Что троя вам одна ахейские мужи. Изучение поэзии Осипа Мандельштама. Урок I. Поэт и слово (продолжение). Образы и символы

«Бессонница. Гомер. Тугие паруса» Осип Мандельштам

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи, -
На головах царей божественная пена, -
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер - всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Анализ стихотворения Мандельштама «Бессонница. Гомер. Тугие паруса»

Творчество поэта Осипа Мандельштама весьма разнопланово и подразделяется на несколько периодов, которые существенно отличаются друг от друга по настроению и содержанию. Стихотворение «Бессонница. Гомер. Тугие паруса» относится к раннему этапу литературной деятельности автора. Оно было написано в 1915 году и вошло в первый поэтический сборник Осипа Мандельштама под названием «Камень». По одной из версий, в этот период автор увлекался античной литературой и перечитывал нетленные произведения древнегреческих авторов. Однако те, кто был близко знаком с поэтом, убеждены, что данное стихотворение навеяно поездкой в Коктебель к поэту Максимилиану Волошину, который показал Мандельштаму удивительную находку – обломок старинного корабля, который запросто мог бы принадлежать средневековой флотилии.

Так или иначе, летом 1915 года было создано нетипичное для поэта и имеющее глубокий философский подтекст стихотворение «Бессонница. Гомер. Тугие паруса». Безусловно, в нем можно найти отголоски гомеровской «Илиады», а точнее, ссылку на ее часть под названием «Сон Беотия, или перечень кораблей» . В ней древнегреческий поэт описывал флотилию, которая собиралась на войну с Троей, и подробный список насчитывал порядка 1200 судов. Поэтому неудивительно, что, терзаемый бессонницей, поэт «список кораблей прочел до середины». Рассуждая на тему Троянской войны, Осип Мандельштам проводит параллель между прошлым и настоящим, приходя к выводу, что у любых человеческих поступков есть логическое объяснение. И даже самые кровавые сражения, коварные и неумолимые в своей беспощадности, могут быть оправданы с точки зрения того, кто их инициирует. Одним из таких оправданий является любовь, которая, по мнению поэта, способна не только убивать, но и дарить надежду на возрождение. «И море, и Гомер – все движется любовью», - утверждает автор, понимая, что завоевателям вовсе не нужна была гордая Троя. Ими руководило желание заполучить самую очаровательную пленницу в мире – царицу Елену, которая и спровоцировала своей неземной красотой войну.

Понимая, что чувства и разум зачастую противоречат друг другу, Осип Мандельштам задается вопросом: «Кого же слушать мне?» . Ответ на него не в состоянии дать даже мудрый Гомер, который считает, что если любовь настолько сильна, что способно разжечь войну, то это чувство заслуживает глубокого уважения. Даже если, подчиняясь ему, приходится убивать и разрушать. С такой точкой зрения Осип Мандельштам не может согласиться, так как убежден, что любовь должна нести не разрушение, а созидание. Но и опровергнуть великого Гомера он не в состоянии, так как есть яркий пример ослепляющей любви, которая полностью уничтожила Трою.

Ответа на этот философский вопрос у автора нет, потому что чувства, испытываемые к женщине, могут заставлять одних совершить великий подвиг, а у других выявляют самые низменные качества, которыми они руководствуются при достижении своей цели. Поэтому любовь Осип Мандельштам сравнивает с черным морем, которое «витийствуя, шумит и с тяжким грохотом подходит к изголовью» , поглощая все сомнения и страхи. Противостоять его напору практически невозможно, поэтому каждому приходится выбирать, готов ли он пожертвовать ради высокого чувства своими принципами и идеалами. Или же, наоборот, именно любовь станет тем спасательным кругом, который поможет выбраться из пучины порока, ошибок и необдуманных поступков, взять на себя ответственность за каждое принимаемое решение и за каждое сказанное слово, произнесенное в порыве страсти или же умиротворения.

Стихотворение было написано в августе 1915 года в Коктебеле. Включено во второе издание первого сборника Мандельштама «Камень» 1916 г. (первое издание вышло в 1913 году).

В Коктебель Мандельштам приехал в самом конце июня 1915 года и провел в Доме поэта весь остаток лета. Одновременно там в это время жили сёстры Цветаевы, София Парнок, Алексей Толстой и его жена Наталия Крандиевская. Хозяин Дома Максимилиан Волошин в это время находился в Париже.

Тема, основная мысль и композиция

Формальная тема стихотворения – размышления лирического героя при чтении так называемого Списка, или Каталога, кораблей (νεῶν κατάλογος). Речь идет об «Илиаде» Гомера, Песни второй, стихах с 494 по 759: в них дан подробный отчет о каждом отряде греков-ахейцев, который на отдельном корабле направлялся на Троянскую войну. Эта формальная тема связана с формальным статусом 24-летнего Осипа Мандельштама: на момент написания стихотворения он является студентом романо-германского отделения историко-филологического факультета Петербургского университета (зачислен 10 сентября 1911 года и числится до 1917 года). Формально поэт курса не кончил и диплома не получил, т.е. высшего образования не имел.

Подробное текстуальное знакомство с «Илиадой» и тогда, как и теперь, являлось частью обязательной программы филологического факультета. А чтение Списка кораблей среди студентов-филологов искони считалось лучшим средством именно от бессонницы, с именования которой поэт и начинает свое стихотворение. Итак, есть неформальная проблема (лирический герой страдает бессонницей) и рецепт неформального применения Списка (в качестве снотворного). Однако и в этом смысле помощи от Списка никакой…

Каков же неформальный статус 24-летнего Осипа Мандельштама? В кругу знатоков, в качестве автора «Камня», он безусловно и непререкаемо признан Мастером. Сам Макс Волошин пригласил его пожить в Доме поэта – на этом поэтическом Олимпе Серебряного века! Нестыковка формального статуса лирического героя с неформальным, формального и неформального отношения к античной культуре, вообще к культурному наследию – вот подлинная тема этого стихотворения. Прозвучав ещё в первом издании «Камня» («… И плывет дельфином молодым По седым пучинам мировым»), она теперь, начиная со второго издания, находит новое подтверждение в этом летнем стихотворении 1915 года, мощное и неопровержимое, как шум черноморского прибоя.

Казалось бы, основная мысль этого стихотворения («И море, и Гомер – всё движется любовью») далеко не нова. Уже в первом веке нашей эры апостол Павел полагал, что всё сказанное в мировой литературе по данной теме он подытожил в своем знаменитом пассаже о любви (Первое послание к коринфянам, глава 13, стихи 1 – 13). Новизну же этой мысли (и стихотворения в целом) определяет путь исканий лирического героя, отраженный композицией данной лирической медитации, слагаемой тремя катренами.

Первый катрен – экспозиция и завязка лирического сюжета: лирический герой, мучимый бессонницей, пытается войти в мерный ритм Гомерова повествования. Однако «длинный выводок» ахейских кораблей в воображении современного читателя превращается в «поезд журавлиный», волнующий как эпическим размахом, так и неопределённостью цели: журавли летят на юг, спасаясь от холодов – от чего спасаются или куда стремятся Гомеровы ахейцы?

Поиску ответа на этот вопрос посвящен второй катрен (развитие лирического сюжета). Ответ дан своеобразно – в виде двух риторических вопросов. Вклиниваясь «в чужие рубежи» («как журавлиный клин»), ахейцы повинуются приказу своих царей, чье слово непререкаемо (ведь на головах у них божественная пена, они «миропомазаны»). Цель же самих царей нам известна, их выбор Трои (если верить Гомеру) определен не столько стратегическим местом этого важного порта Эгейского моря (у самого входа в Мраморное), сколько ревностью спартанского царя Менелая (именно у него троянец Парис похитил его законную жену Елену Прекраснейшую) и обидой, нанесенной Элладе.

Третий катрен – неожиданная кульминация и развязка – начинается с неформального, языческого понимания любви: мы как бы не ждали его от лирического героя, формально принадлежащего к иудеохристианской культуре. Оказывается, и Гомер, и морская стихия уступают и покоряются стихии более мощной – стихийной силе плотской любви. Есть от чего испытать культурный шок: «Кого же слушать мне?» Что до Гомера – он не претендует на то, чтоб его слушали (в авторитарном смысле слова). Гомера мы слышали и услышали – но он лишь передал нам (даже самим своим гекзаметром) голос прилива и отлива морской волны, которая, напротив, обладает уверенностью оратора-витии. И тут, в предпоследней строке стихотворения Мандельштама, нельзя не слышать и не услышать переклички со стихотворением вроде бы неблизкого ему Некрасова («В столицах шум, гремят витии…»), и не только с первой строкой этого стихотворения, но и в целом с создаваемым им единым образом (бесконечная стихия поля у Некрасова – стихия моря у Мандельштама).

Литературное направление и жанр

Само название сборника «Камень» считается анаграммой слова «акмэ», от которого произведено название литературного направления акмеизма, Мандельштам – один из общепризнанных его «столпов», автор не только одного из формальных прозаических его манифестов, но и неформальных – поэтических, одним из которых и является данное стихотворение.

Выбор жанра – лирической элегии-медитации по поводу непреодолимости морской стихии – отсылает к античному корню европейской лирики – элегиям Архилоха.

Тропы и образы

В этом, как и во многих (особенно ранних) стихотворениях Мандельштама, эпитет – царь и бог лирического сюжета, именно эпитеты передают и логику действия в Гомерову эпоху, и способ ее познания лирическим героем.

Тугие паруса сразу, с первого стиха, наполняют всё стихотворение ветром и штормом. Длинный выводок, поезд журавлиный – метафорические эпитеты создают сравнение ахейских кораблей с журавлиной стаей. Тут же, буквально через строку, навязчивое повторение эпитета – журавлиный клин в чужие рубежи: это вклинивается в пределы троянцев нечеловеческая, неумолимая, стихийная сила – видимо, с таким же тяжким грохотом, как море – к бессильной в своей мысли голове (изголовью) лирического героя.

Море при этом – черное (с маленькой буквы, т.к. речь идет не об описании крымского берега Черного моря, а о вечности), а один из главных атрибутов морской стихии, пена, становится божественным атрибутом древних царей, предающихся стихиям войны и моря, любви и ревности, обиды и мести – вольно и бездумно, внерефлекторно, ибо не имеют «культуры» как опыта рефлексии (не родились еще ни Гомер, ни Архилох).

Размер и рифмовка

Стихотворение написано шестистопным ямбом с пиррихиями. Мандельштам не подражает гекзаметру (в русском стихосложении шестистопный дактиль), подчёркивая слияние гомеровских образов с собственной культурой. Рифмовка кольцевая, женская рифма чередуется с мужской.

Конспект урока литературы по теме «Осип Эмильевич Мандельштам. Жизнь, творчество. Анализ стихотворения «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…»

Он явился как чудо.

Чтобы быть поэтом, размер, рифма, образ, даже если владеть ими в совершенстве, недостаточны, нужно другое, неисчислимо большее: свой, неповторимый, голос, своё, незыблемое, мироощущение, своя, никем не разделённая судьба.

Н. Струве

Цель урока: познакомиться с жизнью и творчеством поэта; развивать у учащихся способность понимания художественного текста, учить работе с текстом, используя исследовательский метод.

Оборудование: ноутбук, мультимедийная презентация, раздаточный материал (стихотворение поэта), экран.

Тип урока: изучение нового материала.

Комментарии:

Учащиеся готовят сообщение на темы:

1. «Факты» биографии (1891-1938);

2. История создания стихотворения «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…».

Ход урока:

1. Организационный момент.

2. Сообщение темы и цели урока.

3. Изучение нового материала.

Как вы понимаете слова А. Ахматовой?

О. Мандельштам - уникальная личность с неповторимой судьбой и поэтическим даром. Его можно сравнить с чудом.

Учащийся делает сообщения «Факты биографии поэта».

Запись в тетрадях.

Осип Мандельштам - один из самых загадочных русских поэтов, чей вклад в литературу 20 века неоценим. Его раннее творчество относится к Серебряному веку.


Итак, жизнь Мандельштама, как и его произведения, интересна, загадочна и противоречива одновременна. Этот поэт был из тех людей, которые не могут быть равнодушными ко всему тому, что происходит вокруг. Мандельштам глубоко чувствует, в чём истинные ценности и где правда... Творческая судьба поэта - это поиск слова, которое бы в полной мере выражало внутреннее состояние поэта. Одним из лучших произведений Мандельштама является его стихотворение «Бессонница. Гомер Тугие паруса…», которое было написано в 1916 году в Крыму (чтение стихотворения подготовленным учеником).

Беседа с учащимися:

Чем привлекло это стихотворение, какие чувства вызвало?

Какие образы создаёт?

Какие строчки отражают главную мысль?

(стихотворение привлекает спокойствием, таинственностью, величием. Автор создал образы ахейцев из «Илиады» Гомера, кораблей, моря, лирического героя. Главная мысль в строчке: всё это движется любовью).

Сообщение подготовленного ученика об известных фактах, связанных с историей создания стихотворения.

По одной из версий, на это стихотворение Мандельштама вдохновил найденный Максимилианом Волошиным, у которого он гостил в Коктебеле, обломок древнего корабля. Однако тематика античности в целом характерна для ранних стихов Мандельштама. Увлечение поэта древним миром - это его стремление к эталону красоты и к основе, породившей эту красоту.

Тема моря, как и тема античности в стихотворении не случайна, и вызвана не только местом рождения стихотворения: Мандельштам первый раз оказался в Коктебеле именно в июне 1915 года.

Многие критики отмечали, что Мандельштам предпочитал всем стихиям воду. При этом его предпочтение - не стремительные потоки, падающие с небес или мчащиеся по горам; его привлекает спокойное и вечное движение: равнинные реки, озёра, но чаще – самая грандиозная форма – океан, величественно катящий огромные валы. Тема моря неразрывно связана с темой античности: и то, и другое величественно, грандиозно, спокойно, таинственно. Известен факт, что Мандельштам в этот период жизни был влюблён в Марину Цветаеву, но она не отвечала ему .

Что же происходит с лирическим героем?

Как в стихотворении передано ощущение ?

(Лирического героя мучает бессонница. На берегу Чёрного моря он читает Гомера, размышляя о том, что и ахейцев, и Гомера вдохновляла любовь).

Мифологической основой Троянской войны стала месть Менелая за похищение у него жены прекрасной Елены. Елена, дочь Зевса и богини возмездия Немизида. Прекраснейшая из женщин, она вызывает зависть Афродиты, богини Красоты.

Сам слух о красоте Елены способен вызвать распри: все эллинские вожди и герои сватаются к ней. Елена принесёт боль и бесчестье своему мужу Менелаю, смерть Парису, с которым она сбежит, не в силах противиться страсти, внушённой Афродитой. Город, приютивший беглянку – Троя, - будет разрушен до основания, большинство женихов Елены, отправившиеся к стенам Трои, погибнут.


Ахейское войско, готовое побить царицу камнями, остановятся перед её красотой, и её с почётом возвратят домой, в Спарту. Елена - значит факел, светоч. Это имя - средоточие всех линий стихотворения.

Итак, перед нами оживают картины былых времён. Лирический герой воссоздаёт в своём воображении древние корабли, которые отправились завоёвывать Трою. Где это сказано в стихотворении?

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочёл до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

Что над Элладою когда - то поднялся.

Складывается впечатление, что лирический герой перечитывает строки из «Илиады», где список кораблей становится символом силы и мощи эллинов.

Что же стало причиной похода их войск против Трои?

(Похищена была прекрасная Елена).

Как журавлиный клин в чужие рубежи –

На головах царей божественная пена –

Куда плывёте вы?

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

Картины, возникшие в воображении лирического героя, увлекают его и наводят на размышления.

Что же является смыслом жизни?

(в итоге он приходит к выводу, что всё в жизни подчинено любви).

И море, и Гомер - всё движется любовью.

Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,

И море Чёрное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Итак, что способно пробуждать в человеке самое лучшее? (только любовь заставляет совершать порой неожиданные, но самые верные действия и поступки).

(корабли он называет «длинным выводком, поездом журавлиным и ещё ярче какое сравнение «журавлиный клин», но оно имеет под собой и реальную основу. Корабли в те далёкие времена, когда выходили в военные походы, действительно выстраивались клином).

Обратим внимание на эпитет «тугие паруса».

На что он указывает?

(Он указывает на то, что корабли готовы к выходу в море).

Обычно движение в поэзии передаётся с помощью быстрой сменой глаголов, энергичных слов, у Мандельштама мало глаголов, большинство предложений назывных, неполных, что создаёт ощущение замедленности, длительности. Итак, перед нами корабли, если так можно сказать, в неподвижном движении, поэт создал образ застывшего времени - прошедшего, вечно остающегося настоящим.

Кого напоминает поэт ещё?

(Царей, на головах которых «божественная пена»).

О чём это говорит?

(Об их величии и силе).

Кому здесь уподоблены цари?

(Греческим богам. Складывается ощущение, что боги Олимпа одобряют этот поход в «чужие рубежи» за Еленой).

Какой образ вводит Мандельштам в этом стихотворении?

(Образ Чёрного моря, которое «витийствуя, шумит», этот образ придаёт стихотворению яркость и ощущение реальности происходящего.

Обратим внимание на лексику.

Какой больше всего в этом стихотворении?

(Существительных: паруса, корабли, пена, голова, море и есть отвлечённые понятия – бессонница, любовь)

(Они необходимы для понимания идеи и темы стихотворения).

В стихотворении есть также и риторические вопросы. Они говорят об особом состоянии лирического героя. Он находится в каком состоянии? (Состоянии задумчивости, размышления, философствует).

«Илиада» Гомера становится для лирического героя чем - то загадочным, непостижимым и прекрасным одновременно.

О чём размышляет герой? (записи в тетрадях).

Об истине, о прекрасном, о смысле жизни, о законах Вселенной. А главное - любовь - вот что пробуждает человечество к действиям, в этом и проявляется преемственность поколений.

Итак, подводя итог урока, хочется сказать: «И море, и Гомер – всё движется любовью, нужно ещё отдаться этому движению, подчиниться всеобщему закону, как подчинились року ахейцы, отправляясь к стенам Трои. Вот откуда бессонница лирического героя. Жить полной жизнью, стремиться к красоте, любить - очень нелегко, на это требуется мужество и душевные силы».

Беседа по итогам анализа стихотворения «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…».

Учащиеся фиксируют в тетрадях особенности поэзии О. Мандельштама

Какие особенности ранней поэзии О. Мандельштама удалось выявить с помощью анализа стихотворения «Бессонница…»?

(Понимание искусства как связующей нити между поколениями, понимание жизни как движения к любви, требующего мужества и душевных сил.)

Итоги урока

Рефлексия

Что мы сегодня делали на уроке?

Достигли ли мы поставленной цели?

Как вы оцениваете свою работу?

Заключительное слово учителя

На уроке мы пытались понять стихи одного из самых загадочных и самых значительных русских поэтов 20 века – О. Мандельштама, осознать особенности его творчества раннего периода, общечеловеческое значение поэзии; развивали умения и навыки анализа художественного текста.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи,-
На головах царей божественная пена,-
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер — все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Еще стихотворения:

  1. Мучит бессонница хлеще похмелья, не помогает настойка-трава… Это, наверно, болезнь в самом деле, и медсестрица, наверно, права. Так ведь нельзя, надо спать — мудренее утро любой полуночной беды! Завтра проснемся...
  2. Есть в мире музыка безветренных высот, Есть лютня вещая над сумраком унывным. Тот опален судьбой, кого настиг черед, Когда она гудит и ропщет в вихре дивном. Не ветхим воздухом тревожима...
  3. Сказками я с дочкой провожаю Каждый день вечернюю зарю: Коням в стойлах гривы заплетаю, Перстни красным девушкам дарю. И от перьев пойманной жар-птицы Обгорают пальцы у меня, А звезда во...
  4. Не верили, Отмахивались: Миф! Но по дворцам, По стенам, взятым с бою, Давно доказано, Что был правдив Старик Гомер, Воспевший гибель Трои. Над нею, павшей, Вечность протекла, Землей укрыла Рухнувшие...
  5. Сидели старцы Илиона В кругу у городских ворот; Уж длится града оборона Десятый год, тяжелый год! Они спасенья уж не ждали, И только павших поминали, И ту, которая была Виною...
  6. От обид не пишется, От забот не спится. Где-то лист колышется — Пролетела птица. Из раскрытых окон Полночь льется в комнату. С неба белый кокон Тянет нити к омуту. Искупаюсь...
  7. В часы отрадной тишины Не знают сна печальны очи; И призрак милой старины Теснится в грудь со мраком ночи; И живы в памяти моей Веселье, слезы юных дней, Вся прелесть,...
  8. Мебель трескается по ночам. Где-то каплет из водопровода. От вседневного груза плечам В эту пору дается свобода, В эту пору даются вещам Бессловесные душы людские, И слепые, немые, глухие Разбредаются...
  9. Что мечты мои волнует На привычном ложе сна? На лицо и грудь мне дует Свежим воздухом весна, Тихо очи мне целует Полуночная луна. Ты ль, приют восторгам нежным, Радость юности...
  10. Счастлив, кто в страсти сам себе Без ужаса признаться смеет; Кого в неведомой судьбе Надежда робкая лелеет: Кого луны туманный луч Ведет в полночи сладострастной; Кому тихонько верный ключ Отворит...

« Бессонница. Гомер. Тугие паруса... »
Материалы к комментарию

Материалы обсуждались , в исправленном виде публиковались . Настоящая их редакция – расширенная и, хочется думать, не последняя.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи –
На головах царей божественная пена –
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер – все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

1915

Ниже не приводятся указания на переклички с другими сочинениями Мандельштама: такие сведения полезны, если способны прояснить содержание комментируемого текста, и избыточны, если в нем нет темнот. Ответов на вопросы «а мог ли автор это читать» и «отдавал ли автор себе отчет...» комментатор не искал, полагая, что комментарий есть свидетельство не об авторе, а о языке. Приводимые ниже указания на переклички текста Мандельштама с сочинениями других авторов призваны помочь читателям оценить ресурсы поэтического языка и его способность к саморефлексии.

Комментатор считает своим приятным долгом выразить признательность В. Беспрозванному, М. Бобрик, В. Брайнину-Пассеку, А. Жолковскому, О. Лекманову, Н. Мазур, Н. Охотину, О. Проскурину, В. Рубцову, Е. Сошкину и М. Федоровой за помощь в работе.

Бессонница – Наряду с произведениями таких авторов, как Сапфо и Ду Фу, Петрарка и Шекспир, Гейне и Малларме, комментируемый текст включают в антологии литературы о бессоннице (см.: Acquainted with the Night : Insomnia Poems . N . Y ., 1999; Schlaflos : Das Buch der hellen N ä chte . Lengwil , 2002 ), однако составить по нему представление о русской традиции в освоении этой темы затруднительно. В нем отсутствуют, например, обязательные для большинства русских «стихов, сочиненных во время бессонницы» мотивы тревоги: «Что тревожишь ты меня?» (Пушкин), «Меня тревожит непощадно» (Языков), «Вежды сомкну лишь – и сердце встревожено» (Бенедиктов), «И вовсе я не мог сомкнуть / Встревоженные очи» (Огарев), «Опять в моей душе тревоги и мечты» (Апухтин), «Пред ними сердце вновь в тревоге и в огне» (Фет), «И тревожной бессонницы прочь / Не прогонишь в прозрачную ночь» (Блок) и/или томления: «Часы томительного бденья» (Пушкин), «Томительная ночи повесть!» (Тютчев), «Как утомительны и сонны / Часы бессонницы моей!» (Языков), «В час томительного бденья» и «Отчего в часы томленья» (Ап. Григорьев), «И только ты в тиши томишься одиноко» и «Тайна, вечная, грозная тайна томит / Утомленный работою ум» (Надсон), «А сердце грешное томит меня своим / Неправосудьем нестерпимым» (Фет), «Томя и нежа ожиданьем» (Анненский). Текст Мандельштама ближе к сочинениям, описывающим погружение в сон – под влиянием морской качки, шума прибоя, утомления от чтения или подсчета воображаемых одинаковых объектов; только у Мандельштама используется не одно, а все названные снотворные средства.

Бессонница. Гомер – Свобода от внешнего зрения, обретаемая благодаря сну или слепоте, есть условие сверхвидения: «Я сладко усыплен моим воображеньем, / И пробуждается поэзия во мне» (Пушкин), « O, окружи себя мраком, поэт, окружися молчаньем, / Будь одинок и слеп , как Гомер , и глух, как Бетховен, / Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье» (А. К. Толстой).

Бессонница. Гомер. Тугие паруса – Номинативный строй зачина (ср. в других ноктюрнах: «Шепот, робкое дыханье...», «Ночь, улица, фонарь, аптека...»; см.: Nilsson N . A . Osip Mandel ’š tam . Stockholm , 1974. P . 36 ) придает ему видимость законченной конструкции, что повышает его пригодность как материала для цитирования – благоговейного: «И нет иных примет, дарованных от века, / лишь стоит повторить, припомнить голоса: / Ночь, улица, фонарь, аптека... / Бессонница. Гомер. Тугие паруса» (Ковалев) или травестийного: «Бессонница. Гарем. Тугие телеса» (Гандельсман).

Бессонница. Гомер. Тугие паруса... список кораблей – Гомер служит не только образцом благодатной свободы от внешнего зрения, но и средством погружения в транс: занимающее около трети объема 2-й песни «Илиады» повествование об ахейских военачальниках, приведших свои корабли под Трою, имеет репутацию утомительного лектюра: «Этот свод легенд о дружинниках Агамемнона, иногда просто их перечень, кажется нам теперь довольно скучным» (Анненский; см.: Nilsson . Op . cit ., 37–38 ). В переводе Гнедича 2-я песнь «Илиады» озаглавлена «Сон. Беотия, или Перечень кораблей» – в ней Зевс велит богу сна: «Мчися, обманчивый Сон, к кораблям быстролетным ахеян» .

прочел до середины – Впоследствии здесь расслышат голос Данте: «„Бессонница, Гомер, тугие паруса...“ / Он список кораблей прожил до середины» (Строчков ) и «Земную жизнь, как список кораблей, / я прочитал едва до середины» (Кудинов).

Бессонница... журавлиный – Ср. впоследствии: «Когда бессонница, птицы – испытанная компания», «было птиц до потери счета» (Сошкин).

кораблей... как журавлиный – В «Илиаде» воины уподоблены птицам, в том числе летящим журавлям (см.: Terras V . Classical Motives in the Poetry of Osip Mandel ’š tam // Slavic and East European Journal . 1965. Vol . 10, no . 3. P . 258 ). Параллелизм кораблей и птиц, в развернутом виде отсутствующий в «Илиаде», не редкость у русских авторов: «Но вот в тумане там, как стая лебедей, / Белеют корабли , несомые волнами» (Батюшков), «Там корабли ахейцев смелых, / Как строи лебедей веселых, / Летят на гибель, как на пир» (Глинка), «Кораблей крылатых стадо» (Шевырев), «Чу, пушки грянули! крылатых кораблей / Покрылась облаком станица боевая, / Корабль вбежал в Неву – и вот среди зыбей, / Качаясь, плавает, как лебедь молодая» и «Плывет корабль, как лебедь громовержец...» (Пушкин), «Корабль <…> прострет крылатый ход» (Кюхельбекер), «Когда станица кораблей , / Шумя обширными крылами , / Ряды бушующих валов / Высокой грудью раздвигает / И в край родимый прилетает» (Языков), «Флот приближался, как станица лебедей» (Бестужев-Марлинский), «Только, вдали, океана жилица, / Чайке подобно, вод его птица, / Парус развив, как большое крыло, / С бурной стихией в томительном споре, / Лодка рыбачья качается в море» (Боратынский), «Лети ж, корабль крылатый мой» (А. К. Толстой), «Как на распущенных крылах , / Летел корабль» (А. Майков), «Крылатые белеют корабли» (Мережковский), «Мелькал корабль , с зарею уплывавший <…> как лебедь белый, крылья распластавший» (Белый), «О пристани / Крылатых кораблей» (Волошин). И наоборот, полет может представать плаваньем: «Веселый жаворонок вьется / И тонет в зыбях голубых, / По ветру песни рассыпая! / Когда парит орел над высью скал крутых, / Широкие ветрила расстилая, / И через степь, чрез бездны вод / Станица журавлей на родину плывет» (Веневитинов; в оригинале, у Гете, мотив плаванья отсутствует). Если воинство подобно птицам, то верно и обратное: «А выше – строем / Иль острым клином, / Подобно войску, / Через все небо / Перелетает / Полк журавлей» (А. Майков). Милитаризация воздуха повысит спрос на эту метафорику : «Над ними, в облаках, смотри, вблизи, вдали, / Стальные реют журавли , – / То наши чудо-самолеты!» (Бедный), «И, построенные к бою, / Пролетают над тобою / В синем небе журавли . / Ты скомандовал: – Летите! – / И уже они вдали» (Барто), «Кто взовьётся и собьёт / Этот чёрный самолёт? <…> И взлетели над полями / Журавли за журавлями, / И в атаку понеслись: / „Ну, проклятый, берегись!“» (Чуковский). В популярной песне павшие воины перевоплощаются в летящих журавлей, и «в том строю есть промежуток малый – / Быть может, это место для меня!» (Гамзатов, пер. Гребнева) – мотив, который в центонную эпоху соединится с кораблями Мандельштама: «в списке кораблей / есть место для меня» (Стариковский).

Бессонница … кораблей... как журавлиный – Подобие в рисунке движения и форме корпуса, а также сходство (фонетическое и морфологическое) самих слов «корабли» и «журавли» сделало их членами фольклорного («Потоп кораблям, песок журавлям» ) и квазифольклорного параллелизма – от «У нее корабли в море, у него – журавли в небе» (Бестужев-Марлинский) до «Журавль по небу летит, корабль по морю идет» (Ким). У Мандельштама этот параллелизм, усиленный фигурой сравнения, мотивирует смешение двух снотворных практик – чтения скучного текста и подсчета животных одного вида. Ср. впоследствии: «Корабль, журавль, сон» (Львовский).

поезд журавлиный – Возможно, перевод выражения « Kranichzug» (« ZugderKraniche»), встречающегося, например, у Шиллера (« Wasist’ smitdiesemKranichzug ?») и в сцене с Еленой Прекрасной в «Фаусте» («... gleichderKraniche / Laut- heiserklingendemZug»; ср.: Nilsson . Op . cit ., 39 ).

журавлиный... в чужие рубежи – Ср.: «В степи кричали журавли , / И сила думы уносила / За рубежи родной земли» (Фет). У русских и советских авторов образ улетающих журавлей нередко сопутствует размышлениям об отчизне и чужбине: «Их гостем посетит минутным / Журавль , пустынник кочевой. / О, где тогда, осиротелый, / Где буду я! К каким странам, / В какие чуждые пределы / Мчать будет гордо парус смелый / Мой челн по скачущим волнам!» (Давыдов), «Я кричу кораблям, / Я кричу журавлям. / – Нет, спасибо! – я громко кричу. – / Вы плывите себе! / И летите себе! / Только я никуда не хочу <…> Я отсюда / Совсем / Никуда / Не хочу! / Я останусь в Советской Стране!» (Хармс), «Летят перелетные птицы / В осенней дали голубой, / Летят они в жаркие страны, / А я остаюся с тобой. / А я остаюся с тобою, / Родная навеки страна! / Не нужен мне берег турецкий, / И Африка мне не нужна» (Исаковский). Крик журавлей – атрибут России: «Чу! тянут в небе журавли , / И крик их, словно перекличка / Хранящих сон родной земли / Господних часовых» (Некрасов), «О родине – крик журавлей» (Т. Бек); заслышав его на чужбине, вспоминают о родине: «Вот уж близко летят и все громче рыдая, / Словно скорбную весть мне они принесли... / Из какого же вы неприветного края / Прилетели сюда на ночлег, журавли?.. / Я ту знаю страну, где уж солнце без силы, / Где уж савана ждет, холодея, земля / И где в голых лесах воет ветер унылый, – / То родимый мой край, то отчизна моя» (А. Жемчужников). Поскольку движение журавлей «в чужие рубежи» есть движение на юг, а ахейские корабли направляются в другую сторону и все же уподоблены журавлям, комментируемый текст приобретает сходство с популярным в эпоху модерна разыгрыванием античного сюжета в среднерусских декорациях.

На головах царей божественная пена – «Фраза <...> вызывает продуктивные античные ассоциации – цари родового общества, их надменность, распри, рождение Афродиты из пены, языческое многобожие, близость богов к людям» (Полякова С. Осип Мандельштам. Ann Arbor , 1992. C . 28 ). Cр. также: «Мы – всплески рдяной пены / Над бледностью морей. / Покинь земные плены, / Воссядь среди царей!» (Вяч. Иванов; см.: Лекманов О. Заметки к теме «Мандельштам и Вячеслав Иванов» // «Свое» и «чужое» слово в художественном тексте. Тверь, 1999. С. 199 ).

Куда плывете вы? – Ср.: «Громада двинулась и рассекает волны. / Плывет. Куда ж нам плыть ?», здесь же флот уподоблен птицам: «И стая тонет кораблей», а творческое состояние – сну (Пушкин); «Все зыбь – как на море. Я, точно наяву, / Куда-то вдаль на корабле плыву <…> Куда плыву ?» (Огарев).

журавлиный клин... Куда плывете вы? – Ср.: «Куда несетесь вы, крылатые станицы?» (А. Одоевский).

Куда плывете вы? Когда бы не Елена – Сходство с лермонтовским «Во прахе и крови скользят его колена» (ср. перекличку окончаний стихов и полустиший: «...вы – Елена» / «...крови – колена») проступит в центоне: «Куда плывете вы, когда бы не Елена? / Куда ни загляни – везде ее подол, / Во прахе и крови скользят ее колена» (Еременко).

длинный... Как журавлиный клин... Елена – У Данте тени осужденных за распутство, в том числе Елены, Ахилла и Париса, движутся «как журавли <…> длинной вереницей» (« comeigru <…> lungariga»; ср.: Nilsson . Op . cit ., 39 ). Лозинский, переводя это место, вспомнит Мандельштама: «Как журавлиный клин летит на юг».

Когда бы не Елена, Что Троя вам одна, ахейские мужи? – Ср.: «Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы / Брань за такую жену и беды столь долгие терпят» («Илиада», пер. Гнедича; см.: Terras . Op . cit ., 258 ).

Гомер... журавлиный... море – Ср.: «Грустят валы ямбических морей, / И журавлей кочующие стаи, / И пальма, о которой Одиссей / Рассказывал смущенной Навзикае» (Гумилев).

пена... Елена... море – Ср.: «И вот рождается Елена <…> Белее, чем морская пена » (Мережковский).

кораблей... пена... Елена... море – Ср.: «Ты бледна и прекрасна, как пена <…> Ты и смерть, ты и жизнь кораблей. / О Елена, Елена, Елена , / Ты красивая пена морей» (Бальмонт; см.: Markov V . Kommentar zu den Dichtungen von K . D . Bal ’ mont . K ö ln , 1988. S . 195 ).

И море, и Гомер – Русские авторы вослед Байрону (« By the deep sea , and music in its roar »; пер. Батюшкова: «И есть гармония в сем говоре валов») объявляют искусство соприродным морской стихии: «Мне в чудные гармоний переливы / Слагался рев катящихся зыбей» (А. Майков), «Певучесть есть в морских волнах, / Гармония в стихийных спорах» (Тютчев); отсюда уподобления стихов волнам с имитацией ритма прибоя – от «Что в море купаться, то Данта читать: / Стихи его тверды и полны, / Как моря упругие волны!» (Шевырев) до «Я родился и вырос в балтийских болотах, подле / серых цинковых волн, всегда набегавших по две, / и отсюда – все рифмы» (Бродский). У Мандельштама эта декларация сведена к уравнению, доказательную силу которого обеспечивает звуковое сходство его членов: «море» и «Гомер». Эта «почти анаграмма» (Nilsson . Op . cit ., 41 ), навеянная, возможно, фразой Пушкина «Каково море Жуковского – и каков его Гомер» (см.: Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама. СПб., 2002. C . 25 ), будет развернута в гексаметрический палиндром «Море могуче – в тон ему шумен отвечу Гомером» (Авалиани). Каламбурным способом доказательства тезиса о соприродности поэзии морю воспользуется Пастернак и тоже на пушкинском материале: «„К морю“ было: море + любовь к нему Пушкина <…> поэт + море, две стихии, о которых так незабвенно – Борис Пастернак: „Стихия свободной стихии / С свободной стихией стиха“… » (Цветаева; ср.: «Прощай, свободная стихия!» и «...стихи свободно потекут»). Ассоциация «Пушкин – море – поэзия» (отразившаяся и в призыве «бросить» его «с Парохода современности») восходит самое позднее к Мережковскому, утверждавшему, что поэт и герой «рождаются из одной стихии. Символ этой стихии в природе для Пушкина – море. Море подобно душе поэта и героя» («Пушкин»); здесь же и вскоре у Розанова («О Пушкинской Академии») Пушкин сближен с Гомером.

Как журавлиный клин... все движется – Ср. впоследствии: «как журавлиный клин, когда он берет / курс на юг. Как все движущееся вперед» (Бродский).

все движется любовью – Идея, восходящая, в частности, к Данте (см.: Nilsson . Op . cit ., 42 ); в сходном словесном оформлении ср.: «Только любовью держится и движется жизнь» (Тургенев).

И море... любовью – Скрытая перекличка «и море – amore» (ср.: Lachmann R . Ged ä chtnis und Literatur . Frankfurt am Main , 1990. S . 400 )?

божественная пена... И море, и Гомер... любовью... слушать – Ср.: «Какое очарование <…> в этом подслушивании рождающейся из пены морской Анадиомены, ибо она есть символ Гомеровой поэзии» (Жуковский о своей работе над переводом «Одиссеи»). Ср. также «Море» Вяземского, где морская стихия предстает колыбелью «очаровательницы мира» и вечным источником поэзии.

Гомер молчит – Так вожатый Вергилий оставляет Данте.

прочел до середины ... Гомер молчит – Ср.: «За Библией, зевая, сплю» (Державин), «А над Вергилием зевал» (Пушкин), «Зорю бьют... из рук моих / Ветхий Данте выпадает, / На устах начатый стих / Недочитанный затих» (Пушкин), «Я закрыл Илиаду и сел у окна» (Гумилев) .

Бессонница. Гомер... Гомер молчит – Ср.: « QuandoquebonusdormitatHomerus» (Гораций).

список кораблей прочел до середины... море черное – «Черный понт» упомянут в «Илиаде» (пер. Гнедича ; см .: Taranovsky K. Essays on Mandel’štam. Cambridge MA; London, 1976. P. 147 ) примерно в середине «списка кораблей» (см.: Лифшиц Г. Многозначное слово в поэтической речи. М., 2002. С. 169 ).

молчит, И море черное... шумит – Ср.: «Все молчит / Лишь море Черное шумит» (Пушкин; см.: Taranovsky . Op . cit ., 147 ; ср.: Lachmann . Op . cit ., 401 ) и «А море Черное шумит не умолкая» (Лермонтов; см.: Taranovsky . Op . cit ., 147 ).

море... витийствуя – Представление о «говоре моря» как гимне творцу мироздания (murmurmaris, частый в латинской поэзии оборот; в качестве образцового предложен Цицероном) было усвоено новой европейской литературой: Шатобриан, Ламартин, Байрон, Гюго, Батюшков, Вяземский, Боратынский, Пушкин и др. (см.: [Мазур Н. Подтекст versus топос ] // Новое литературное обозрение. 2004. № 66. С. 128–129 ).

витийствуя, шумит – Ср.: «О чем шумите вы, народные витии?» (Пушкин).

И с тяжким грохотом – Ср.: «И с тяжким грохотом упал» (Пушкин).

Бессонница... пена... море... шумит... грохотом – Cр.: «Мне слышался грохот пучины морской, / И в тихую область видений и снов / Врывалася пена ревущих валов» (Тютчев).

море... любовью... к изголовью Ср. впоследствии: « И за тенью моей он последует – как? с любовью? / Нет! скорей повлечет его склонность воды к движенью. / Но вернется к тебе, как великий прибой к изголовью, / как вожатого Дант, уступая уничтоженью» (Бродский).

Бессонница... любовью... к изголовью – Ср.: «Святые радости подругами слетели – / Их рой сном утренним кругом тебя играл; / И ангел прелести , твоя родня, с любовью / Незримо к твоему приникнул изголовью » (Жуковский), «Хранитель Гений мой – любовью / В утеху дан разлуке он: / Засну ль? приникнет к изголовью / И усладит печальный сон» (Батюшков), «Заснут, – с молитвою, с любовью / Мой призрак в их счастливом сне / Слетит к родному изголовью» (Кюхельбекер), «Я плачу, как дитя, приникнув к изголовью, / Мечусь по ложу сна, терзаемый любовью» (Давыдов), «И перед утром сон желанный / Глаза усталые смежил <…> К ее склонился изголовью ; / И взор его с такой любовью , / Так грустно на нее смотрел» (Лермонтов), «Потом эти звуки, с участьем, с любовью , / Красавица шепчет, склонясь к изголовью... / Уснула... » (Бенедиктов), «Я жду, чтобы настал скорее час ночной. / Пробил ли он? Приникнув к изголовью / Измученной, больною головой, / Мечтаю о былом с восторгом и любовью » (Ростопчина), «Какие-то носятся звуки / И льнут к моему изголовью. / Полны они томной разлуки, / Дрожат небывалой любовью» (Фет), «В постели я плакал, припав к изголовью ; / И было прощением сердце полно, / Но все ж не людей, – бесконечной любовью / Я Бога любил и себя, как одно» (Мережковский).

Бессонница... море... любовью... к изголовью – Ср.: «Вот засыпает царевич в тревоге и горе, / Сон его сладко баюкает темное море... / Снится царевичу: тихо к его изголовью / Ангел склонился и шепчет с любовью» (Апухтин).

1915 – Параллелизм троянской и первой мировой войны (см.: Dutli R . Meine Zeit , mein Tier : Osip Mandelstam . Z ü rich , 2003. S . 128 ) вносит уточнение в понимание любви как источника всеобщего движения: этот источник – вечный.