братьев Орловых.

Графами в это время часто становились фавориты императоров и императриц, ближайшие родственники императорской фамилии, люди, отличившиеся на полях сражений, в дипломатической и государственной службе. Эти представители дворянства часто стояли ближе к трону, нежели потомки старых угасающих княжеских родов, потому в XVIII в. графский титул ценился подчас выше княжеского. В начале XX в. было учтено 320 графских родов.

БАРОНЫ

Баронский титул также пришел в Россию из Западной Европы в XVIII столетии. Среди первых российских баронов были П. П. Шафиров, А. И. Остерман, братья Строгановы. Традиционно баронский титул жаловали финансистам и промышленникам (Фредериксу, Штиглицу) и иностранцам, отличившимся на русской службе (Николаи, Дельвигу, Беллинсгаузену).

Большинство наследственных баронских родов было прибалтийского происхождения. Среди самых известных прибалтийских баронов - Врангели, Рихтеры, Палены. К началу XX в. в России насчитывалось более 250 баронских родов.

Во все времена среди дворянства выше любого титула все же ценилась древность рода, потому наиболее почетным было звание столбовых дворян, ведущих свою дворянскую родословную более 100 лет. Ведь титул, даже княжеский, можно было приобрести, а благородных предков, если их нет, не может дать никакая власть. Показателен пример знатного рода Нарышкиных, которые никогда не обладали никакими титулами, но были одними из первых среди вельмож и царедворцев.

ДВОРЯНСКИЕ ФАМИЛИИ

Дворянское достоинство в русской именной формуле никак не выражалось, не было специальных приставок, указывавших на благородное происхождение (например, фон в немецких или де во французских именах). Само обладание именем, отчеством и фамилией на определенном этапе уже говорило о дворянском звании. Другие сословия долгое время вообще не имели фамилий. Для дворян же принадлежность к определенной фамилии означала родовую самоидентификацию.

Фамилии древних дворянских родов происходили часто от названий мест княжения. Так появились фамилии Вяземских, Белосельских, Оболенских, Волконских, Трубецких, связанные с названиями рек, озер, городов и селений. Часто фамилии всего рода происходили от некоего давнего предка, оставившего след в истории (Голицыны, Толстые, Куракины).

Некоторые фамилии трансформированы из иноземных, обладатели которых прибыли на Русь из других государств. Так, русский дворянский род Головиных произошел от известной византийской фамилии Ховриных, а дворяне Хомутовы имели своим предком шотландца Гамильтона. Немецкая фамилия Левенштейн со временем превратилась в русскую - Левшиных, а потомки выходцев из Флоренции Чичери стали именоваться в России Чичериными. Многие фамилии произошли от татарских знатных родов - Годуновы, Карамзины, Кудашевы.

Обычно фамилии в России были одинарными, но иногда, в дворянской среде особенно, происходило удвоение фамилий. Причины этого могли быть различными, иногда к фамилии большого рода прибавляли фамилию отдельной ветви. Примером могут служить князья Ростовские, различные ветви которых стали именоваться Буйносовы-Ростовские, Лобановы-Ростовские, Касаткины-Ростовские. Дабы не утратить известную угасшую фамилию, ее присоединяли к своей наследники по женской или боковой линии. Так появились Репнины-Болконские, Воронцовы-Дашковы, Голицыны-Прозоровские, Орловы-Денисовы и т. д.

Еще одна группа двойных фамилий возникла в результате пожалования более высокого титула и присоединения почетной приставки к родовой фамилии. Часто такие приставки давались за военные победы, в результате эти известные имена стали частью российской истории: Орлов-Чесменский, Румянцев-Заду-найский, Потемкин-Таврический, Суворов-Рымникский.

РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ

Дворянин никогда не жил сам по себе, он всегда был членом семьи, всегда чувствовал принадлежность к определенной фамилии, он мыслил себя преемником своих многочисленных предков, был ответственен за своих потомков. Для дворянского мира в этой связи очень характерно пристальное внимание к родственным связям и отношениям, подчас весьма сложным.
Умение разбираться во всех тонкостях родства было вызвано необходимостью, ведь и дворянское звание, и родовые титулы, и, наконец, земли и Имущество передавали в наследство по родственному принципу. Кроме того, дворянские семьи были, как правило, многочисленными, в каждом поколении они зступали в родственные отношения с несколькими родами*.

Основой дворянских родственных связей была принадлежность к определенному роду; понятие «род» подразумевало наличие у людей разных поколений одного общего предка - родоначальника. Фигура родоначальника довольно условна, ведь у него тоже были предки. Обычно родоначальником становился самый ранний предок, о котором сохранились сведения, совершивший некие громкие деяния, имеющий заслуги перед отечеством или прибывший на службу в Россию из чужих земель.

При общей немногочисленности дворянского сословия родственные связи могли оказаться помехой при заключении браков, ведь церковью были запрещены браки между близкими родственниками. Потому знание своего и чужого родственного круга было важнейшей частью дворянской жизни.Родовое поколение, или колено, составляют потомки, которые находятся на равном удалении от общего предка. Если родство передается по мужской линии, а именно такова была традиция в среде русского дворянства, потомки братьев образуют разные ветви рода.

В случае получения одним из представителей рода титула его потомки представляли особую линию рода - графскую или княжескую. Так, в родословной Орловых отмечалось три линии: дворянская (большая часть представителей рода), графская (потомки пять братьев Орловых, которые стали графами при Екатерине II), княжеская (наследники А. Ф. Орлова, титул которому был пожалован в 1856 г. Александром II).

По материалам книги «Дворянские и купеческие роды России» Жукова А. В.

В плеяде выдающихся руководителей нашей магистрали особое место принадлежит Федору Кноррингу

Решение о направлении на Забайкальскую дорогу блестящего инженера путей сообщения, состоявшееся в марте 1907 года, изначально носило характер, как сегодня выражаются, антикризисного управления.

Федор Иванович Кнорринг был назначен начальником Забайкальской железной дороги первого июня 1907 года. Случилось это после того, как Управление железных дорог провело ревизию, которая выявила на Забайкальской «полную бесхозяйственность, громадные хищения, беспорядки и непомерные расходы». Об этом много писалось в газетах, и Забайкальская железная дорога стала притчей во языцех не только в Министерстве путей сообщения, но и в самых высоких государственных инстанциях.

Через год после этого назначения дорога стала приносить хоть и небольшой, но устойчивый доход. Эти успехи приписывали богатому инженерному и административному опыту Федора Ивановича Кнорринга.

Несомненно, это так. Однако в 1911 году выяснилось, что Забайкальская железная дорога была «прославлена» по недоразумению, что громадных хищений, якобы доходивших до тридцати миллионов рублей, на самом деле не было. Управление дороги в тяжёлые времена русско-японской войны и первой русской революции решило срочно провести мероприятия по увеличению расходов на военные перевозки и прекращению коммерческого движения в пользу военного. К сожалению, из соображений оперативности сделано это было без соблюдения установленных формальностей и разрешения министра путей сообщения. Убытки были посчитаны как хищения, хотя «были причинены без всяких корыстных побуждений, а лишь ради желания оказать пользу делу».

К этим убыткам присоединились и убытки стихийные. Небывало дождливое лето 1906 года привело к затоплению и порче груза на станциях. Так, например, на станции Чита разливом реки Читинка был затоплен товарный двор, подмочено свыше четырехсот подготовленных грузовых отправок.

Впрочем, эти убытки представлялись ничтожными по сравнению с работой, развёрнутой управлением дороги и давшей в течение 1904 - 1906 годов, по отзывам современников, блестящие результаты.

Из приказа начальника Управления военных сообщений генерал-лейтенанта Левашева, смотревшего на работу управления дороги со стороны, мы видим, что одна прокладка рельсового пути по льду озера Байкал дала возможность быстро усилить вагонами и паровозами крайне нуждавшуюся в этом Китайско-Восточную железную дорогу. «Все иностранцы, - писал генерал Левашев, - которые ознакомились на месте с делами воинских перевозок, дали надлежащую оценку, возбудившую удивление в заграничной прессе, тому, что было сделано в столь короткое время, тому образцовому порядку, в каком, несмотря наперекор стихии и обстановке, совершалось это огромное дело. Вместо слабо оборудованной Сибирской линии образовалась отчётливо работающая магистраль, соединившая непрерывным рельсовым путем общеимперскую рельсовую сеть с действующей армией, по которой изо дня в день, с точностью часовой стрелки, двигались эшелоны людские и грузовые на многие тысячи верст».

…Федор Иванович Кнорринг происходил из потомственных дворян. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона дает справку о том, что Кнорринги - это «старинный русский и финляндский баронский род, происходивший от Генриха Кнорринга, владевшего в ХVI веке поместьями в Курляндии». Затем этот род разделился на множество ветвей, обеднел, и от прежнего его величия потомкам остался только баронский титул.

Родился Федор Иванович девятого мая 1854 года. Окончил физико-математический факультет Петербургского университета в 1876 году, а в 1878 году - Институт инженеров путей сообщения императора Александра I.

«Формулярный список о службе действительного статского советника Ф.И. Кнорринга», ксерокопия которого хранится в фондах музея истории Забайкальской железной дороги, свидетельствует, что после окончания учебы он был определён на службу в Министерство путей сообщения.

В это время Россия вела войну с Турцией за освобождение славянских народов Балканского полуострова. Кнорринг с 24 июля 1878 года был откомандирован в распоряжение главнокомандующего действующей армии. В феврале 1879 года он «вследствие расформирования полевых укреплений был отчислен за штат и на основании высочайшего повеления по военному ведомству получил годичное жалование».

На этом его армейская служба не закончилась. Еще несколько месяцев он был вольноопределяющимся в 4-й батарее гвардейской конно-артиллерийской бригады его императорского высочества великого князя Михаила Михайловича. В эту бригаду зачислялись красавцы ростом не менее 180 сантиметров. Так что инженер путей сообщения мог гордиться своей внешностью.

Отбыв воинскую повинность, Кнорринг в 1879 году был уволен в запас и прикомандирован к технико-инспекторскому комитету железных дорог. Через год Министерство путей сообщения направило его на строительство Закавказской железной дороги. После окончания строительства Бакинского участка этой магистрали, в марте 1883 года, он был направлен на постройку Полесской железной дороги.

Работа в горных местностях Кавказа и болотистых низинах Полесья, несомненно, дала Кноррингу тот опыт, который пригодился ему в дальнейшем. В Полесье он был назначен начальником дистанции пути на Вильно-Ровенской, а затем на Минской железных дорогах. Здесь Кнорринг «за отлично-усердную и ревностную службу» получил первую награду - орден Святого Станислава III степени. Затем, уже работая на Харьковско-Николаевской дороге, он получил вторую награду - орден Святой Анны III степени.

Весной 1896 года Федор Иванович прибыл на Дальний Восток и приступил к исполнению обязанностей начальника службы пути на еще строившейся Южно-Уссурийской железной дороге. В 1898 году по ходатайству Ореста Полиеновича Вяземского небольшая станция Листовая была переименована в станцию Кнорринг. К этому времени Федор Иванович был уже инженером VI класса. Это довольно высокая степень отличия по действовавшей тогда классификации. Достаточно сказать, что начальник строительства Уссурийской железной дороги Вяземский имел V класс.

В августе 1903 года Кнорринг получил почётное по тому времени назначение - произвести окончательные расчёты по сооружению императорского пути между Петербургом и Царским Селом и станции императорских поездов. С этой работой Кнорринг справился отлично, и значительно раньше положенного срока был произведён в действительные статские советники. В августе 1905 года Кнорринга назначают «заведующим работами по переустройству станции Санкт-Петербург Николаевской железной дороги».

В марте 1907 года было принято решение о его командировании на Забайкальскую железную дорогу. В «Формулярном списке» говорилось: «По докладу Управления железных дорог господин Министр путей сообщения изволил изъявить согласие на командирование Кнорринга на Забайкальскую дорогу в комиссию под председательством Главного инспектора при Министерстве тайного советника Горчакова для расследования порученных означенной комиссией вопросов». О тех вопросах, которые расследовала комиссия, говорилось в начале этой статьи.

В 1910 году вышла в свет книга Кнорринга «Попытка определить хозяйственность эксплуатации железной дороги», в которой он дал оценку работе Забайкальской дороги за 1907 - 1909 годы. Вот только очень жаль, что для сравнения финансовых результатов эксплуатации дороги в тот период он взял совершенно неподходящий для этого 1906 год. Шло тяжёлое послевоенное время, когда совершалась обратная переброска войск с Дальнего Востока, бушевало революционное движение, вызвавшее командирование на Забайкальскую дорогу генерал-лейтенантов Меллер-Закомельского и Ренненкампфа для установления законного порядка.

(Окончание в следующем номере)

Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом Жуков Андрей Валентинович

Глава 1 Родословная

Родословная

… Когда в 1956 году советскому руководителю Н. С. Хрущеву доложили, что правительство ФРГ собирается назначить первым послом ФРГ в СССР представителя одной из ветвей древнего рода Унгернов, то его ответ был категоричен: «Нет! Был у нас один Унгерн, и хватит!» Этот исторический полуапокриф, полуанекдот свидетельствует о том, что древний и разветвленный род Унгернов продолжает входить в политическую элиту современной Европы, в своеобразный закрытый аристократический клуб ее самых известных фамилий.

Впрочем, история родового древа баронов Унгернов выглядит довольно запутанной и противоречивой. Вот как она изложена со слов самого барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга Фердинандом Оссендовским в своей книге «И звери, и люди, и боги», на которую нам предстоит еще неоднократно ссылаться: «Я происхожу из древнего рода Унгерн фон Штернбергов, в нем смешались германская и венгерская - от гуннов Атиллы - кровь. Мои воинственные предки сражались во всех крупных европейских битвах. Принимали участие в Крестовых походах, один из Унгернов пал у стен Иерусалима под знаменем Ричарда Львиное Сердце. В трагически закончившемся крестовом походе детей погиб одиннадцатилетний мальчик Ральф Унгерн. Когда храбрейших воинов Германской империи призвали в XII веке на охрану от славян ее восточных границ, среди них был и мой предок - барон Халза Унгерн фон Штернберг. Там они основали Тевтонский орден, насаждая огнем и мечом христианство среди язычников - литовцев, эстонцев, латышей и славян. С тех самых пор среди членов ордена всегда присутствовали представители моего рода. В битве при Грюнвальде, положившей конец существованию ордена, пали смертью храбрых два барона Унгерн фон Штернберга. Наш род, в котором всегда преобладали военные, имел склонность к мистике и аскетизму.

В шестнадцатом-семнадцатом веках несколько поколений баронов фон Унгерн владели замками на земле Латвии и Эстонии. Легенды о них живут до сих пор. Генрих Унгерн-Штернберг по прозвищу Топор был странствующим рыцарем. Его имя и копье, наполнявшие страхом сердца противников, хорошо знали на турнирах Франции, Англии, Испании и Италии. Он пал при Кадисе от меча рыцаря, одним ударом рассекшего ему шлем и череп. Барон Ральф Унгерн был рыцарем-разбойником, наводившим ужас на территории между Ригой и Ревелем. Барон Петер Унгерн жил в замке на острове Даго в Балтийском море, где пиратствовал, держа под контролем морскую торговлю своего времени. В начале восемнадцатого века жил хорошо известный в свое время барон Вильгельм Унгерн, которого за занятия алхимией называли не иначе как «брат сатаны». Мой дед каперствовал в Индийском океане, взимая дань с английских торговых судов. За ним несколько лет охотились военные корабли, но никак не могли его поймать. Наконец деда схватили и передали русскому консулу, тот выслал его в Россию, где деда судили и приговорили к ссылке в Прибайкалье…»

Практически почти дословно ту же версию истории рода Унгернов приводит в своей книге «Бог войны - барон Унгерн», изданной в 1934 году в Шанхае, и А. С. Макеев, бывший адъютантом барона в Монголии в 1921 году. Однако к сочинениям как Ф. Оссендовского, так и А. Макеева многие современные историки призывают относиться с осторожностью: в свое, казалось бы, документальное повествование о реальных встречах и личных беседах с бароном Ф. Оссендовский аккуратно вплетает вымысел и собственные фантазии. Представляется совершенно справедливым мнение историка Белого движения А. С. Кручинина, утверждающего, что сочинения Оссендовского сослужили памяти барона Унгерна чрезвычайно скверную службу. Кроме того, следует принять во внимание и такой факт: Унгерн рассказывал Оссендовскому ту версию своей биографии, которую он сам разработал для себя, выбросив из реальной цепи событий отдельные звенья, казавшиеся ему излишними, не отвечавшими созданному им самим грозному образу «бога войны». Соответственно, образовавшиеся лакуны восполнялись собственными, придуманными бароном вставками. «Надо думать, что Унгерн сознательно спрямлял пространство своей полулегендарной генеалогии», - указывает в книге «Самодержец пустыни» современный российский писатель Л. А. Юзефович. Одной из подобных «подмен-вставок» в семейную хронику стала история о «деде-пирате». На самом деле реальный дед Унгерна по отцовской линии служил в должности управляющего суконной фабрикой в местечке Кертель на острове Даго (ныне - остров Хийумаа, Эстония) вплоть до самой своей смерти и, разумеется, никогда и нигде не «каперствовал».

В действительности в Индии бывал прапрадед Унгерна - Отто Рейнгольд-Людвиг Унгерн-Штернберг, но отнюдь не как пират, а как простой путешественник. В молодые годы он добрался до индийского порта Мадрас, где был арестован англичанами как «подозрительный иностранец», - шла Семилетняя война… Интересные подробности о биографии прапрадеда, получившего прозвище Кровавый, приведены в упомянутой нами книге Л. А. Юзефовича.

Исторический Отто-Рейнгольд-Людвиг фон Штернберг родился в 1744 году в Лифляндии. Он получил очень хорошее образование - окончил Лейпцигский университет, путешествовал, подвизался при дворе польского короля Станислава Понятовского. Позже он переехал в Санкт-Петербург, а в 1781 году приобрел у своего школьного товарища графа Штенбока имение Гогенхольм на острове Даго. Здесь барон и прожил до 1802 года, когда был увезен в Ревель, судим и сослан в Сибирь - в Тобольск, где и умер десять лет спустя. О бароне ходили страшные легенды, о суде над «пиратом-камергером» слухи поползли по всей Европе. Отзвуки этих слухов и легенд продолжали звучать и почти полвека спустя. Знаменитый французский путешественник, маркиз А. де Кюстин, оставивший довольно скандальные записки о своей поездке в Россию в 1839 году, так излагает одну из дошедших до него историй: «Напоминаю вам, что пересказываю историю, слышанную от князя К***:

«Барон Унгерн фон Штернберг был человек острого ума, объездивший всю Европу; характер его сложился под влиянием этих путешествий, обогативших его познаниями и опытом. Возвратившись в Санкт-Петербург при императоре Павле, он неведомо почему впал в немилость и решил удалиться от двора. Он поселился в диком краю, на принадлежавшем ему безраздельно острове Даго, и, оскорбленный императором, человеком, который казался ему воплощением человечества, возненавидел весь род людской.

Происходило это во времена нашего детства. Затворившись на острове, барон внезапно начал выказывать необыкновенную страсть к науке и, дабы предаться в спокойствии ученым занятиям, пристроил к замку очень высокую башню, стены которой вы можете теперь разглядеть в бинокль». Тут князь ненадолго умолк, и мы принялись рассматривать башню острова Даго.

«Башню эту, - продолжал князь, - барон назвал своей библиотекой, а на вершине ее устроил застекленный со всех сторон фонарь - бельведер - не то обсерваторию, не то маяк. По его уверениям, он мог работать только по ночам и только в этом уединенном месте. Там он обретал покой, располагающий к размышлениям. Единственные живые существа, которых барон допускал в башню, были его сын, в ту пору еще ребенок, и гувернер сына. Около полуночи, убедившись, что оба они уже спят, барон затворялся в лаборатории; тогда стеклянный фонарь загорался таким ярким светом, что его можно было увидеть издалека. Этот лжемаяк легко вводил в заблуждение капитанов иностранных кораблей, нетвердо помнящих очертания грозных берегов Финского залива. На эту-то ошибку и рассчитывал коварный барон. Зловещая башня, возведенная на скале посреди страшного моря, казалась неопытным судоводителям путеводной звездой; понадеявшись на лжемаяк, несчастные встречали смерть там, где надеялись найти защиту от бури, из чего вы можете сделать вывод, что в ту пору морская полиция в России бездействовала Стоило какому-нибудь кораблю налететь на скалы, как барон спускался на берег и тайком садился в лодку вместе с несколькими ловкими и смелыми слугами, которых держал нарочно для подобных вылазок; они подбирали чужеземных моряков, барахтавшихся в воде, но не для того, чтобы спасти, а для того, чтобы прикончить под сенью ночи, а затем грабили корабль; все это барон творил не столько из алчности, сколько из чистой любви к злу, из бескорыстной тяги к разрушению.

Не веря ни во что и менее всего в справедливость, он полагал нравственный и общественный хаос единственным состоянием, достойным земного бытия человека, в гражданских же и политических добродетелях видел вредные химеры, противоречащие природе, но бессильные ее укротить. Верша судьбами себе подобных, он намеревался, по его собственным словам, прийти на помощь Провидению, распоряжающемуся жизнью и смертью людей.

Однажды осенним вечером барон, по своему обыкновению, истребил экипаж очередного корабля; на сей раз это было голландское торговое судно. Разбойники, жившие в замке под видом слуг, несколько часов подряд перевозили на сушу с тонущего судна остатки груза, не заметив, что капитан корабля и несколько матросов уцелели и, взобравшись в лодку, сумели под покровом темноты покинуть гибельное место. Уже светало, когда барон и его приспешники, еще не завершив своего темного дела, заметили вдали лодку; разбойники немедля затворили двери в подвалы, где хранилось награбленное добро, и опустили перед чужестранцами подъемный мост. С изысканным, чисто русским гостеприимством хозяин замка спешит навстречу капитану; с полнейшей невозмутимостью он принимает его в зале, расположенной подле спальни сына; гувернер мальчика был в это время тяжело болен и не вставал с постели. Дверь в его комнату, также выходившая в залу, оставалась открытой. Капитан повел себя крайне неосмотрительно.

Господин барон, - сказал он хозяину замка, - вы меня знаете, но не можете узнать, ибо видели лишь однажды, да притом в темноте. Я капитан корабля, экипаж которого почти целиком погиб у берегов вашего острова; я сожалею, что принужден переступить порог вашего дома, но я обязан сказать вам, что мне известно: среди тех, кто нынче ночью погубил моих матросов, были ваши слуги, да и вы сами своей рукой зарезали одного из моих людей.

Барон, не отвечая, идет к двери в спальню гувернера и бесшумно притворяет ее.

Чужестранец продолжает:

Если я говорю с вами об этом, то лишь оттого, что не намерен вас погубить; я хочу лишь доказать вам, что вы в моей власти. Верните мне груз и корабль; хоть он и разбит, я смогу доплыть на нем до Санкт-Петербурга; я готов поклясться, что сохраню все случившееся в тайне. Пожелай я отомстить вам, я бросился бы в ближайшую деревню и выдал вас полиции. Но я хочу спасти вас и потому предупреждаю об опасности, которой вы подвергаете себя, идя на преступление.

Барон по-прежнему не произносит ни слова; он слушает гостя с видом серьезным, но отнюдь не зловещим; он просит дать ему немного времени на размышление и удаляется, пообещав гостю дать ответ через четверть часа. За несколько минут до назначенного срока он внезапно входит в залу через потайную дверь, набрасывается на отважного чужестранца и закалывает его!.. Одновременно по его приказу верные слуги убивают всех уцелевших матросов, и в логове, обагренном кровью стольких жертв, вновь воцаряется тишина. Однако гувернер все слышал; он продолжает прислушиваться… и не различает ничего, кроме шагов барона и храпа корсаров, которые, завернувшись в тулупы, спят на лестнице. Барон, объятый тревогой и подозрениями, возвращается в спальню гувернера и долго разглядывает его с величайшим вниманием; стоя возле постели с окровавленным кинжалом в руках, он следит за спящим, пытаясь удостовериться, что сон этот не притворный; наконец, сочтя, что бояться нечего, он решает сохранить гувернеру жизнь».

В преступлении совершенство - такая же редкость, как и во всех прочих сферах, - добавил князь К***, прервав повествование. Мы молчали, ибо нам не терпелось узнать окончание истории. Князь продолжал: - «Подозрения у гувернера зародились уже давно; при первых же словах голландского капитана он проснулся и стал свидетелем убийства, все подробности которого видел сквозь щель в двери, запертой бароном на ключ. Мгновение спустя он уже снова лежал в постели и благодаря своему хладнокровию остался в живых. Лишь только барон вышел, гувернер тотчас же, невзирая на трепавшую его лихорадку, поднялся, оделся и, усевшись в лодку, стоявшую у причала, двинулся в путь; он благополучно добрался до континента и в ближайшем городе рассказал о злодеяниях барона полиции. Отсутствие больного вскоре было замечено обитателями замка; однако ослепленный предшествующими удачами преступник-барон поначалу и не подумал бежать; решив, что гувернер в припадке белой горячки бросился в море, он пытался отыскать его тело в волнах. Меж тем спускающаяся из окна веревка, равно как и исчезнувшая лодка, неопровержимо свидетельствовали о бегстве гувернера. Когда, запоздало признав этот очевидный факт, убийца вознамерился скрыться, он увидел, что замок окружен посланными для его ареста войсками. После очередной резни прошел всего один день; поначалу преступник пытался отрицать свою вину, но сообщники предали его. Барона схватили и отвезли в Санкт-Петербург, где император Павел приговорил его к пожизненным каторжным работам. Умер он в Сибири. Так печально окончил свои дни человек, служивший благодаря блеску своего ума и непринужденной элегантности манер украшением самых блестящих европейских салонов».

Таким образом, род баронов Унгернов вошел в анналы мировой литературы. Но то - литература. В реальной жизни, как водится, все обстояло гораздо прозаичнее. Предки барона, проживавшие на острове Даго, у побережья которого действительно часто терпели крушение корабли, были людьми мирными и законопослушными. Об этом свидетельствует и запись, которую 21 мая 1853 года сделал в своем дневнике начальник штаба корпуса жандармов небезызвестный Леонтий Васильевич Дубельт: «14 мая отправившийся из Кронштадта в Лондон английский пароход «Нептун» разбился о подводный камень близ острова Даго. Пассажиры и груз, в том числе 50 тысяч полуимпериалов, принадлежащих барону Стиглицу, спасены. Пассажиры приняты были самым гостеприимным образом помещиком бароном Унгерн-Штернбергом».

Материалы судебного процесса на Отто-Рейнгольда-Людвига Унгерн-Штернберга были изучены двести с лишним лет спустя, в 1920-х годах, венгерским исследователем Чекеи, обнаружившим, что причиной ссылки барона в Сибирь стала ссора с одноклассником, продавшим барону Гогенхольм, в то время - уже эстляндским генерал-губернатором. В книге «Самодержец пустыни» Л. А. Юзефович приводит отрывок из исследования Чекеи: «Барон был человеком прекрасного воспитания, начитанным и образованным… Он был бесстрашным моряком, знающим и трудолюбивым земледельцем, прекрасным отцом… Славился щедростью и проявлял заботу о своих людях. Кроме того, он построил церковь. Он страдал ностальгией по прежней жизни и отличался нелюдимостью. Местная знать не смогла по достоинству оценить незаурядную личность барона». Практически все то, о чем писал в двадцатых годах прошлого века венгерский исследователь об одном из предков Р. Ф. фон Унгерн Штернберга, с полным основанием можно было отнести и к его потомку. Непонимания и одиночества нашему герою хватало при жизни, непонимание продолжается и десятки лет спустя после его смерти. Но обо всем по порядку. Пока же нам предстоит вернуться к родословной барона.

М. Г. Торновский, офицер, воевавший в дивизии генерал-лейтенанта Р. Ф. Унгерн-Штернберга во время Гражданской войны, лично знавший барона и оставивший интереснейшие воспоминания «События в Монголии-Халхе в 1920–1921 годах», написанные в Шанхае в 1942 году, так, в частности, отзывался о сочинениях А. С. Макеева и Ф. Оссендовского: «Прочитал 5–6 биографий о генерале Унгерне, но все они в основном не отвечали истине. Сплошной вымысел в изложении Ф. Оссендовского и списанный у него есаулом Макеевым…» Сведения, которые излагает М. Г. Торновский в своих «Воспоминаниях…», очевидно, следует признать наиболее достоверными. Правда, Торновский весьма самокритично оценивал свой труд: «Биография в нижеизложенной вариации в какой-то степени верна, - писал он, - но страдает целым рядом «провалов», кои заполнить не удалось за неимением источников или разноречивости таковых». Находясь в эмиграции в Шанхае, Торновскому довелось встретиться с дальним родственником барона Р. Ф. Унгерна, камер-юнкером бароном Рено Леонардовичем фон Унгерн-Штернбергом, бывшим до революции вторым секретарем посольства Российской империи в Вашингтоне. Встреча эта состоялась, скорее всего, в самом конце 1940-го или в 1941 году.

Рено Леонардович фон Унгерн-Штернберг уделил разговору с Торновским несколько часов. Их беседа оказалась весьма плодотворной и смогла прояснить много неясных мест, связанных с историей рода Унгернов и биографией самого Романа Федоровича. Особую ценность данной беседе придало то, что Рено Унгерн фон Штернберг оказался держателем самой полной родословной всего дома Унгернов - «Унгариа», изданной в Риге в 1940 году. Обложку «Унгариа» украшал родовой герб фон Унгерн-Штернбергов: щит с лилиями и шестиконечной звездой в центре, увенчанный короной и девизом: «Звезда их не знает заката». Сведения, которые почерпнул М. Г. Торновский из семейной хроники дома «Унгариа», стали основой для написания наиболее достоверной биографии генерал-лейтенанта Романа Федоровича фон Унгерн-Штернберга. Итак, обратимся к родословной дома фон Унгерн Штернбергов, изложенной в «Воспоминаниях…» М. Г. Торновского.

«Примерно в начале двенадцатого века из Венгрии в Галицию переселились два родных брата де Унгариа. Оба женились на родных сестрах славянского князя Лива. Отсюда пошли два старейших рода Унгернов и Ливиных (очевидно, правильнее Ливенов. - Примеч. А. Ж.), впоследствии светлейших князей. Из Галиции де Унгариа с семьей переселились в Прибалтику. Во время владения Прибалтикой Ливонским орденом де Унгариа становятся баронами Унгернами («Венгерцами»), а во время владычества в Прибалтике шведов услужливый историк, писавший семейную хронику, прибавил к фамилии «Штарнберг», отыскав какое-то родство рода Унгариа с чешским графом Штарнбергом». Следовательно, делал вывод М. Г. Торновский, - «основная кровь рода Унгернов - венгро-славянская. С течением времени к ней в большой доле примешивалась кровь германская и скандинавская».

Во времена господства в Прибалтике Ливонского ордена многие из дома Унгернов переселились в Пруссию. Во времена шведского владычества ряд Унгернов переселились и в Швецию. Таким образом, в истории Пруссии и Швеции в тринадцатом-семнадцатом веках встречается фамилия Унгерн-Штернберг. Все выходцы из дома Унгернов принадлежали к высшим слоям прусского и шведского обществ и занимали в этих странах весьма высокие посты. Баронское достоинство было пожаловано Унгерн-Штернбергам шведской королевой Христиной в 1653 году. (Интересно, что по той же самой шведской королевской грамоте от 1653 года в баронское достоинство были возведены и представители рода Врангелей, потомок которых, генерал барон П. Н. Врангель, был командиром барона Унгерна во время Первой мировой войны.) Баронский титул обозначал непосредственного вассала монарха В России титул барона был введен Петром I. После включения Прибалтийского края в состав Российской империи тот же Петр I издал указ о признании прав прибалтийского дворянства и «о причислении оного к российскому».

«Основоположником русского дома баронов Унгерн-Штернберг являлся барон Рено, - пишет далее Торновский. - При завоевании царем Петром Прибалтики барон Рено Унгерн оказывал царю большое содействие по освоению русскими вновь завоеванного края. С другой стороны, барон Рено Унгерн выговорил у царя Петра много привилегий для края, особенно для дворянства. Он (барон Рено Унгерн. - Примеч. А. Ж.) был первым предводителем дворянства Прибалтийского края. У барона Рено было много сыновей, откуда и пошел большой дом баронов Унгернов. Все они владели в Прибалтике значительными земельными угодьями и даже островами в Балтике. Так, остров Даго принадлежал одной из ветвей баронов Унгернов. Все бароны Унгерны пользовались полным доверием и близко стояли к престолу русских императоров в течение двух веков, до самого конца 1917 года. Больших постов бароны Унгерны в России никогда не занимали. Они предпочитали оставаться у себя в Прибалтике - на своей земле, занимая по выборам всякие посты, но часть баронов Унгернов служила в армии и в дипломатическом корпусе». Следует также добавить, что бароны Унгерн-Штернберги владели многочисленными замками в Эстляндии и Лифляндии, а их род был внесен в дворянские матрикулы (родословные книги) всех трех прибалтийских губерний Российской империи.

В 1910 году в Санкт-Петербурге вышел капитальный двухтомный труд известного русского генеалога С. В. Любимова «Титулованные роды Российской империи». В книгах были собраны сведения о более чем 800 дворянских родах России. В небольших отдельных статьях-справках содержалось множество любопытных и важных сведений по генеалогии и истории представителей различных дворянских титулованных фамилий. При написании этой работы С. В. Любимов максимально использовал наиболее ценные источники и литературу по генеалогии русского дворянства. Этот своеобразный справочник ценен прежде всего тем, что содержит обобщающие сведения о наиболее известных дворянских фамилиях, собранные незадолго до 1917 года, когда практически на многие десятилетия история русского дворянства перестала существовать.

«Род баронов фон Унгерн-Штернбергов происходит от Иоганна Штернберга, переселившегося из Венгрии в Ливонию в 1211 году», - говорится в книге С. В. Любимова. Ни о Галиции, ни о дочерях легендарного князя Лива никаких упоминаний у Любимова не имеется. О баронском достоинстве Унгернов говорится следующее: «Грамотой римского императора Фердинанда I от 7 февраля 1534 года Георг фон Унгерн-Штернберг возведен, с нисходящим его потомством, в баронское Римской империи достоинство.

Грамотой шведской королевы Христины от 2 (17) октября 1653 года Вольдемар, Отто и Рейнгольд фон Унгерн-Штернберги подтверждены в баронском достоинстве.

Высочайше утвержденным 20 декабря 1865 года мнением Государственного совета за дворянской фамилией фон Унгерн-Штернберг признан баронский титул». Таково мнение русской генеалогической науки о происхождении рода Унгернов. Особо отметим, что в литературе встречаются разные написания полного титульного имени Унгернов: Унгерн фон Штернберг, фон Унгерн-Штернберг или просто Унгерн-Штернберг. В соответствии с написанием, приводимым в справочнике «Титулованные роды Российской империи», мы останавливаемся на полном наименовании барона как фон Унгерн-Штернберга. Для удобства мы также будем просто именовать его по первой части фамилии Унгерн или Унгерн-Штернберг - в таком варианте фамилия барона упоминалась в официальных послужных списках.

Здесь нам необходимо сделать некоторое отступление, чтобы, с одной стороны, рассказать читателю о роли, которую сыграло немецко-шведское дворянство в истории Российской империи, а с другой стороны, попытаться понять сами дух и атмосферу того общества, в котором рос и воспитывался Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг.

Широкий приток иностранцев, в частности немцев и шведов, на русскую службу начался, как известно, с Петра I. Тогда же в состав Российской империи вошли земли Прибалтийского края, населенные немцами и шведами. Советская историческая наука, руководствовавшаяся «единственно верным и правильным учением» марксизма-ленинизма, главным инструментом исследования и критерием оценки того или иного исторического события избрала так называемый классовый подход. В соответствии с методом «классового подхода» определялась и роль немецко-шведской, «остзейской» аристократии в русской истории.

Подавляющее большинство немцев и шведов, присягнувших в XVIII веке на службу новому отечеству - Российской империи, были дворянами. А дворянство, в полном соответствии с теорией «классового подхода», есть класс угнетателей, класс сугубо реакционный. Помимо всего прочего, на оценке роли немцев-остзейцев в русской истории, безусловно, сказывались и непростые русско-немецкие отношения, наложившие свой отпечаток на весь XX век. В результате роль немцев-остзейцев (к ним помимо собственно немцев относили также шведские, шотландские и швейцарские фамилии, состоявшие на русской службе) в развитии русского общества, армии, науки, культуры и т. д. расценивалась советскими историками как крайне негативная. «Немецкое засилье», «прусские порядки», «палочная система» - вот лишь небольшая часть определений, коими оперировали советские историки, рассматривавшие русско-немецкие взаимоотношения.

Лишь в последние годы в современной исторической литературе появилась иная, более справедливая, оценка роли немецко-шведского фактора в развитии русского общества, в частности армии и флота. Почему русские императоры так охотно принимали немцев и шведов на военную службу? Эта традиция была свойственна и для XVIII века, и для XIX века, сохранялась она и в первые десятилетия XX века. Современный историк Сергей Волков объясняет подобную пронемецкую политику высоким профессионализмом, исполнительностью и дисциплиной немецкого и шведского элемента: «Они отличались высокой дисциплиной, сравнительно редко выходили на протяжении службы в отставку, держались достаточно сплоченно, к тому же многие из них имели высшее военное образование». Бывшие потомки членов рыцарских орденов были настоящими профессионалами, глубоко впитавшими в себя дух многих поколений средневековых воинов Христовых.

Следует отметить еще и то, что протестантская часть немецкого и шведского элемента в русской армии отличалась высокой нравственностью, поэтому связанных с их именами скандалов, особенно на почве «женского вопроса», практически не наблюдалось. Немцы и шведы отличались от остальных офицеров так называемым остзейским типом: сдержанностью, воспитанностью, холодностью, переходившей порой в чопорность, умением вести светскую беседу и в то же время «держать дистанцию». При этом следует заметить, что, вопреки распространенному мнению о «богатых немцах-эксплуататорах», якобы «бессовестно наживавшихся на страданиях прибалтийских и русских крестьян», большинство остзейских баронов находились, несмотря на все свои пышные титулы, как правило, в весьма стесненных материальных обстоятельствах.

Остзейцы заняли место не желавших служить русских дворян, активно использовавших привилегии, дарованные им в соответствии с первым пунктом «Манифеста о вольности дворянству» (1762 г.): согласно данному пункту, дворяне по своему желанию могли устраняться от государственной службы или вообще покидать пределы России (пункт 4). Дореволюционный русский историк А. Е. Пресняков так оценивал роль и место остзейских дворян в государственной системе Российской империи: «Среда остзейского дворянства - с ее архаическими и монархическими традициями - стала особенно близкой царской семье в период колебаний всего политического европейского мира».

Вот как известный художник Алексей Бенуа описывает в своих воспоминаниях двух типичных офицеров-остзейцев: «Оба (барон К. Делингсгаузен и граф Н. Ферзен) были типичными «остзейцами», оба сильно белокуры, оба говорили по-русски правильно, но с легким немецким акцентом, оба были отлично воспитаны и изысканно вежливы… Граф Ферзен сохранял всегда дистанцию, что и соответствовало его характерно германской, абсолютно прямой осанке, его высокому росту и «аполлоническому» сложению». Чрезвычайно любопытным представляется также замечание А. Бенуа о своих товарищах, что «они никогда не впадали в сплетни».

Необходимо также отметить высокую преданность представителей остзейских родов правящей в России династии Романовых. Царская династия являлась для них олицетворением собственных моральных и нравственных идеалов. Офицер лейб-гвардии Семеновского полка, позже генерал-майор А. А. фон Лампе, принадлежавший к тому же специфическому кругу, что род баронов Унгерн-Штернбергов, писал уже после падения монархии, в 1917 году: «Страна, которая приютила моих предков, стала для меня настоящей Родиной, и настолько, что я, как умирающий гладиатор, гибну, но шлю ей последний привет и питаюся одной надеждой - мое проклятие победителю приведет его к поражению, и, таким образом, я, умирая, достигну цели - освобожу Родину… Родине я дал все…»

Многие представители немецко-шведского дворянства вступали в смешанные браки, принимали православие и постепенно окончательно «обрусевали». В1913 году на службе в Русской Императорской армии числилось 1543 генерала. Из них немецкие фамилии носили 270 человек. Интересно, что среди генералов немецкого происхождения православных было даже больше, чем протестантов: 154 и 113 человек соответственно. Среди них были такие «откровенные по своему происхождению» немцы и шведы, как барон П. Н. Врангель (фамилия датского происхождения, XII век), о котором мы уже говорили выше, генерал, будущий главнокомандующий русской армией в 1920 году; герцог Г. Н. Лейхтенбергский, ставший в эмиграции одним из руководителей монархического движения; граф Ф. А. Келлер (шведского происхождения, XVII век), «первая шашка русской армии», герой Первой мировой войны, убежденный монархист, расстрелянный петлюровцами в Киеве зимой 1918 года; граф А. П. Беннигсен, командир Сводно-кирасирского полка в Добровольческой армии; министр двора граф С. К. Фредерикс; командир Семеновского полка полковник Г. А. Мин, подавивший со своим полком московский мятеж в декабре 1905 года, а позже погибший от рук террористов, и многие другие. Переход в православие являлся одним из признаков сплочения, консолидации офицерского корпуса. Впрочем, и невзирая на вероисповедание, подавляющее большинство офицеров ощущало себя русскими «по присяге и долгу».

Именно в этой, «остзейской среде», в которой культивировались средневековые рыцарские ценности долга, чести, преданности своему сюзерену, произошло формирование взглядов и характера барона Р. Ф. фон Унгерн-Штернберга. Рыцарство в его представлении как бы преобразовывалось в офицерство, унаследовавшее средневековые рыцарские традиции и психологию. Многие представители остзейской аристократии, служившие в лучших, гвардейских частях Русской Императорской армии, имели древние тевтонские корни. Например, графский и баронский род Менгденов, один из родоначальников которого, Иоанн фон Менгден, был даже магистром Тевтонского ордена в Ливонии; один из предков баронского рода Розенов, Вольдемар, состоял в числе рыцарей ордена, а другой - Георг - являлся фохтом ордена; представители графского рода Цеге фон Мантейфелей были связаны с Ливонским орденом - филиалом Тевтонского ордена Пресвятой Девы Марии в Прибалтике. К Тевтонскому ордену имел прямое отношение, как мы помним, и один из предков барона - Халза Унгерн-Штернберг.

Известно, что сам барон чрезвычайно интересовался своей генеалогией. Практически все офицеры Азиатской конной дивизии, служившие под началом Унгерна (A.C. Макеев, М. Г. Торновский, В. И. Шайдицкий, H.H. Князев и ряд других), были в той или иной степени информированы о родовом древе дома Унгернов. Барон часто вспоминал о своих предках даже в разговорах со случайными собеседниками, пытаясь осмыслить собственное место и роль в родовом древе Унгернов. 15 сентября 1921 года, во время заседания революционного трибунала в Новониколаевске, рассматривавшего «Дело гражданина Унгерна», на вопрос председателя суда Опарина «Чем отличился Ваш род на русской службе?» - Унгерн ответил: «72 убитых на войне». Предки Унгерна, как и представители других остзейских родов, честно служили Российской империи. За свое дворянство и связанные с ним привилегии они рассчитывались самой твердой валютой - собственной кровью и самой жизнью.

Один из предков Романа Федоровича - барон Карл Карлович Унгерн-Штернберг - служил в русской армии под командованием знаменитого полководца П. А. Румянцева, под его началом сражался в Семилетней войне (1755–1762 годов). После восшествия на престол императора Петра III был назначен его генерал-адъютантом. К. К. Унгерн-Штернберг являлся одним из наиболее приближенных к императору лиц. После гибели Петра III в результате заговора, организованного графом Н. Паниным и братьями Орловыми, К. К. Унгерн-Штернберг был отставлен от двора и отправился служить в армию. В 1773 году штурмовал Варну, был ранен и вышел в отставку. В 1796 году новый император Павел I вновь призвал на службу близкого друга своего покойного отца императора Петра III и произвел его в чин генерала от инфантерии. Не случайно и наш герой, Роман Федорович Унгерн-Штернберг, чрезвычайно ценил императора Павла I и чтил его память.

… 11 апреля 1762 года, за три месяца до своего восшествия на русский престол, будущая императрица Екатерина II родила от князя Григория Григорьевича Орлова сына Алексея. Незаконному сыну великой императрицы были пожалованы в наследственное владение село Бобрики и городок Богородицк - оба в Тульской губернии. По названию села ребенку дали фамилию - Бобринский. Алексей Григорьевич Бобринский учился в кадетском корпусе, служил в кавалерии, путешествовал. Выйдя в отставку в чине бригадира, поселился в Ревеле. Императорским указом от 12 ноября 1796 года бригадиру АГ. Бобринскому было пожаловано звание Графа Российской империи. Указ подписал император Павел I, сводный брат А. Г. Бобринского, через шесть дней после смерти их матери Екатерины II. Граф Бобринский вернулся на службу, был назначен командиром 4-го эскадрона Конной гвардии, через год получил звание генерал-майора. Женат был Бобринский на Анне Доротее (Анне Владимировне), дочери Волдемара Конрада Фрейхерра фон Унгерн-Штернберга - одного из представителей разветвленного остзейского рода О графине А. В. Бобринской, урожденной фон Унгерн-Штернберг, есть много заметок в дневниках АС. Пушкина, и, в частности, такая: «Старуха Бобринская всегда за меня лжет и вывозит меня из хлопот».

Еще один из родственников Р. Ф. фон Унгерн-Штернберга - O.K. фон Унгерн-Штернберг, герой Отечественной войны 1812 года, поручик, позже ротмистр лейб-гвардии Гусарского полка. Принимал участие в заграничных походах русской армии в 1813–1814 годах, был ранен в «Битве народов» (Лейпциг, 1813 год). После войны командовал Изюмским гусарским и Александрийским гусарским полками.

В двух сборниках-мартирологах «Офицеры российской гвардии» и «Офицеры российской кавалерии», составленных историком Сергеем Волковым, приведены имена членов дома фон Унгерн-Штернбергов - участников Первой мировой и Гражданской войн. Посмотрим на этот список:

«Барон Унгерн фон Штернберг, Михаил Леонардович, родился 12 сентября 1870 г. Из дворян… сын офицера… Полковник, командующий собственным Е. И. В. конвоем. В Добровольческой армии с 1917 г. Участник 1-го Кубанского (Ледяного) похода, затем в управлении Кубанского края. В эмиграции во Франции. Умер 15 января 1931 г. в Каннах…»

«Барон Унгерн фон Штернберг, Рудольф Александрович. Полковник лейб-гвардии 3-й артиллерийской бригады. В эмиграции в Латвии…»

«Барон Унгерн фон Штернберг Эдуард Рудольфович. Капитан лейб-гвардии Семеновского полка. Эвакуирован… из Новороссийска на корабле «Русь». В эмиграции в Германии…»

«Барон Унгерн фон Штернберг (Михаил Леонардович?). Полковник. В Донской армии, ВСЮР и Русской армии в лейб-гвардии Атаманском полку до эвакуации Крыма. Эвакуирован на корабле «Цесаревич Георгий».

«Барон Унгерн фон Штернберг. Штаб-ротмистр лейб-гвардии Конного полка. В Северо-Западной армии; в мае 1919 года - командир 1-го батальона Островского полка».

«Барон Унгерн фон Штернберг Александр Александрович. Офицер 11-го гусарского полка. В эмиграции…»

«Барон Унгерн фон Штернберг Василий Владимирович. Корнет. Во ВСЮР и Русской армии до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в составе 2-го кавалерийского полка в Галлиполи».

Мы видим, что многие близкие и дальние родственники Р. Ф. Унгерна приняли самое активное и непосредственное участие в Белом движении, сражаясь в его рядах вплоть до ноября 1920 года, когда остатки Русской армии под командованием генерала П. Н. Врангеля морским путем были эвакуированы из Крыма.

… Среди 72 родственников барона, павших на поле боя за «веру, царя и Отечество», последним по счету был кузен Унгерна, также барон Фридрих фон Унгерн-Штернберг. После объявления мобилизации он вступил вместе со своим двоюродным братом во 2-ю армию под командованием генерала Самсонова, которая в августе 1914 года перешла русско-германскую границу и сражалась в Восточной Пруссии. Через несколько недель, после изнурительных боев, армия Самсонова оказалась в немецком окружении близ восточнопрусского города Сольдау. Не желая пережить поражение и плен, барон Фридрих Унгерн фон Штернберг предпочел разделить участь своих погибших товарищей и пошел один (!) в самоубийственную атаку под огонь германских пулеметов.

Глава I. Родословная. годы учения …Император Александр III, желая, чтобы военные доблести связывали войско и флот общими памятованиями, повелел корвет «Витязь» впредь именовать «Скобелев». Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. Т. 59. СПб, 1900, с.216. Михаил Дмитриевич

Из книги Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХв. автора Лихачев Дмитрий Сергеевич

Родословная Долго не знала, с чего начать воспоминания, а потом решила особенно не мудрствовать, а начать прямо с рождения.Родилась я в городе Белосток Гродненской губернии 3 июля (20 июня по старому стилю) 1900 года. Город Белосток, основанный в 1320 году, имел свою большую

Из книги Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях автора Романов Борис Николаевич

1. Родословная Даниил Андреев так ощущал бессмертие и вечность, или распахнутость времени во все концы, что свою земную жизнь представлял лишь краткой частью пути. Когда и где этот путь начался? Сам он вспоминал себя в других мирах, под двумя солнцами, одно из которых, «Как

Из книги Косыгин автора Андриянов Виктор Иванович

РОДОСЛОВНАЯ Тихий переулок в самом центре Москвы, за старыми корпусами Московского университета. Из конца в конец, от Воздвиженки до Большой Никитской, по Романову пройдешь за пять-шесть минут. Но здесь лучше не спешить…Вот ротонда наугольного дома, характерного для

Из книги Неподдающиеся автора Прут Иосиф Леонидович

Моя родословная Совсем недавно, в перерыве работы над сценарием о Лефорте, который пишу вместе с моей Леночкой, я - составил свое генеалогическое древо.У каждого человека имеются мать и отец, две бабушки и два дедушки, четыре прабабушки и четыре прадедушки, восемь

Из книги Пушкинский круг. Легенды и мифы автора Синдаловский Наум Александрович

Из книги На виртуальном ветру автора Вознесенский Андрей Андреевич

Моя родословная Моя первая книжка вышла во Владимирском издательстве. Владимирцы считали меня земляком, ибо мое детство прошло у бабушки в Киржаче Владимирской области. Когда я приехал выступать во Владимир, меня нашла редактор Капа Афанасьева и предложила

Из книги Лермонтов: Один меж небом и землёй автора Михайлов Валерий Федорович

Глава вторая РОДОСЛОВНАЯ «Необыкновенный человек»Откуда эта «автономность» и этот разговор с Богом, как равного с равным? Проще всего объявить такое творческое поведение дерзостью и записать Лермонтова в богоборцы. А не сама ли судьба дала ему в единственные

Из книги Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко автора Андреева Юлия

Родословная Все написанное и пока не написанное – часть меня самого, посему и отношусь как к самому себе. А.Валентинов Родители – мама, Эмма Яковлевна, и папа, Валентин Андреевич. Оба «советские служащие», преподаватели. Если задаться целью писать автобиографические

Из книги Артур Конан Дойл автора Пирсон Хескет

ГЛАВА I РОДОСЛОВНАЯ: ЗОЛОТЫЕ ЛЕОПАРДЫ Летним полднем 1869 года, сидя в крошечной тесной столовой рядом с кухней дома № 3 по Сайенс-хилл-плейс в Эдинбурге, трудился над акварелью джентльмен средних лет. Но мысли его были сейчас обращены к событиям двадцатилетней

Из книги Леди Диана. Принцесса людских сердец автора Бенуа Софья

Глава 2. РОДОСЛОВНАЯ «ЗОЛУШКИ», или ВСЯ ПРАВДА О РОДИТЕЛЯХ ДИАНЫ СПЕНСЕР О Диане часто говорили: невероятно, простая воспитательница стала принцессой! Да это же история современной Золушки! Конечно, возвышение скромной девушки похоже на сказку. Но так ли проста эта сказка

Из книги Диана и Чарльз. Одинокая принцесса любит принца… автора Бенуа Софья

Глава 2. Родословная «Золушки», или Вся правда о родителях Дианы Спенсер О Диане часто говорили: невероятно, простая воспитательница стала принцессой! Да это же история современной Золушки! Конечно, возвышение скромной девушки похоже на сказку. Но так ли проста эта сказка

Из книги Территория моей любви автора Михалков Никита Сергеевич

Родословная Все мы сравнительно недавно стали интересоваться своей родословной. Были и такие времена, когда для многих лучше было если не вовсе забыть о ней, то, во всяком случае, помалкивать. И отец мой особо не распространялся на эту тему. Надо признаться, что такая

, Термины

БАРОН (от латинского bаrо, родительный падеж baronis), родовой дворянский титул, в России введен Петром I (первым его получил в 1710 П. П. Шафиров). В конце 19 в. учтено около 240 баронских родов. Ликвидирован Декретом ВЦИК и Совнаркома от 11.11.1917.

История титула

В Германии этот титул вначале присваивался членам таких рыцарских родов, которые, не имея никаких владетельных прав, пользовались ленами непосредственно от императора. С XV века этот титул стал даваться также и дворянским родам, находившимся в вассальной зависимости от второстепенных владетельных домов. В силу этого титул барона (фрайхерра) занял по рангу место ниже графского. Аналогичное положение было в Австрии, Англии и Франции, где баронский титул стоял нижевиконта, графа, маркиза и герцога, а также всех сыновей маркизов и герцогов и старших сыновей графов.

В Шотландии, где феодальное право было упразднено Актом Парламента (утверждённым Королевой Елизаветой II, как главой государства) только с 28 ноября 2004 года, бароны до последнего дня были феодальными сеньорами с правом ограниченной криминальной и гражданской судебной юрисдикции в своих феодах, и на своё усмотрение назначали судей, прокуроров и судебных чиновников. После 28 ноября 2004 года все шотландские феодальные бароны утратили права на владение и судопроизводство, которые они имели на основании своего баронского статуса. Титул барона был сепарирован от бывших феодальных земельных владений и юрисдикции, на которых базировался до 28 ноября 2004 года, и переведен в разряд обычных наследуемых дворянских титулов. В настоящее время титул барона Шотландии сохранён (на основании ст.63 упомянутого Акта) за теми, кто владел им до 28 ноября 2004, и этот титул является лишь самым младшим рангом титулованного дворянства Шотландии.

В Российской империи

В Российской империи титул барона был введён Петром I, первым его получил в 1710 П. П. Шафиров. Затем были пожалованы А. И. Остерман (1721), А. Г., Н. Г. и С. Г. Строгановы (1722), А.-Э. Штамбкен (1726). Роды подразделялись на российские, прибалтийские и иностранные.

Российские роды

В Российской империи титул преимущественно жаловался финансистам и промышленникам, а также лицам недворянского происхождения (например, банкиры де Смет (1772), И. Ю. Фредерикс (1773), Р. Сутерланд (1788) и др. (всего 31 фамилия)).

Прибалтийские роды

С включением в состав Российской империи Прибалтийского края и признанием прав и преимуществ лифляндского (1710), эстляндского (1712) и курляндского (1728-1747) дворянства, оно было причислено к российскому. Право на титул в Прибалтике было признано в 1846 году за теми фамилиями, которые к моменту присоединения территории к России были записаны в дворянские матрикулы и именовались в них баронами (например фон Бэр, фон Ветберг, фон Врангель, фон Рихтер, фон Оргис-Рутенберг, фон Клюхтцнер, фон Коскуль, фон Неттельгорст).

Иностранные роды

Иностранных баронских фамилий в Российской империи насчитывалось 88.

Во-первых, это обладавшие титулами других государств, принявшие российское подданство (например, Боде (Римская империя, 1839 и 1842), фон Беллинсгаузен (Швеция, 1865), фон Дельвиг (Швеция, 1868), Жомини (Франция, 1847),Остен-Дризен (Бранденбург, 1894), Рейские-Дубениц (Богемия, 1857).

Во-вторых, это российские подданные, получившие баронский титул в иностранных государствах (например, фон Аш (Римская империя, 1762), фон Розен (Римская империя, 1802), Толь (Австрия, 1814).

Баронское достоинство достигалось также присоединением (с разрешения императора) титула и фамилии родственного или свойственного баронского рода, не имевшего прямых потомков мужского пола (Гершау-Флотов, 1898;Местмахер-Будде, 1902)

Был только один случай присоединения к баронской фамилии почётной приставки: И. И. Меллер-Закомельский, 1789.

Бароны пользовались правом на обращение «ваше благородие» (как и нетитулованные дворяне) или «господин барон», рода заносились в 5-ю часть дворянских родословных книг.

В конце XIX века в России было учтено около 240 баронских родов (включая угасшие), преимущественно представителей остзейского (прибалтийского) дворянства; вновь выдано грамот на баронское достоинство: в 1881-1895 годах — 45, в 1895-1907 — 171.

Как известно еще в раннем средневековье на территории современной Латвии, проживали балтийские племена латгалов, земгалов, куршев, селов и ливов под управлением местных князей. В написанном на латинском хроники Генриха Латвийского тексте упомянуты такие фамилии: король Viesceķis (рус. Вячко) из Кокнесе (rex Vetseke de Kukonoyse), король Visvaldis (рус. Всеволод) из Герсики (Vissewalde rex de Gerzika), в свою очередь Kaupo (русс. Каупо) назван королём и Тураидским ливом старшим (Caupo quasi rex et senior Lyvonum de Thoreida). Ливонские феодальные сеньоры для имён своих вассалов имели обыкновение присоединять также прозвище их этнического происхождение, например Gerhards Līvs (Gerardus Livo), Varidots из Антины (Waridote de Antine), Ikšķiles Konrāds (Conradus de Ykescole) (Икшкильский Конрадс). Со временем эти прозвища стали фамилиями знатных старобалтских родов, например fon Līveni (von Lieven) или fon Ikšķiļi (von Uexkьll). Немецкие хронисты отмечали наличие у литовско-латышских племен благородных, знатных, князей, вождей, царьков. В XII—XIII вв. у племенной верхушки начинает создаваться крупное землевладение с хозяйством, состоящими пашни, лугов, лесных и прочих угодий. «Южнорусский летописный свод» 1250 г. сообщает о больших хлебных запасах у ятвягов. Польский хронист Ян Кадлубек отметил, что Казимир Справедливый нашел во время своего похода на ятвягов в 1192 г. «мызы, села, житницы, наполненные хлебом».

Из всего получается потомками латышских князей, являются - бароны фон Икскюль, их ветвь Мейендорфы (от князя Висвалдиса), бароны фон Тизенгаузены (от князя Вячко), св.князья Ливены и бароны фон Унгерны (потомки, как Каупо (Кубе - общего родоначальника с Ливен), так и Унгерны потомки Атиллы), ну и конечно фон Буксгевдены (первые, получившие титул герцогов). Так же от местной прибалтийской аристократии идут графы фон Дунтен и фон Кошкуль (потомки рыцаря латышского или эстонского происхождения Андрейса Коскуль упоминаемого в акте рижского архиепископа 1302 году), от рода фон Кошкуль судя по гербу происходит и другой не менее знатный род графов фон дер Пален (чей и я потомок, через браки с баронами фон Розен). Посему исследование генеалога барона М. А. Таубе, интересно тем, что автор научно обосновал своеобразную и далеко не случайную тенденцию старейших немецких фамилий в Прибалтике считать себя потомками древних владетелей страны, русских или латышских князей. Например, потомками Всеволода из Герцике считал себя род фон Икскюль. Исследуя эту семейную легенду, М. Таубе выяснил, что передача в 1224 г. Всеволодом половины его владений в Герцике в лен рыцарю Конраду фон Мейендорф связана была с женитьбой этого рыцаря на дочери Всеволода. Овдовев, она вышла замуж за рыцаря Иоганна фон Бардевис, родоначальника фон Икскюлей. Таким образом, род Бардевис-Икскюль оказывается владетелем значительной части бывшего княжества, и "наследники", упоминаемые в одном акте 1239 года, это внуки Всеволода, дети его дочери. Аналогично ведут свой род фон Тизенгаузены (от Вячко), фон Унгерны (от Каупо и псковской княжны), фон Буксгевдены (от Владимира псковского). Латышские князья, перешедшие на сторону завоевателей-немцев, впоследствии онемечивались, через браки становились немцами.

Не все латышские князья смирились с поражением и отправились на службу к близким по языку литовским и прусским владетелям, где продолжали борьбу с западными агрессорами. Среди них был и князь Видвуш или Вейдевуд, ставший царем балтийской Пруссии. Российский историограф немецкого происхождения; основоположник российской исторической школы Герхард Фридрих Миллер(1705—1783), считал этого князя первым исторически-достоверным родоначальником дома Романовых . Из древних Новгородских летописей известно: «Из числа немецких выходцев, селившихся в Новгороде, следует назвать потомка латышского царя Видевута, сын которого или внук (здесь мы опять встречаемся с путаницей в хронологии, однако в древние и средние века под сыном или внуком часто понимали потомство вообще - В.К.), Андрей, по прозванию Кобыла, был, по преданию, родоначальником бояр Захарьиных и Романовых; прибытие потомка Видевута в Новгород относится к 1287 г. Некоторым подтверждением этого предания может служить древнее родовое имение Захарьиных-Обольяниновых, сельцо Захарьино. О сохранившейся в саду барского дома древней церкви, служащей усыпальницей Захарьиных…».

С присоединением к Российской империи, многие выходцы из прибалтийских земель смогли выслужить дворянство на государственной и военной службе по Табелю о рангах.

Я могу выделить ряд таких семей, получивших дворянство по службе: Вильсоны, Петерс(он), Андерс, вероятно Кольберг (Генрих Антонович, статский советник, горный инженер, предприниматель) и др. Из СПб. Дворянской родословной книги известен Яков Богданович Розенберг, род. ок. 1770. Из курляндских крестьян. Хранитель материалов Морской типографии, надв. сов.

Жена: Екатерина Ивановна.

1. Николай, род. ок. 1805

2. София, род. ок. 1807

3. Василий, род. ок. 1814

4. Иван, род. 1816

Доля иноземцев в Москве, городе по преимуществу русском, была заметно менее значительной, чем в Санкт-Петербурге. Однако и среди них определенную часть составляли латыши. В переписи (12 декабря) 1871 года в числе инородцев, проживавших в Москве, учтено 64 латыша, среди которых было 17 военных, 15 ремесленников, 8 дворян и 3 купца. Большинство их исповедовало лютеранскую веру, 13 — католическую и 3 человека — православную. Возможно, численность латышей в городе была большей, но поскольку критерием определения национального состава в переписях населения XIX века служил родной язык, а значительная часть латышей была немецкоязычной, трудно определить реальное число московского латышского населения в тот период. Такая же проблема стоит и в общеимперском характере, когда многие выслужившие дворянство латыши относили себя к немцам Остзейского края и носили онемеченные фамилии.

Идеи Андревса Недра стали реализовываться лишь после революции 1917 года. В ноябре 1918 г. остзейское дворянство учредило Балтийского герцогства под германским протекторатом во главе с великим герцогом Адольфом (I ) Фридрихом Мекленбург-Шверинским. Осенью 1918 года германский император после многомесячных колебаний признал независимость прибалтийского герцогства со столицей в Риге. В октябре 1918 рейхсканцлер Максимилиан Баденский отдал распоряжение о передаче управления Прибалтикой от военных в руки гражданского правительства. На время отсутствия герцога властные полномочия должен был осуществлять образованный в ноябре регентский совет, в состав которого вошли четыре немца, три эстонца и три латыша. Возглавлял совет барон Адольф Адольфович Пилар-фон-Пильхау. После начавшейся в Германии 9 ноября 1918 года Ноябрьской революции, Балтийское герцогство прекратило своё существование, а уже 18 ноября 1918 г. Народным советом во главе с Карлисом Ульманисом и Янисом Чаксте, представлявшим ряд латвийских партий и общественных организаций была провозглашена независимость Латвийской Республики.

Адольф I, герцог Балтийский (1918).

После 1920 года в Прибалтике шла антинемецкая компания, и большинство баронских семей эмигрировали в Германию. Фамилии Литвы (среди которых было немало, как старых латышских, так и литовских предков) - тяготели к Польше. Католическая шляхта Польши, Литвы, Белоруссии, Украины, как известно, стало одним целым.

Правда, известно, что в 1923 году ливы обратились в Кабинет министров с просьбой создать национальный округ. Но правительство Первой латвийской республики отказало им. Тогда ливский поэт Улдрикис Капбергс объявил себя вождём ливов — королём Улдрикисом I. Улдрикис Капбергс был радикальных взглядов, считал, что ливы не подчинены никакому государству и являются самостоятельным народом. Он решил не признавать ни правительства Латвии, ни законов Латвии, запретил сыну служить в армии, отказывался платить налоги. На данный момент, на мой взгляд, легитимно претендовать могут только герцоги Кетлеры , германская ветвь герцогов Курляндских и Земгальских.

кн.Сергей Дадиан-Жагат (Жагат-Дадиан)

Мой сей скромный труд по изучению и генеалогии латышской национальной аристократии с периода средневековья и до XX века, стране приютившей в период эмиграции (после 1917 года) моих родственников посвящаю …